– Вставайте! – громко крикнул он. – Вставайте, а то я сделаю из вас решето!
Белолюбский не сразу начал подниматься, и в сердце лейтенанта закралась тревога: уж не задела ли его пуля.
Нет, видимо, не задела, потому что комендант не только встал, но даже отряхнулся от снега.
– Вы не ранены? – спросил Петренко, приближаясь и держа винтовку на изготовке.
Белолюбский не ответил, а лишь отрицательно покачал головой.
Петренко приблизился метров на пятнадцать и увидел на снегу остатки того, что несколько минут назад называлось охотничьим ружьем.
"А жаль ружья, – подумал Петренко. – Ведь из него стрелял не так давно дедушка Быканыров. Но иного выхода не было. Враг без ружья лучше, чем враг с ружьем".
Петренко остановился.
Несколько минут офицер-разведчик и преступник стояли в молчании, разглядывая один другого, изучая, примериваясь.
Белолюбский смотрел озлобленно, с вызовом, и весь вид его говорил о том, что при любом положении он готов оказать сопротивление.
– Бывший комендант рудничного поселка Той Хая Белолюбский? последовал вопрос, прозвучавший для преступника, как выстрел.
– Я пить хочу, – ответил Белолюбский.
– Хотенья остаются хотеньями. Я разрешаю вам поглотать снега.
Болезненная гримаса скривила лицо коменданта, и, зачерпнув горсть снега, он затолкал его в рот.
– А теперь становитесь на лыжи и марш вперед. Быстрее поворачивайтесь! – подал команду Петренко. Белолюбский выполнил ее.
Петренко сошел с лыжни в сторону, пропустил вперед задержанного и направился за ним следом, выдерживая дистанцию шагов в десять-двенадцать.
Белолюбский шел не торопясь, неуверенно, потому что лишился палок, а возможно и потому, что устал.
Но такие темпы не устраивали лейтенанта. Короткий день быстро угасал, и надо было торопиться.
– Живей, живей, господин комендант, а то вам придется вот так, как есть, на снегу ночевать, – предупредил Петренко.
Белолюбский прибавил шагу.
– Стойте! – потребовал Петренко.
Белолюбский остановился.
Петренко приблизился и бросил ему свои палки.
– Возьмите, так лучше будет.
Белолюбский вооружился палками и зашагал увереннее и быстрее. Петренко, как тень, следовал за ним, выдерживая прежнюю дистанцию и держа оружие наготове.
По пути он подобрал ватную стеганку и надел ее. И это было в самую пору, потому что тело, разгоряченное погоней, давно остыло, и лейтенанта уже пробирал мороз.
"Хорошо еще, что свитер был под гимнастеркой, а то и околеть можно при такой температуре", – подумал он и, посмотрев в гору, на мгновение остановился. С перевала, до которого теперь оставалось рукой подать, стремглав неслась на лыжах Эверстова. Она шла по-местному, по-северному, без палок, накренив корпус вперед, и взмахами правой руки сохраняя равновесие. Под левой рукой у нее была зажата кухлянка, брошенная Петренко на перевале.
"Вот так-так, не выдержала, беспокоилась, видно", – с чувством благодарности к товарищу подумал Петренко.
Эверстова ловко обежала идущего впереди Белолюбского.
– Одевайте немедленно кухлянку. Давайте мне винтовку. Вот так. Я все видела в бинокль, который вы оставили на перевале, а когда началась стрельба, уже не могла стерпеть. За оленей не беспокойтесь, быка я привязала, а важенка никуда от него не отойдет. Ну и молодец же вы, все-таки! А Белолюбский зверем смотрит, я мельком взглянула на него. Он, наверное, узнал меня. Смотрите, даже не оглядывается.
– Пусть себе идет, – сказал Петренко, забирая обратно винтовку.
– А не убежит он? – высказала опасение Эверстова.
– Не думаю, – уверенно ответил Петренко. – Он очень близко познакомился с моей винтовкой. А на всякий случай сделаем вот что. Доставайте пистолет и идите впереди него.
– Есть, товарищ лейтенант, – ответила Эверстова.
Петренко приказал Белолюбскому остановиться и пропустил Эверстову вперед. Движение возобновилось.
Перевала достигли через несколько минут. Погода резко изменилась. Закатное солнце, точно затянутое густой синевой и безлучное, падало за пики снежного хребта, волоча за собой серые тени. Небо на горизонте, покрытое мутно-сизой мглой, припало к земле. Быстро сгущались сумерки. На перевале играла поземка, по-местному хиус, завивая в длинные хвосты снежную пыль. Тайга, раскинувшаяся внизу, за перевалом, замерла, притихла, прислушиваясь и готовясь к чему-то неизбежному.
– Метель будет, товарищ лейтенант, – сказала Эверстова. Она стояла и смотрела из-под руки на уходящее солнце. – Надо торопиться.
– Идите, идите, – отозвался Петренко и подумал: "Действительно, надо торопиться. Погода мне тоже не нравится. Как же нам поступить? Заставить Белолюбского бежать сзади, за нартами, нельзя: он тертый калач и имеет в своем арсенале тысячу уловок и хитростей. Махнет в сторону, и ищи его потом. Стрелять в него тоже нельзя, ведь его надо доставить живым. А в темноте и прицел не взять. Пустить его вперед на лыжах тоже ничего не получится. Да и как он будет идти с наручниками? Придется его на нарты сажать, а самому бежать следом. Другого выхода нет!"
А Эверстова думала о другом:
"Как хорошо, что мы успели! Еще час или полтора, и поземка замела бы след, особенно там, в долине, на чистом месте. И Белолюбский ушел бы, и мы до привала не добрались бы. Как там Роман Лукич? Наверное, уже беспокоится".
Спуск с перевала под гору, хотя и затрудненный росшим здесь в изобилии цепким кустарником, прошел значительно быстрее, чем предполагали Петренко с Эверстовой. Ветер здесь был немного слабее, и его грозное нарастание слышалось лишь в верхушках высоких сосен. Наступала быстрая в этих краях, с короткими сумерками, ночь.
Но вот показались нарты, привязанный к ним на длинной веревке олень-бык и пасущаяся в стороне важенка.
Почувствовав приближение людей, олени повернули головы.
Петренко приказал Белолюбскому остановиться, подошел и потребовал у него лыжи и палки, потом передал винтовку Эверстовой и вынул из кармана стальные наручники.
– В случае чего, стреляйте по ногам, и только по моей команде, тихо, почти шепотом сказал он и заметил, как у нее тихонько дрогнула в руках винтовка. – Поняли?
– Есть, – коротко отозвалась Эверстова.
Петренко приблизился к Белолюбскому.
– Вытяните руки вперед! – скомандовал он и, посмотрев на лицо преступника, увидел на нем подтеки липкого, уже замерзающего пота. Вытрите лицо.
Белолюбский вытянул левую руку, правой стал вытирать лицо.. Лейтенант не увидел, а скорее почувствовал, закрепляя металлический браслет на одной руке, как по нему пробежал острый скользящий взгляд преступника.
