И хотя «Ролекс» стоил недешево, материальные потери Младшего не волновали. Он мог купить две дюжины «Ролексов», увешаться ими от запястья и до плеча.
Не волновался он из-за того, что на стекле циферблата мог остаться четкий отпечаток его пальца. И многозвенный браслет в части отпечатков ничем бы не помог полиции.
Все бы ничего, если бы не гравировка на задней крышке: «Ини с любовью. Тэмми Бин».
Тэмми, аналитик рынка акций, брокер, любительница кошек и кошачьей еды, с которой он встречался с Рождества 1965 года чуть ли не до конца февраля 1966-го, подарила ему эти часы в благодарность за заработанные на нем комиссионные и отменный секс, которым он ее радовал.
Младшего потрясло, что эта сука вернулась в его жизнь чуть ли не двумя годами позже, чтобы погубить его. Зедд учил, что настоящее всего лишь миг между прошлым и будущим, который ставит нас перед дилеммой: жить или в прошлом, или в будущем. Прошлое, с которым покончено, уходит без последствий, если только мы сами не привязываем его к себе, отказываясь целиком жить в будущем. Младший всегда стремился к последнему и полагал, что преуспел в этом устремлении, но, очевидно, ему еще не удалось использовать мудрость Зедда с максимальным эффектом, потому что прошлое продолжало хватать его своими длинными щупальцами. Теперь он горько сожалел о том, что просто расстался с Тэмми, а не задушил ее, не увез ее труп в Орегон, не сбросил с пожарной вышки, не размозжил голову оловянным подсвечником и не утопил в Куэрри-Лейк, засунув ей в рот золотой «Ролекс».
Возможно, для того, чтобы полностью жить в будущем, хватило бы и малой части этой программы, но Младший был вне себя от ярости.
Может, часы не найдут вместе с трупом. Может, они затеряются в мусоре и отыщутся только при археологических раскопках свалки через две тысячи лет.
Но сослагательное наклонение — это для младенцев, учил Зедд в еще одном бестселлере: «Действуй сейчас, думай потом: учись доверять своим инстинктам».
Он мог застрелить Тэмми, покончив с Бартоломью, застрелить до рассвета, до того, как полиция выйдет на нее, и она не раскрыла бы копам личность Ини. Он мог вернуться в проулок, залезть в мусорный контейнер и найти «Ролекс».
Младший застыл посреди тротуара, словно город окутал не туман, а паралитический газ. Очень ему не хотелось лезть в мусорный контейнер.
Но, будучи безжалостно честным с самим собой, как, впрочем, и всегда, он признал, что убийство Тэмми не решит проблемы. О «Ролексе» она могла рассказать друзьям и коллегам. Делилась же она со своими подругами самыми смачными подробностями ночей, проведенных с Младшим. За те два месяца, что он встречался с этой женщиной-кошкой, многие слышали, как Тэмми называла его Ини. Он не мог убить Тэмми и всех ее друзей и коллег, хотя бы потому, что не располагал таким временным запасом.
Из ящика для инструментов, который лежал в багажнике, Младший достал фонарик. Сунул швейцару еще пару купюр.
Вернулся в проулок. На этот раз не через мужской туалет галереи. Быстрым шагом обошел угол и нырнул в узкий зазор между домами.
Он понимал, что упустит свой лучший шанс выйти на Бартоломью через Целестину, если не найдет «Ролекс» и не вернется к автомобилю до завершения вернисажа.
Вдали звякнул колокол трамвая. Чисто и ясно, несмотря на глушащий звуки туман.
Младшему этот звон напомнил сцену из старого фильма, Наоми любила их смотреть. Дело происходило во время эпидемии чумы. Запряженная лошадью телега медленно катилась по средневековым улицам то ли Лондона, то ли Парижа, и возница бил в колокол и кричал: «Приносите ваших мертвых, приносите ваших мертвых!» Если бы современный Сан-Франциско предлагал аналогичную услугу, ему не пришлось бы сбрасывать Недди Гнатика в мусорный контейнер.
Мокрая брусчатка, разбитый асфальт. Торопись, торопись! Мимо освещенного окна мужского туалета галереи.
Младший опасался, что не сможет найти нужный ему контейнер среди многих, стоявших в проулке. Однако фонаря не зажигал, решив, что лучше сориентируется в темноте и тумане, которые нисколько не изменились после его прошлого визита в эти края. И действительно, контейнер он узнал, как только к нему приблизился.
Засунув фонарь за пояс, схватился руками за холодный, шершавый, мокрый металл. Хороший плотник взмахивает молотком с тем же изяществом, что дирижер — палочкой. Коп, регулирующий движение транспорта, чем-то похож на солиста балета. К сожалению, в телодвижениях Младшего, забирающегося в мусорный контейнер, элегантность отсутствовала напрочь. С другой стороны, он и не работал на публику.
Младший присел, с силой оттолкнулся от земли, попытался перекинуть тело через край контейнера и приземлиться на ноги. Но перестарался, ударился плечом о противоположную стенку, упал на колени, а потом растянулся на мусоре лицом вниз.
Тело его сыграло роль языка в колоколе-контейнере, выбив из последнего глухой звук, как в некачественно отлитом кафедральном колоколе. Звук этот, отражаясь от стен соседних домов, затих в тумане.
Младший лежал, не шевелясь, дожидаясь возвращения тишины, чтобы узнать, не привлек ли «гонг» чьего-то внимания.
Отсутствие неприятных запахов говорило о том, что контейнер не предназначался для пищевых отходов. В темноте, на ощупь, он убедился, что мусор сбрасывали не навалом, а в пластиковых мешках. Ничего жесткого не нащупал. Должно быть, мешки были наполнены обрезками бумаги и лоскутами ткани.
Его правый бок, однако, соприкасался с чем-то более твердым, чем бумага, какой-то угловатой массой. Когда «гонг» утих и вернулась ясность мыслей, Младший вдруг ощутил, что его правой щеки касается некий неприятный, чуть теплый, влажный предмет.
Гадать, а что же это такое, не пришлось: если угловатая масса — Недди, то чуть теплый и влажный предмет — вывалившийся изо рта язык.
Зашипев от отвращения, Младший отпрянул, вытащил из-за пояса фонарик, прислушался к доносящимся из проулка звукам. Ни голосов. Ни шагов. Только далекий шум транспорта, очень приглушенный, напоминающий низкое рычание ночных хищников, крадущихся в городском тумане.
Наконец Младший решился включить фонарик. Осветил лежащего на спине Недди. Слава богу, тот молчал, не то что при жизни, когда рот у него не закрывался ни на секунду. Убитый склонил голову вправо, изо рта торчал распухший язык.
Одной рукой Младший энергично потер щеку, облизанную языком мертвеца. Потом вытер ладонь о плащ музыканта.
Порадовался тому, что принял двойную дозу противорвотного. Несмотря на столь неприятное происшествие, желудок даже не колыхнулся. Прямо-таки не желудок, а банковский сейф.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
