– Зачем это вам нужно?
Он обернулся, хмуро посмотрел и ответил после паузы:
– Чтобы менять шаг винта.
– Ладно, обойдемся.
– Это дает добавочную скорость.
– Я знаю, но нам лететь, самое большее, полтора часа, разница небольшая.
– Это особенный полет.
– Да, я знаю. Особенный – и потому давайте стартовать. К дьяволу нам нужно менять шаг винта! Ну, действуйте! Уже рассветает.
Он ничего не ответил и стал вылезать из самолета. Я остался сидеть демонстративно и безнадежно. Было совершенно понятно, что эта скотина не полетит. Это было ясно с того момента, когда он сел за штурвал. Какая скотина! Какой трус! Какой жалкий предлог он выдумал! Ну и скотина!
Кто-то подошел к дверце и предложил мне выйти.
– Самолет не пойдет. Батарея разряжена. Чтобы зарядить ее, нужно двенадцать часов.
– Но это ерунда, можно отлично долететь и не меняя шага винта.
Все были согласны с этим, но никто не брался уговаривать пилота. Все-таки это особенный полет, пусть Лапорт сам решает. А он уже решил. Он сказал, поставить аккумулятор в зарядку. Он готов полететь в семь часов вечера. А как же конспирация, начальник аэродрома, шпионы, истребители? Мадам спросила меня, не лучше ли будет отложить до завтрашнего утра. Она совсем растерялась.
– Нет. В семь – так в семь. В любой час, когда Лапорт полетит, я лечу с ним. Днем – так днем, в семь – так в семь, в девять – так в девять. Но я не верю, что он полетит. Он трус, ваш Лапорт. Хоть и француз, а трусливая скотина.
– Бывают и французы трусы.
– Видимо, бывают, мадам.
Слонялся весь день по городу, съездил на трамвае в Биарриц, бродил по пустому пляжу, купил у какого-то жулика на улице бинокль «по случаю» вместо тысячи франков за четыреста. Бинокль оказался дерьмо, он не стоит и полутораста. Пришли парижские газеты – правительство не предприняло ничего в связи с разбойничьим нападением на французский гражданский, почтовый самолет. Более того – правые газеты заявляют, что «Пиренейский воздух» подозрительная организация, что правительство должно ее обследовать и закрыть.
Оказывается, испанские фашисты в Байонне несколько раз приходили к Гали с предложением: сделать по пути в Бильбао посадку, якобы вынужденную, на сан-себастьянском аэродроме. Они обещали изъять из самолета только пассажиров и почту, а пилота отпустить дальше. За это они предлагали ему двести двадцать пять тысяч франков – из них сто тысяч тут же, в Байонне, а остальные на аэродроме в Сан-Себастьяне. Параллельно французской воздушной линии через территорию Франции же проходит германская линия Штутгарт – Бургос, формально именуемая «Штутгарт – Лиссабон». Каждый день германские фашистские самолеты, прилетая из Штутгарта, делают посадку в Марселе, затем летят через весь пограничный юг Франции, проходят над Биаррицем и Эндейей, спокойно садятся в Сан-Себастьяне или прямо в Бургосе. Никто не чинит им никаких препятствий или задержек. А если кто-нибудь и попробовал бы, германские фашисты добились бы охраны своих интересов большей, чем пользуется «Пиренейский воздух». Терпеть столько не стали бы.
В шесть часов я самосильно приехал на аэродром. Там были все в сборе – и мадам, и финляндский офицер, и корреспондент Гаваса, и сам начальник аэродрома, и еще куча народу. Не было только одного – самого Лапорта. Я стоял, как последний дурак, у самолета, у своего идиотского белого чемодана; было совершенно очевидно, что Лапорт не появится, а я все-таки стоял. Кто-то позвонил и сообщил, что Лапорт поехал в Сен-Жан де Люс, встречать раненого Гали, которого доставил английский миноносец. В восемь мы разъехались. Лапорт после свидания с Гали окончательно отказался лететь в Бильбао. «Не будь самоубийцей, – сказал ему Гали. – Ты летишь безоружный и беззащитный. Твое собственное правительство тебя не обороняет и даже не протестует против твоего убийства. Платят, правда, хорошо, но башка стоит дороже. Ради чего же ее терять?»
Этот разговор мне передала мадам, я ее видел в десять часов. В конце концов, они по-своему тоже правы – и Гали, и эта скотина Лапорт.
– У меня нет больше пилотов, – сказала мадам. – Линия прерывает свою работу. Они добились, чего хотели.
– Кажется, я найду вам пилота, – сказал я.
– Он француз?
– Да, француз. Бывают французы храбрые люди, мадам.
Мы распрощались с ней, по-видимому в последний раз. Я не улетел в Бильбао. Я вряд ли доберусь туда, хотя попробую еще и еще. Пятнадцатого июня в Валенсии открывается Международный конгресс писателей, надо быть там за несколько дней, где же тут успеть к баскам! А Бильбао окружено уже почти со всех сторон. Людям там тяжело. Меня там нет. Я не попал в Бильбао. Я не нахал. Я слишком много о себе воображаю.
29 мая
Байонна сейчас главный центр помощи северным районам территории Франко. Из Байонны направляется мощный поток продовольствия, людей, оружия. Конечно, еще более удобно делать это через Португалию. Более удобно, но дольше. А война требует спешки. Есть предметы, которые слишком долго возить в обход.
В Байонне – база. В Биаррице, Эндейе, Беобии – передаточные пункты. Кроме того, есть Начо Энеа. Магические слова!
Они всплывают здесь во всей приграничной полосе, как только разговор заходит о контроле границы, о добровольцах, о снабжении Франко оружием, обо всем, что касается фашистско-испанской территории.
– Этот человек связан с Начо Энеа…
– Стоит только обратиться в Начо Энеа…
– Эти сведения – из Начо Энеа…
– Остерегайтесь, Начо Энеа обратило на вас внимание!..
Никто не поверит, что не знаешь о Начо Энеа и где оно находится. Конечно, в Сен-Жан де Люс! Я поехал искать Начо Энеа.
Сен-Жан – маленький, накаленный солнцем городок. Одна сторона его – простонародная, рыбацкая. В бухте сотни баркасов, пахнет смолой, пенькой, рыбой. Из лодок пересыпают в мокрые корзины серебристый тяжелый улов. Здесь важнейшие сардинные промыслы Франции. С другого края, у пляжа, несколько кварталов элегантных аристократических вилл. На рейде тихо колышутся серые громады военных кораблей – британских, французских, американских.
На зеркальных окнах справочного киоска заманчивые надписи: «Посетите Испанию, край чудесной природы и людей, отдохните на ее летних и зимних курортах». Конечно, надписи сделаны давно. Ну, а сейчас барышня в киоске спокойно разъясняет: сейчас проехать в Сан-Себастьян нельзя. Нет сезона. Ввиду войны. А на три дня? Нет, и на три дня нельзя. Война, невмешательство, контроль. Туризм временно прекращен. Ведь мсье турист? Конечно, теперь ведь все туристы…
Обмен улыбками.
– Мсье турист из…
– Из Голландии, конечно.
Барышня смеется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
