Веретилина, – сказал Окладин. – Помню, в разговорах несколько раз упоминалась война, детский дом.
– Детский дом? – повторил Марк. – Это интересно. Может, тут и разгадка, почему у Веретилина настроение испортилось? – словно бы сам себя спросил он.
– Еще меня удивило поведение Тучкова, – добавил Окладин. – Весь вечер как на иголках просидел.
Пташников пожал плечами:
– Я ничего такого не заметил.
– А ты почему молчишь? – Марк остановил взгляд на мне. – Есть у тебя какие-то собственные наблюдения?
– Куда ему было что-то заметить с такой симпатичной соседкой, – усмехнулся Окладин.
– Меня больше интересовал разговор о библиотеке московских государей, – сделав усилие, чтобы не ответить колкостью, сухо сказал я. – Помнится, Веретилин тоже выслушал его с большим вниманием.
– А почему этот разговор вдруг возник? Кто его начал?
Оказывается, краевед хорошо запомнил, как было дело:
– Тяжлов спросил меня, не боюсь ли я за свою библиотеку. Потом речь зашла об известных книжных собраниях, которые исчезли. Так ниточка дотянулась до библиотеки Ивана Грозного.
– Ну, этот разговор вряд ли мог кого-нибудь расстроить, – разочарованно протянул Марк. – Тут что-то другое.
– О детском доме я тоже слышал – Тучков поинтересовался у Веретилина, не работал ли он там во время войны, – вспомнил я отрывок застольной беседы. – Потом Мамаев спросил Веретилина про какого-то инженера, не родственник ли он ему, и тоже что-то о детском доме говорил.
Убедившись, что никакой информации о Веретилине он больше не получит, Марк дополнил свое сообщение:
– В Костроме я долго не мог найти человека, который знал бы о Веретилине еще что-нибудь помимо общеизвестных фактов: воевал, был тяжело ранен, несколько лет назад похоронил жену, имел сына, но жил с ним врозь. Оказалось, он вел довольно-таки уединенный, замкнутый образ жизни, ни с кем особо не сближаясь и не откровенничая. Наконец мне посоветовали поговорить с писателем Константином Калитиным, вместе с которым Веретилин написал историческое исследование «Тайны русских книг». Помнишь, – Марк повернулся ко мне, – я тебе рассказывал, что версию о болгарском происхождении «Слова о полку Игореве» Веретилин, мягко говоря, позаимствовал у другого человека? Это и был Калитин. Именно это обстоятельство помогло мне разговорить его. Сначала он категорически отказался обсуждать со мной личность Веретилина, заявив, что разделяет убеждение: о мертвых или ничего, или только хорошее. По словам Калитина, Веретилин был человеком странным. При огромной эрудиции страдал провалами памяти, которые объяснял ранением, но не всегда убедительно. Был участником Великой Отечественной войны, но никогда не вспоминал о ней и не встречался не только с однополчанами, но и вообще с фронтовиками. После смерти жены от него уехал сын и больше ни разу не приезжал к нему. Судя по его начитанности и по тем сведениям, которыми он располагал о древнерусской литературе, Веретилин имел богатейшую библиотеку старинных книг, но никому ее не показывал, в том числе и Калитину, вместе с которым, повторяю, работал над одной книгой. Но самое странное обнаружилось после смерти Веретилина. Все считали, что его библиотека находится во второй, задней комнате его квартиры, куда он никого не пускал. Однако никаких старинных книг там не обнаружили, даже тех, которые он показывал раньше Калитину. В книжном шкафу стояли только современные издания, посвященные в основном древнерусской литературе. Этот факт больше всего поразил Калитина – ведь он видел, держал в руках древние манускрипты, вместе с Веретилиным они написали о них в своем исследовании «Тайны русских книг». Куда они делись – непонятно. Особо близких людей, повторяю, в Костроме у Веретилина не было, с сыном никаких отношений не поддерживал – даже не смогли найти его адрес, чтобы сообщить о смерти отца. Посмертной записки он не оставил. Таким образом, к вопросу о причине самоубийства Веретилина добавляется еще один вопрос – куда делись имевшиеся у него древние книги? И еще. В разговоре со мной Калитин тоже упомянул библиотеку московских государей – Веретилин показывал ему несколько книг с печатью Ивана Грозного.
– Я от многих слышал, что библиотека у Веретилина уникальная, – возбужденно вставил Пташников. – Что же с ней случилось? Может, ее исчезновение каким-то образом связано с самоубийством Веретилина?
– Я рассказал практически все, что известно милиции на сегодняшний день. Кроме одного свидетельства, полученного мною от Калитина. Уже после выхода их совместной работы «Тайны русских книг» с ним встретился старый друг его отца хирург Бердников и поведал ему историю, которая показалась Калитину до того интересной, что он дословно ее записал. Один экземпляр этих воспоминаний Калитин отдал мне. Дело в том, что речь в них идет о сыне Веретилина, с которым Бердникову довелось встретиться при довольно-таки необычных обстоятельствах. Когда был жив Веретилин, Калитин этот рассказ никому не показывал, я стал первым его читателем. Имеет ли он какое-то отношение к гибели Веретилина – сейчас судить трудно, однако он заставляет кое о чем задуматься. А меня эта история натолкнула на следующую мысль. Все гости Ивана Алексеевича, по сути, являются свидетелями, последними видевшими Веретилина перед его самоубийством. Как выяснилось, что-то роковое для него случилось именно на этом юбилее. Вот я и предлагаю опросить всех участникова юбилея. Возможно, их показания откроют тайну самоубийства Веретилина. Я понимаю, что специально встречаться со всеми этими людьми для того, чтобы расспрашивать их о погибшем человеке, не совсем удобно, поэтому можно совместить этот опрос с расследованием судьбы библиотеки Ивана Грозного.
Предложение Марка было до того неожиданным, что он сразу же почувствовал это по нашим лицам и торопливо объяснил:
– Как я узнал, по поводу судьбы и местонахождения этой библиотеки были высказаны разные мнения, но они не были достаточно аргументированы. Поэтому будет вполне уместно встретиться с этими людьми и попросить более подробно изложить доказательства в защиту своих версий. Поскольку всем известно, что ты – человек пишущий, – обратился ко мне Марк, – то тебе и карты в руки. Объяснишь, что решил написать о библиотеке Ивана Грозного свой очередной исторический детектив. А заодно постараешься выяснить, что эти люди знают о Веретилине. Начать этот разговор очень просто – всем расскажешь о его самоубийстве. Наверняка кто-то чего-то видел, слышал, заметил или знает о Веретилине такое, что поможет объяснить его поступок. Вряд ли что-нибудь заслуживающее внимания могут сообщить присутствующие на юбилее женщины. Как я прикинул, всего надо посетить семь человек: Звонцова в Санкт-Петербурге, Ивашова в Москве, Ниткина в Александрове, Тучкова в Переславле, Тяжлова в Ростове, Мамаева в Ярославле и Метелина в Вологде.
– Справлюсь ли я один? Кроме того, некоторых из гостей я в тот день впервые увидел, знаю их плохо. Вряд ли у меня получится с ними доверительный
