Белинда постепенно входила в гипнотический транс. Пульс её участился, дыхание стало глубоким, на лбу выступила испарина, а плечи стали содрогаться. Голова её склонилась к столу, а затем стала медленно приподниматься.
Веки Белинды были полуопущены.
— Зэмиэл, Зэмиэл, — взывала она замогильным голосом, а затем, отождествив себя с духом отца таинственного пришельца, заговорила нараспев:
— Вот я, Зэмиэл, пришел к тебе. Спроси у меня все, что хочешь.
Руки Белинды оторвались от стола.
— Я бы попросил, чтобы мы подождали, — слова посетителя прозвучали резким диссонансом.
— Чего мы должны ждать? — невозмутимо, в тон ему проговорила Белинда.
— Подождать, пока появится настоящий Зэмиэл.
— Я и есть Зэмиэл, — настаивала Белинда, ни сколько не смущаясь от недоверия клиента, — и только если полностью доверишься мне, ты сможешь спросить меня… меня… спросить…
При этих словах щеки Белинды задергались. Она недоуменно захлопала глазами и растерянно повела взглядом по сторонам. Пульс Белинды участился до неимоверности. Ей показалось, что сердце вот-вот выскочит из груди, а на плечи давит неимоверная тяжесть. Кости её заныли и ломота в суставах становилась невыносимой. Белинда нередко входила в глубокий транс, однако подобные ощущения были новы для нее.
— Спро… спросить меня…
Посетитель удовлетворенно улыбнулся и стал напряженно всматриваться в лицо Белинды.
Руки её конвульсивно потянулись к хрусталю, который засветился на бархатной подушке. Как только она коснулась кристалла, тот взорвался, брызнул осколками и в руках у неё остался жалкий обломок. Голова обессилено упала на подушку.
В радостном нетерпении посетитель привстал. Голова Белинды дернулась и поднялась навстречу колдуну. Любой другой на его месте содрогнулся бы, но Уорлок ожидал и жаждал этого свидания.
Лицо Белинды преобразилось: сквозь черты ухоженной женщины выступала ужасная маска. Это был ужасающий оскал полудемона, полузверя.
— Что ты хочешь спросить у меня? — прорычала Белинда-Зэмиэл.
— Как ты смог переместить меня сюда? — невозмутимо спросил Уорлок.
— Собери вместе всё части книги, — приказал Зэмиэл, не обращая внимания на вопрос колдуна. — Собери вместе всё части книги, — повторил он замогильным голосом и склонил голову, обнажив зубы в сатанинском оскале.
— «Грем-Гремуар»? — понимающе спросил Уорлок. — Разве она здесь?
— Эта самая могущественная книга всех ведьм, — продолжал между тем Зэмиэл.
— Как ты вознаградишь мои усилия?
— Слушай то, что я говорю тебе, — нетерпеливо перебил колдуна Зэмиэл в обличье Белинды.
— Как ты смог потерять эту книгу? Как её похитили у тебя? Ведь эта книга, которая может преобразить и разрушить весь мир.
Зэмиэл оскалился, польщенный высокой оценкой колдуна.
— Слушай меня, собери вместе всё три части книги и ты станешь им.
— Кем?
— Ты станешь единственным сыном.
— Я стану им, — клятвенным тоном заверил колдун.
— Тогда пусть мои глаза укажут тебе путь! — ответил Зэмиэл, и голова Белинды обессилено упала на стол.
Колдун поднялся, приблизился к Белинде, запустил руку в её густые каштановые волосы и потянув за них, поднял голову. Затем он взял со стола острый осколок кристалла и, словно скальпель, поднес его к левому глазу. Вновь преобразившееся лицо было лицом Белинды Карлайн.
ГЛАВА 3
Выйдя из полицейского участка, Кассандра пребывала в полной растерянности. Она не знала ни куда идти, ни что делать. И только одна мысль сверлила её мозг: «Ужасно, ужасно! Что же будет? Что произойдет? Что же делать дальше? Так не может дальше продолжаться, я не смогу больше жить в том доме, ходить на той кухне. Ведь Жан-Мишель погиб такой ужасной смертью!»
Разум подсказывал ей, что нужно поехать и забрать вещи и документы. Ведь она не может всё это бросить и остаться почти голой. Однако сердце сжималось от одной только мысли, что придется переступить порог дома, где свершилось это ужасное убийство.
Поездка домой была совершенно иной, чем утренняя, когда она направлялась на работу. Кассандра больше не пританцовывала на сиденье машины. Тело её как будто налилось неимоверной тяжестью. Ей казалось, что все, мимо чего она проезжала, принимало зловещие и устрашающие признаки. Это были и крики чаек над заливом и рваный ветер, налетающий порывами, и качающиеся ветви деревьев, и тени от столбов и оград. Не только огни вечернего города, но и звезды на небе казались ей время от времени глазами каких-то страшных чудовищ, которые целыми мириадами обступали её со всех сторон.
Подъехав к дому, Кассандра еще долго сидела в автомобиле с зажженными фарами. Она никак не могла решиться открыть дверцу и ступить на землю, а тем более подойти к порогу и переступить его.
Наконец, собрав всё свое мужество, девушка вошла в дом. Она зажгла светильник в прихожей и нерешительно, как будто впервые переступив порог этого дома, прошла в комнату. Она долго стояла в гостиной и, обняв себя руками за плечи, зябко поеживалась. Девушка удивленно оглядывала квартиру, как будто видела её впервые.
Было страшно и непонятно. Гнетущая тишина давила на нее, а голоса чаек, кричащих на заливе, казались пугающими и зловещими. Раньше она не обратила бы на них никакого внимания, но сейчас любой шорох, любое движение настораживали ее.
Кассандре было холодно, её знобило, ей казалось, что в доме гуляют невероятные сквозняки. А может быть ей подсознательно чудился могильный холод, холод той могилы, в которую нелепая смерть унесла Жан-Мишеля Блюмарина.
Кассандра опять поежилась. Ей почудился какой-то шорох, какое-то движение, и она нерешительно, на цыпочках подошла к кухонной двери. Постояв у неё несколько мгновений, она собралась было открыть ее, но затем передумала. Свет, зажженный на кухне, выглядывал из под двери узкой полосой.
Девушка вздохнула, проглотила комок подступившего к горлу страха, и попыталась сосредоточиться; прикрыв веки. Она решила, что необходимо посчитать до пяти, и сделала это. Она сказала себе: «Успокойся, в доме никого нет. Да никого и не может быть в этом ужасном месте».
Но она ошибалась. Как только Кассандра повернулась к двери, собираясь отправиться в свою комнату за вещами, в полосе света, пробивающегося из-под двери, резко обозначилась резкая тень ног человека. Но девушка этого не видела.
Оцепенение Кассандры прошло и сменилось лихорадочной деятельностью. Именно в ней, в торопливых движениях, Кассандра пыталась утопить свой страх
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});