там позднее, при Иване Грозном, который перевез ее в Кирилло-Белозерский монастырь, учитывая его давние книжные традиции, наличие собственной богатой книгохранительницы.
Я не успел высказать свои замечания, как меня опередила Нина Алексеевна:
– В соседнем Ферапонтовом монастыре книжные традиции были еще сильнее. Игумен Мартиниан даже ввел для своих монахов особое послушание – переписывать и переплетать книги, в результате чего книгохранительница Ферапонтова монастыря стала одной из крупнейших в России. Почему не допустить, что библиотека московских государей находилась в этом, более уединенном монастыре? – лукаво спросила мужа Нина Алексеевна, подбросив ему еще одну версию, которая, на мой взгляд, была не более состоятельна, чем и предыдущая.
Однако Метелин воспринял ее всерьез, чем еще раз напомнил мне Пташникова, всегда готового поверить в самое невероятное предположение:
– Действительно, Ферапонтов монастырь обладал уникальной библиотекой, из его стен вышли такие известные писатели и деятели церкви, как Пахомий Лагофет – составитель житий святых; ростовский архиепископ Иоасаф, который, как предполагают, и пригласил в Ферапонтов монастырь знаменитого живописца Дионисия; наконец, там одно время отбывал заключение низвергнутый патриарх Никон – тоже большой любитель книжной мудрости. Но Ферапонтов монастырь слабо защищен от неприятеля, не было даже каменной ограды.
– А может, смиренный вид Ферапонтова монастыря был на то и рассчитан, чтобы не привлекать к себе большого внимания?
Метелин или не заметил иронии в моем голосе, или не понял ее:
– Вполне возможно. В 1488 году в Ферапонтовом монастыре произошел сильный пожар, многие строения выгорели дотла, но вот что интересно – уцелело хранившееся в тайнике какое-то «сокровище». До сих пор нет сведений, что это за сокровище, но высказывали предположение, что именно оно позволило монахам возвести каменный собор Рождества Богородицы, который расписывал Дионисий. Может, в таком же недоступном для пламени тайнике хранилась и библиотека московских государей. Впрочем, я все-таки считаю, что Кирилло-Белозерский монастырь более удобное и надежное место для хранения такой ценности, как царская библиотека…
Сделав паузу, Метелин спросил меня, бывал ли я когда-нибудь в Кирилло-Белозерском монастыре.
– Как-то ездил туристическим автобусом, но это было очень давно.
– А не хотите еще раз побывать там?
– Сейчас?
– У меня есть цветные слайды с видами монастыря. Предлагаю совершить прогулку по монастырю и посмотреть, где мог находиться тайник с библиотекой московских государей.
Я облегченно вздохнул, испугавшись сначала, что Метелин повезет меня в этот монастырь, находящийся в полуторастах километрах от Вологды, на ночь глядя.
Пока он устанавливал на столе проектор, вешал на стену белый экран и подбирал слайды, я вспомнил свою поездку в Кирилло-Белозерский монастырь с группой студентов. До сих пор осталось в памяти впечатление, что когда я вошел в этот монастырь-крепость на берегу Сиверского озера, двадцатый век как бы остался за высокими стенами. Все в монастыре дышало стариной и верой, а рука невольно тянулась перекреститься в память о всех, кто страдал или возвышался духом в этой суровой обители, больше похожей на крепость.
Однако не только восхищение испытал я в монастыре, но и разочарование – неухоженными, заброшенными выглядели стены и башни монастыря, лишь кое-где виднелись следы выборочной реставрации.
На обратном пути в Вологду туристический автобус завез нас в Ферапонтов монастырь, уютно расположившийся на невысоком холме над светлой гладью Бородавского озера. Оно словно бы защищало монастырь от мирской суеты, сильнее чувствовалась уединенность этой скромной обители, возвышеннее воспринималась ее северная, неброская красота.
Но и здесь резала глаза незавершенность реставрации. Низенькие монастырские стены местами обвалились, а возведенные наспех заново только портили внешний вид монастыря. Знаменитые фрески Дионисия в Рождественском соборе уже не первый год были закрыты строительными лесами, и туристам оставалось любоваться расколотым порталом.
Я попытался представить себя в положении человека, ищущего покоя и уединения. Какой из двух монастырей выбрал бы Грозный, если бы решил осуществить свой план провести последние годы жизни в обители? Скорее всего – Кирилло-Белозерский: надежнее чувствовал бы себя царь за его высокими, мощными стенами, в окружении многочисленной, верной ему и зависимой от него монашеской братии.
Метелин выключил верхний свет, и на экране, освещенные летним солнцем, одно за другим стали возникать древние сооружения сурового монастыря на берегу холодного Сиверского озера. То ли с тех пор, как я побывал в этом монастыре, в нем уже проводились реставрационные работы, то ли фотографии были сделаны так удачно, но заброшенности монастыря я не почувствовал. Трудно было удержаться от избитого сравнения, что монастырь, как сказочный град-Китеж, поднялся из глубины озера и застыл на его берегу белокаменным чудом.
Я пожалел, что среди нас нет Пташникова, – ему наверняка понравилась бы эта необычная форма расследования судьбы библиотеки московских государей. Впрочем, вынужден признаться, мне и самому было интересно таким образом побывать там, где Метелин предполагал наличие тайника с царской книгохранительницей.
На экране сменялись цветные изображения монастырских строений, и почти в каждом из них, по словам Метелина, могла быть спрятана библиотека московских государей.
Однако по дороге в гостиницу, тепло попрощавшись с хозяевами, я думал о другом – о встрече возле дома Метелина с одним из гостей Пташникова. Это был Тяжлов, сидевший в легковой машине рядом с водителем, лица которого я не разглядел. Меня Тяжлов не заметил. Машина выехала из-за угла дома Метелина, но тот заверил меня, что после юбилея ни с кем из гостей Пташникова больше не встречался. Сначала я поверил ему, но сейчас меня взяли сомнения – а вдруг он сказал неправду? К кому еще мог приехать Тяжлов в Вологду? Что привело его сюда?
Не в моей манере гадать на кофейной гуще, поэтому оставляю эти вопросы даже без предположительных ответов. Свое дело я сделал – встретился с Метелиным, выяснил, что ему известно о Веретилине, а заодно получил сведения о вологодском следе в судьбе библиотеки Ивана Грозного, которые еще раз убедили меня в том, что доказательства в пользу ее существования лишены веских оснований.
Глава четвертая. Тайник у Конюшенного моста
Рассказ журналиста Мамаева
Это случилось в ту пору, когда после окончания факультета журналистики Московского университета я несколько лет был сотрудником одной из центральных газет.
По-всякому бывает в журналистской работе. Иной раз материал сам идет в руки, только подумаешь о чем-то написать, как тебя вызывает редактор и приглашает осуществить твою сокровенную задумку, возможно, даже не догадываясь о ней.
На этот раз все было иначе. Давно хотелось мне написать очерк о людях, осваивавших морские глубины. Желание не было случайным, взбалмошным – в молодости я несколько лет проработал на заводе, где изготовляли подводную аппаратуру,
