7. Использование завода фирмы "Консолидэйтэд Валти" ВМС США возле Филадельфии в неизвестных целях с 1944 по 1953 год, что предполагает наличие более тесных связей этой фирмы с флотом, чем можно было бы предположить.
8. "Филадельфийский эксперимент" — проект ВМС США в целях создания "невидимого корабля", 1943 г.
Каждый из этих пунктов был накрепко связан друг с другом данными, полученными из совсем разных источников, и достаточно было даже мимолетного взгляда на всю цепь, чтобы сообразить — результаты испытаний сталинского "самолета-невидимки", которые побудили авторитетного летописца советской авиации В. Б. Шаврова во всеуслышание заявить об их значительности, самым непосредственным образом были положены американцами в основу своего собственного эксперимента по созданию "невидимости", впоследствии получившего название "Филадельфийского", если, конечно, отбросить набившую даже самому затхлому обывателю оскомину версию о применении каких-то там силовых и прочих электрических полей. Появление на "самых ближних подступах" к этому "эксперименту" подельщика "Остапа Бендера от авиации" Сильванского — "изобретателя" Лемишева — настраивает на самый "оптимистический" лад. По свидетельству директора авиастроительной компании "Бубнов Эйркрафт", этот Лемишев особенными способностями в авиастроении не выделялся, зато имел способности к разработкам принципов маскировки боевых самолетов (фирма Астаповича "Анатра"), не требующих особенных познаний в авиастроении. Это очень важно иметь в виду, так как следует также учитывать и тот немаловажный факт, что в Америке Лемишев сотрудничал исключительно с фирмами, возглавляемыми русскими конструкторами и предпринимателями — Бубнов, Астапович, Сикорский. Из этого, конечно, не следует вывод, что "Филадельфийский эксперимент" имеет четко выраженные "русские" корни, но сбрасывать эту версию со счетов также не стоит, тем более в свете небольшого открытия, которое сделал Кремнер на следующем этапе своего расследования.
Глава 9. "Интроскоп" Александра Карамышева
…В 1929 году, когда будущему авиаконструктору Саше Сильванскому было всего 14 лет, а изобретателю-комиссару Лемишеву — целых 33 года, в московской газете "Вечерняя Москва" появилось сообщение о том, что в городе Кадуй Вологодской области в краеведческом музее якобы хранится дневник некоего сподвижника великого Ломоносова, российского минералога ХVIII века А. М. Карамышева, в которых произведены чертежи и расчеты прибора, с помощью которого этот ученый в 1776 году смог достичь… полной прозрачности непрозрачных по природе тел! Заметка, правда, носила разоблачительный характер, и ее автор, некий инженер Д. Понятовский, высмеивал явную абсурдность существования возможности достижения какой-либо невидимости, если речь не идет только о рентгеновском излучении.
"…Если эффект невидимости был открыт еще 150 лет назад, — вопрошал Понятовский, — то почему же тогда все это время мы не пользовались плодами столь гениального открытия? Почему о нем не было никаких упоминаний других ученых, с которыми этот самый Карамышев должен был общаться, включая также Ломоносова, личности, которая отличалась поистине маниакальной любознательностью? Почему новоявленный изобретатель не публиковал данные о своем изобретении в научных журналах и прочих изданиях, как это делают лица, сделавшие любое, хоть самое ничтожное открытие?.. Восемнадцатый век (как, впрочем, и нынешний) — не самый приспособленный век для открытий такого рода, и поэтому можно только удивляться безответственности руководства газеты "Северный краевед", которое трезвонит на весьсвет о том, что якобы в каком-то захолустном музее какого-то захолустного поселка столько лет и даже веков хранилось открытие, способное перевернуть все представления человечества о природе вещей…"
В своей статье Понятовский ссылался на другую статью, вышедшую перед этим в газете "Северный краевед". Разыскать этот номер оказалось очень трудно, потому что весь тираж был ликвидирован сразу же после выхода, и ни одного номера не сохранилось ни в одной библиотеке и ни в одном архиве. Как выяснилось, тогда же из музея исчез и сам дневник, хранившийся под № 978 в запасниках музея с самого его основания в 1919 году. Этот дневник был передан музею кадуйским краеведом и собирателем старины Семеном Фоминых, который утверждал, что получил его в старые времена еще от своего деда, который в молодости много путешествовал по Сибири и Дальнему Востоку — он был геологом-изыскателем. Каким образом записки Карамышева попали в руки путешественника, неизвестно и вряд ли когда будет известно, если случайно не отыщутся новые данные. Один из работников музея, доживший до наших дней, сообщил, что дневник изъяли работники ОГПУ сразу же после публикации в "Северном краеведе", и с тех пор о нем никто не слышал. С содержимым этих записок был знаком только помощник директора В.И.Любенкович, которому удалось их полностью расшифровать к 1929 году, он-то и был автором публикации в местной газете, на которую обрушилась "Вечерняя Москва". Чекисты увезли 70-летнего старика вместе с собой, и больше он в Кадуе не появлялся. Через несколько месяцев родственникам было сообщено, что краевед скоропостижно скончался в Москве, но на похороны Любенковича их никто не приглашал, и сейчас даже неизвестно, на каким кладбище он похоронен. Такая вот история.
