селу подошли, схватила Бориса в охапку, в другую руку все самое необходимое – и на вокзал. В поезд сели, но по дороге фашисты состав с воздуха разбомбили. В себя Вера пришла – сына рядом нет: то ли погиб, то ли кто сердобольный с собой взял.
И сама ездила, и письма писала по всем детским домам, да бестолку. Боялась думать о том, что Виктору скажет, когда он с фронта вернется. А в конце сорок второго года пришло сообщение, что он пропал без вести. Тут уж Вера совсем сникла, были волосы чернее смолы, а стали белые, как у чайки крылья…
Я начал опять работать в местной больнице. Впрочем, от прежней больницы только стены без крыши остались. Сперва строителем был, здание в божеский вид приводил. Потом снабженцем заделался, рыскал по разоренной области и оборудование клянчил. И только после всего этого белый халат надел, опять врачом стал.
Все вспомнить, так диву даешься, откуда у людей силы брались. Казалось, война из народа всю кровь высосала, оставила самую малость, чтобы на ногах держался. А он после войны еще одну победу одержал – разрушенное восстановил. И нечем измерить, которая из двух побед трудней далась.
Врачам работы было тогда по горло. В годы войны люди себя в кулак сжали, болели редко, но зато потом все недуги наружу вышли. Придет пациент – не знаешь, за какую болезнь сначала приниматься. Война кончилась, а исподтишка все еще убивала, достреливала.
Вера рядом работала, восстанавливала сельскую школу, в которой Виктор до войны директорствовал. Мне, мужику, трудно, а уж каково было ей с таким горем на душе – представить страшно. Но при людях держалась, только мне по старой памяти слезу покажет, не сдержится, Бориса и Виктора вспомнив. Рассказывала, куда обращалась в поисках сына, советовалась, куда еще написать. Предложил я ей года через три после войны пожениться, вместе-то горе легче нести. Отказала она, видимо, говорит, мне теперь на роду написано одной куковать.
Чтобы ее не смущать и себя не мучить, сдал я больницу заместителю и уехал в Ленинград. Долго не мог Веру забыть. Все одногодки давным-давно семьями обзавелись, один я бобылем ходил. Не цветок из земли – живого человека из сердца не просто вырвать. Пока Таню не встретил, на других женщин и не смотрел, всё Вера перед глазами…
Вот, собственно, и вся моя история. В прошлом году я был в Муратове, разговаривал с Верой. Она до сих пор не теряет надежды увидеть сына. Не верит, что он погиб, не может с этим смириться…
Мой рассказ будто придавил Веретилина, щеки потемнели, словно их накрыла тень, неизвестно откуда взявшаяся в ярко освещенной комнате.
Подняв на меня растерянные глаза, он спросил:
– Что же мне теперь делать?
– Решайте сами. В Муратове дом Веры Николаевны вам всякий покажет… Сейчас она на пенсии, часто болеть стала.
Веретилин остановил встревоженный взгляд на Тане, но она промолчала, уткнув покрасневший носик в платок.
На кухне резко забормотал холодильник. Вспомнив обязанности хозяйки, Таня до краев наполнила рюмки, отставила пустой графинчик в сторожу. Мы выпили молча и, не закусывая, прикурили от одной спички.
Через несколько минут тишины, не прерываемой ни словом, только короткими вздохами растроганной Тани, Веретилин тяжело поднялся с места, я проводил его до двери. Мы пожали друг другу руки, и гость, в последний раз посмотрев мне в лицо, вышел.
Постояв немного в прихожей, я вернулся в комнату, сел на диван.
– А вдруг все, что ты рассказал сейчас, простое совпадение? – спросила меня Таня, присев рядом.
– Принеси наш старый фотоальбом.
Когда она подала альбом, я долго перелистывал его, пока не нашел то, что искал. Это была пожелтевшая от времени фотокарточка с сетью мелких трешинок на затертом глянце. За уголок я осторожно протянул ее жене.
– Эту фотографию мы сделали перед тем, как я ушел на фронт. Мало ли что могло случиться. Больше я с Виктором не встречался…
– Боже! Как Веретилин похож на него! – воскликнула Таня.
Только теперь она поняла, почему гость показался ей знакомым, – она не раз видела эту фотографию раньше. Перевела взгляд на меня и недоуменно спросила:
– Почему ты не показал ее Веретилину? Ведь у него не осталось бы сомнений, кто его настоящие отец и мать.
– Просто забыл, – не сразу ответил я. Потом добавил: – Впрочем, так, может, лучше. Жалости Вере не надо, ей нужен сын…
Через год после встречи с Борисом Веретилиным мы с Таней съездили в Муратово. Здесь мне сообщили, что у Веры нашелся сын, который увез ее к себе в Ленинград. Я не стал их разыскивать и не знаю, что случилось с Борисом Веретилиным, как вышло, что его забрала к себе чужая семья с той же фамилией, с похожими, но не во всем, судьбами. Виктор Веретилин погиб на фронте – здесь не может быть никаких сомнений. Значит, человек, который живет под его фамилией в Костроме, – самозванец, но я не хочу, чтобы мой рассказ был использован в качестве разоблачительного документа. По крайней мере, до тех пор, пока он жив. Война так смешала, перекорежила человеческие судьбы, что не всегда можно разобраться в их переплетении, кого-то справедливо обвинить или оправдать. А в данном случае разоблачение человека, вина которого, вполне вероятно, не так уж и велика, может ударить по судьбам близких мне людей Веры и Бориса Веретилиных, затронуть память их мужа и отца, чего я никак не могу допустить. Только на таком условии я и согласился рассказать эту историю.
Глава третья. Грозный в Вологде
Рассказ историка Окладина
Хотя я остаюсь при твердом убеждении, что так называемая библиотека Ивана Грозного – не историческая реальность, а легенда, построенная на вымысле и нескольких свидетельствах, никак не связанных друг с другом, я согласился принять посильное участие в расследовании ее судьбы, в частности – встретиться с вологодским краеведом Метелиным, утверждавшим на юбилее Пташникова, что след этой мифической библиотеки надо искать в Вологде.
В Вологду я приехал, чтобы увидеться с женой, которая была здесь на гастролях Волковского театра. На другой день я позвонил Метелину в музей, где он работал, предложил встретиться в номере гостиницы, когда Любовь Александровна будет занята в вечернем спектакле. Однако Метелин настоял, чтобы я пришел к нему домой, тем более что его квартира, как оказалось, была совсем рядом от гостиницы.
У меня складывается впечатление, что гостеприимство – одно из отличительных качеств всех настоящих краеведов, каким
