предупреждал об этом приезжающих литераторов, прося их не переоценивать Новую Гуту. Так, он предлагал Казимежу Брандысу, самому известному в тот период сталинскому писателю, смягчить описание строительной площадки: реальная жизнь, по его мнению, не так оптимистична и не так радостна, как это преподносится в книгах. Между настоящей повседневностью Новой Гуты и жизнью этого города в газетных репортажах, кинохрониках и романах пролегла зияющая пропасть.
Столь же заметными были различия между разными районами социалистических городов. Неподалеку от улицы Первого мая, «Швейцарии» Сталинвароша, располагались целые кварталы бараков с названиями типа «Радар» или «Юг». Это были почти трущобы — без водопровода, канализации, асфальта. Мусор убирался нерегулярно. В сараях, прилепившихся к баракам, а также в незавершенных зданиях поблизости местные обитатели держали свиней и цыплят. Когда шел дождь, грязь была такой вязкой, что родителям приходилось нести детей в детский сад, усадив их на спину. Иногда две или три семьи проживали на площади, предназначавшейся для одного семейства[1136]. Желая развлечься, жители барачных поселков ходили не в театры или рестораны при отелях, а в пивные и бары. Самой зловещей репутацией обладало заведение Kesdobalo — название этого бара буквально переводится как «метатель ножей», хотя на венгерском сленге это слово означает также «кабак» или «притон». Согласно репортажам местной прессы, здесь процветали пьянство, дикое пение, драки и поножовщина. О другом баре, называвшемся «Леопард», ходила такая шутка: прежде чем пересечь его порог, следовало выстрелить в воздух, и если никто не стрелял в ответ, можно было входить. Полиция время от времени пыталась закрывать подобные заведения, но их посетители энергично защищали их от «городской» полиции и от СМИ[1137].
Сталинштадт был расколот на два города. В одной части жили счастливцы, которым удалось переехать в новые квартиры и которые с энтузиазмом приобщались к новой жизни. А в другой части все складывалось гораздо сложнее. Большинство рабочих, приехавших на стройку в самом начале, составляли молодые люди со всей Германии, причем каждый третий был переселенцем из Польши, Судетской области или других районов бывшего рейха. Все они явились на новое место без семей. Эту молодежь селили в бараках по десять человек в комнате, а ее главным развлечением было пьянство. Один из очевидцев рассказывает, как он «ходил по шпалам в Фюрстенберг», где, как и в Сталинвароше, было множество питейных заведений с непритязательными названиями типа «Дикий кабан» или «Винный погребок»[1138]. Другой свидетель вспоминает пивную, в которой всегда было столько народа, что невозможно было зайти — если, конечно, вам не повезло проникнуть туда сразу после драки, когда всех клиентов выставляли за дверь[1139].
Высокие темпы строительства, использование ночных смен, долгие рабочие часы и недостаточный опыт рабочих и мастеров оборачивались тем, что на идеальных, как считалось, строительных площадках происходили частые технические сбои. Рыхлый и песчаный грунт Сталинвароша вызывал огромные проблемы и тормозил работы. Теван вспоминает, как по воскресеньям она тайком приходила на стройплощадку, чтобы удостовериться, что «стены не рухнули и все на месте»[1140]. У одной из местных школ действительно обвалилось крыло, и его пришлось строить заново. В 1958 году пришлось менять всю городскую канализационную систему. Кроме того, источником дополнительных технических проблем служила идеология: однажды Теван пришлось потребовать, чтобы с ее объекта удалили прославленную бригаду ударников, поскольку она, стремясь завершить работу в максимально короткий срок и получить премию, трудилась весьма некачественно. Сложности подобного рода возникали и на многих других строительных площадках той поры, но из-за неистовства пропаганды они были особенно заметны именно в «социалистических городах».
Технические сбои возникали и на самих сталелитейных предприятиях. В Сталинштадте плавильная печь, предназначенная для выплавки 360 тонн чугуна, первоначально была в состоянии производить лишь 1,5 тонны. После двухмесячного ремонта и усовершенствования она давала около 205 тонн, что означало выполнение плана на 58 процентов. Производительность со временем улучшилась, но из-за скверного планирования и инженерных ошибок производственный процесс в Сталинштадте многие годы зависел от советской помощи. Даже через десятилетия после того, как завод был «введен в строй», незавершенные изделия приходилось возить через границу для окончательной доработки, а потом возвращать обратно. Полный цикл сталелитейного производства удалось наладить только в 1990-е годы, когда Германская Демократическая Республика уже прекратила свое существование[1141].
Ускоренное развитие бедных стран часто ведет к промахам и провалам. Но в новых социалистических городах пропасть между утопической пропагандой и зачастую катастрофической реальностью была столь глубока, что коммунистическим партиям приходилось постоянно выкручиваться, чтобы объяснить ее наличие. Разумеется, в социалистических городах массовые пропагандистские кампании осуществлялись с большим размахом, чем где-либо еще. Кампания по переименованию Пентеле в Сталинварош была организована прежде всего для того, чтобы мобилизовать городской пролетариат и, возможно, подтолкнуть Советский Союз к оказанию более широкой поддержки новому предприятию. Как писал Герё в письме Ракоши в 1951 году, «переименование позволило бы нам подстегнуть социалистическое соревнование на стройплощадках. Смену названия можно было бы организовать так… чтобы подавляющее большинство рабочих, поддержав это начинание, сами попросили бы правительство выполнить их просьбу… Я также полагаю, что присвоение сталелитейному комбинату имени товарища Сталина морально обяжет советские экономические организации предложить нам дополнительную помощь в планировании и снабжении»[1142].
После этого «спонтанной» народной инициативе дали старт. По всему городу рабочие писали письма Ракоши, обещая добиться более высоких производственных показателей и скорейшего выполнения плана, если только венгерский лидер согласится переименовать город. «Обещаю, что отдам все свои силы и знания, чтобы помочь маленькому деревцу, посаженному в крошечной деревушке Пентеле, достичь небес в чудесном городе Сталинвароше», — писал один из них. «Прошу товарища Ракоши передать это письмо нашему отцу Сталину», — усердствовал другой труженик. Некоторые слагали стихи:
Есть на Волге Сталинград, на Дунае — Сталинварош,
Имя Сталина родного новый город защитит…
Наконец рабочая депутация доставила Ракоши все написанные трудящимися письма, переплетенные в толстый кожаный фолиант, который хранится сегодня в городском музее. Руководитель венгерских коммунистов тепло встретил рабочих, сообщив им, что он согласен: город нужно переименовать. Трехдневный праздник по этому поводу был приурочен к годовщине Октябрьской революции и сопровождался танцевальными, театральными, оперными представлениями, спортивными состязаниями и книжной ярмаркой, на которой были представлены все сталинские труды. Огромный портрет Сталина украшал здание местного партийного комитета; его подсвечивали так изысканно, как будто, по словам местного журналиста, «свет благодарности венгерского народа озарял его лицо»[1143].
В Восточной Германии партийное руководство воспринимало неудачи социалистических городов с большей суровостью. Озабоченное инженерными провалами, оно провело в 1952 году специальное заседание партийно-хозяйственного актива Сталинштадта. За
