– Ну, ну, продолжайте, – заметил майор.
– Значит, если, не теряя времени, последовать за ним на оленях, то его можно нагнать через два, самое большее, через три часа.
Шелестов молчал и кивал головой, думая про себя:
"Да, часа через три, не меньше. Без отдыха идти очень трудно".
– И я хочу предложить, – сказал Петренко, но его прервал Шелестов:
– Знаю, что вы хотите предложить. Заранее знаю. Я вот тоже думаю: сесть на запасные нарты, кстати олени в них еще не так устали, и пока эти три упряжки будут отдыхать, попробовать нагнать Белолюбского.
– Правильно, товарищ майор, – все более возбуждаясь, продолжал Петренко. – Только разрешите сделать это мне.
Шелестов неторопливо закурил новую папиросу. Выпустив облачко сизо-голубого дыма, он прищурился. Ему понятно было состояние энергичного, нетерпеливого и неискушенного в боевых делах лейтенанта. Он сам был когда-то таким и хорошо помнит, как ему впервые начальник пограничной заставы поручил нагнать и задержать нарушителя советской границы, проникшего на нашу территорию. С каким рвением и энтузиазмом он пошел на боевое задание. Это было давно, очень давно, но память отлично сохранила все детали боевого крещения.
Петренко сидел, как на иголках, но не решился заговорить.
Молчание затянулось, и его нарушил сам майор:
– А кроме вас и некому это сделать, – сказал он с улыбкой. – Я-то ведь инвалид.
– Правильно, товарищ майор. Ногу надо поберечь, она еще пригодится.
– Возможно, – заметил майор. – Поезжайте вместе с Надюшей.
Петренко перевел глаза на Эверстову.
– Да, только вместе. Два глаза хорошо, – а четыре лучше. Поедете на запасных оленях, а эти пока будут отдыхать и кормиться. И Таас Баса прихватите с собой.
– Ну, уж нет, – возразил вдруг Петренко. – Одного мы вас не оставим.
Шелестов внимательно посмотрел на лейтенанта, а тот, выдержав взгляд майора, продолжал:
– Да вы сами согласитесь: остаться в таком положении, – он показал на ногу, – совершенно одному, отлично зная, с кем мы имеем дело…
– Правильно говорит лейтенант, – вмешалась Эверстова. – Таас Бас должен остаться с вами, Роман Лукич. Да иначе и нельзя. Это будет преступлением…
– Даже? – усмехнулся майор. – Ну ладно, уговорили. Пусть Таас Бас остается. Собирайтесь. Вы, Надюша, снимите с нарт весь груз, а вы, Грицько, притащите мне дровец, иначе я замерзну. На одной ноге не напрыгаешься.
Когда дрова были принесены и нарты готовы к отъезду, Петренко разложил по карманам обоймы с патронами, повесил поверх кухлянки бинокль.
– Кажется, я готов, – сказал он.
– Если кажется, то проверьте еще раз, – предложил майор.
– Да, готов, – твердо сказал Петренко, поправляя ремень винтовки.
– Тогда возьмите в моей сумке наручники. И помните, что кто бы ни был этот человек, он должен попасть в наши руки живым. И еще: если не нагоните в течение четырех часов, возвращайтесь. Поняли? И последнее: продвигайтесь осторожнее, будьте всегда наготове, особенно в темных местах. Я не исключаю, что они могут устроить засаду. Иначе непонятно, зачем они разделились. А я покараулю здесь.
– Все ясно, товарищ майор. Можно отправляться?
– Трогайтесь.
– Пошли, товарищ сержант, – пригласил Петренко Эверстову и направился к нартам.
Через несколько секунд упряжка, увозящая Петренко и Эверстову, скрылась из глаз.
Шелестов опустился на одно колено, подбросил в костер сухих поленьев и сел на прежнее место.
"Странно, чтобы не сказать больше, – подумал он. – Действительно, зачем понадобилось Белолюбскому встать на лыжи, когда в их распоряжении было четыре оленя? Хм… Что же тут придумать?"
Майор сидел, положив руки между ног и сжав их коленями.
Солнце уже достигло того места, где оно должно быть в полдень. На него наползали небольшие облачка, и оно обиженно хмурилось, точно было этим недовольно.
Вспомнив, что Таас Бас после утраты своего хозяина еще ничего не ел, Шелестов подтянул мешок с продуктами, достал из него два куска замерзшего мяса и начал их отогревать на огне.
Когда мясо оттаяло, майор подозвал к себе Таас Баса. Пес подошел. Он погладил его и дал ему мясо. На этот раз Таас Бас не отказался от еды и, отойдя в сторонку, стал грызть мясо.
– Правильно, дружище, – одобрил Шелестов. – Мне тоже тяжело, ой, как тяжело, но надо жить. И горем горю не поможешь. Вот лишь бы не заснуть только от скуки, да не влипнуть, как кур во щи. И хотя ты верный часовой, а все же я поберегусь от сна.
*
* *
Через полтора часа быстрой езды по тайге след лыж вывел преследователей в русло небольшого, промерзшего до дна ручья. Местами ручей был укрыт нетолстым слоем снега, а местами обнажен до льда.
И чем дальше двигались Петренко и Эверстова, тем все более сужались и сближались крутые берега ручья, напоминая собой узкое горное ущелье.
Левый берег, позолоченный косыми лучами солнца, походил на многослойный кусок из различных по окраске геологических пород. Кое-где на нем висели, точно гирлянды, изъеденные и измочаленные дождями и морозами, потерявшие жизнь корни. Поверху, по самому гребешку берега сплошной стеной тянулась тайга.
А по правому берегу громоздились отполированные ветрами до блеска совершенно лысые черные скалы. Они то лезли друг на друга, карабкаясь вверх и как бы ища простора, то угрожающе нависали прямо над головами, готовые вот-вот сорваться. Между скал, там и сям, торчали, закрепившись каким-то чудом, молодые сосенки.
– Вот видите? – обратилась к Петренко Эверстова. – Опять он отдыхал.
– Вижу, – отозвался лейтенант. – Значит, он отдыхал уже семь раз за эти полтора часа, и если допустить, что на отдых уходило не больше пяти минут, значит тридцать пять минут долой.
– Видно, лыжник из него неважный, – заметила Эверстова.
– Трудно сказать. Возможно, что он сознательно экономит силы.
След забирал все вверх и вверх, ущелье сужалось, до рога становилась с каждой минутой труднее. Видно было, как преступник прокладывал дорогу между валунами, выпирающими из-под снега, обходил их.
Олени перешли на шаг. Нарты натыкались на валуны.
– Придется идти пешком, – сказал Петренко и хотел было уже сойти с нарт, как их подбросило и перевернуло.
– Кажется, свалились? – весело, не теряя бодрости духа, сказала Эверстова и рассмеялась.
– Да, что-то вроде этого, – в тон ей ответил Петренко, быстро поднявшись.