Но эта история на исчезновении дневника Карамышева вовсе не заканчивается, потому что спустя 40 лет в шведском журнале "Чудеса науки и техники" появилась статья историка и публициста Рейнара Хагеля из Стокгольма, в которой довольно пространно (в связи с недостатком информации, надо полагать) рассказывается о "весьма необычайном" открытии, сделанном в ХVIII веке малоизвестным русским ученым Александром Карамышевым, и свидетелями демонстрации которого 27 января 1776 года в Петербургском Горном училище, кроме многочисленных студентов, были также известные минералоги Леман, Брикман и Канкрин. Леман впоследствии в своем труде "Проблемы минералогии" в главе, посвященной Карамышеву, записал такие слова:
"…Демонстрацией своего аппарата Карамышев доказал возможность из всякого непрозрачного известного шпата удвояющий камень произвести искусством" (т. е. известняку придать кристальную прозрачность бесцветного исландского шпата, с которым производился опыт).
Брикман, также присутствовавший при эксперименте, привел в одном из своих трудов слова русского ученого, обращенные накануне демонстрации к студентам Горного училища:
"…Господа студенты! Сегодня я покажу вам придуманное мной действие над горными породами. Оное действие сводится к приданию идеальной прозрачности горным телам… Я не раз задумывался на рудниках Урала над сей задачей… Изобретенный мной аппарат пока еще несовершенен, но он уже действует. Вот, смотрите, господа! Сие открытие если не нам, то нашим потомкам зело будет нужно… Еще мала сила оного аппарата, но представьте химика и геогноста[62], вооруженного сим "просветителем"! И металлург, и геогност, и химик усмотрят под землей всякие руды и металлы, увидят нутро печей, узрят суть чудесных превращений вещества…"
…Подозревать в мошенничестве знаменитых ученых, на глазах которых, согласно их заявлениям, было произведено самое настоящее чудо, было бы, на первый взгляд, весьма опрометчиво. Да и сам Карамышев, как ни крути, был не простым преподавателем, история донесла до нас сведения об этом человеке — будущий ученый, согласно этим сведениям, в свое время закончил Екатеринбургское горное училище, Московский и Упсальский университеты[63], под руководством самого Карла Линнея[64] блестяще защитил свою диссертацию о сибирских растениях, он известен также своими многочисленными трудами по минералогии, химии и геогнезии (геологии). Вдобавок к этой довольно-таки поверхностной характеристике следует заметить, что Карамышев был также избран членом-корреспондентом российской и шведской академий. Так что предположения о какой-то научной спекуляции, выдвинутые "Вечерней Москвой" в 1929 году, граничащей с цирковым трюком, по меньшей мере несостоятельны. Такой ученый, как Карамышев, вряд ли стал бы проводить сенсационную демонстрацию без тщательной предварительной проверки своего аппарата… И вряд ли бы о ней упомянули другие минералоги, будь у них веские сомнения относительно достоверности опыта или даже репутации экспериментатора.
Основываясь на свидетельствах авторитетных ученых ХVIII столетия, Рейнар Хагель нисколько не сомневается в том, что прибор для создания невидимости физических тел был создан Карамышевым на самом деле, а публикация в "Вечерней Москве" послужила лишь маневром, чтобы отвлечь внимание от дневника ученого, сведениями из которого правительство намерено было воспользоваться в своих собственных целях в обстановке строжайшей секретности. Но что-то помешало сталинским ученым применить это величайшее изобретение на практике, и не решаясь признаться в том, что изобретение Карамышева в конце концов вполне могло оказаться несостоятельным, швед немедленно уводит своего читателя в совершенно противоположном логическому выводу направлении.
