Собери аккуратно твое белье и первый раз, как придет к тебе брат, отдай ему. У тебя 4 рубашки, 4 кальсон, 2 юбки и 6 пар чулок.
Целую тебя.
Вера Жуковская.
«10 мая.
Родная моя Манечка!
Мы уезжаем 17 мая; тебя привезет Коля или твой брат в конце мая. Надеюсь, милая, что ты перейдешь в следующий класс. Мы не берем тебя с собой, потому что очень холодно и мы боимся, что ты простудишься в сыром доме. Заяц и Туська(котята)здоровы и едут с нами; ты их увидишь уже в деревне. Захвати с собою все, что у тебя есть твоего и привези непременно французский и немецкий учебник. Не печалься, милая, скоро увидимся. Если будет холодно, когда ты поедешь, надень теплую юбку; я ее тебе посылаю вместе с другими вещами. Целую тебя и люблю. Будь умницей.
В. Жуковская.
1882 г. 18 Сентября.
«Дорогая моя Маничка!
Как поживаешь ты, родная моя. Обещала писать, а от тебя нет ни словечка. Напиши мне обо всем, что тебя интересует. Я так привыкла к тебе, что мне было скучно спать одной. Вчера из деревни приехала Варвара и рассказывала, как Сабаня и Муша (щенки) скучали, как они бегали и выли, а Сабаня все царапался в нашу комнату. Твой Тусё здоров и весел, он постоянно сидит у меня в комнате. Ему очень скучно без тебя. Он приходит ко мне на плечо ласкаться и грустно мурлычет видя что это не ты. Кисточку на хвост он уже отрастил и стал очень мил. Любимая моя деточка, будь умницей и не ленись и не капризничай. Не слушай дурных воспитанниц и будь от них подальше, а постарайся найти себе подругу тихую и хорошую, которая бы тебя полюбила. Прощай милая. Будь здорова. Да хранит тебя Бог. Молись, родная, хорошенько Богу.
Любящая тебя Вера Жуковская.
Тусё целует тебя и любит. Вот Туськина лапка: обведена…
6 Мая.
Милая Маничка! Не печалься, что мы тебя сегодня не взяли. Тебя возьмем очень скоро; жди терпеливо и будь умница. Вещи, которые тебе принес вчера брат, береги и не надевай, чтобы белье было чистое для отъезда. Платье застегивается назади. Целую тебя.
Вера Жуковская.
Твой Туся жив и здоров. За тобой приедет моя няня. Будь умницей, дорогая. Привези с собой все, что у тебя есть своего.
1884 год. 25 марта.
Милая девочка Маничка!
Поздравляю тебя с днем твоего рождения — желаю тебе хорошенько учиться и перейти в следующий класс. Брат тебе принесет все, что нужно для вышивания. Выбери себе узоры и вышивай для русской рубашки. На рубашку надо вышить пять полос: две на рукава, две на плечи, и одну на грудб. Постарайся, родная перейти — это так необходимо. Целую тебя и желаю быть сегодня веселой. Уже недолго до лета…
Вера Жуковская.
Хотелось бы мне еще и еще цитировать эти письма, сшитые во внушительную тетрадку самой Манечкой, — с нею неустанно всю жизнь переписывалась Вера Егоровна, а брат Александр всю жизнь терпеливо и заботливо опекал, хотя характер у Манечки вытанцевался очень непростой, и супругам Микулиным бывало еще как нелегко с ней. Личная жизнь у Манечки не сложилась. Окончив Консерваторию, она преподавала фортепьяно в разных городах, и отличалась мнительностью, всегда считала себя обиженной на всех и на все — на мир, на судьбу… Во второй половине жизни увлеклась спиритизмом, правда, потом, говорят, это порочное увлечение совсем оставила. Как бы то ни было, она сберегла всю эту бесценную переписку до наших дней, а прожила Мария Александровна 94 года.
И я еще вернусь к микулинской — уже супружеской — переписке, а сейчас мне хотелось бы сказать об этих дорогих мне людях то и так, что и как я не умела сказать и самой себе раньше, что я не умела доосмыслить и назвать сколько-то лет назад, но когда теперь мне вдруг это «нечто» открылось явно и убедительно, я не могу не поделиться с читателем…
* * *
И я, как и все в мое время, искала в прабабушкиных листках и письмах или литературных совершенств и признаков таланта, оригинальности форм или языка, или смысловых глубин и подтекстов, или хотя бы любопытных подробностей тогдашней жизни, но там всего этого, чем так дорожит наш практичный век, спешащий скорее пускать подобные «листочки» прошлого в дело, на службу своим авторским амбициям, — всего этого там совсем и не наблюдалось…
Передо мной лежали странички, излучающие бесхитростность и необычайно нежный, мягкий свет, приоткрывающие для нас редкий, а ныне просто и реликтовый строй женской души. Чистоту и детскую простоту, которая ходит с ней об руку, простодушие, и неотъемлемую от него ласку, — милые черты, которые еще успели запечатлеть в своих женских портретах в неблизкие нам времена великие русские рокотовы, боровиковские и тропинины…
…Как быстро вытеснил и истоптал этот нежный тип холодный и жестокий рационализм, превратив женщину в умную, четкую и резко работающую машину, но, отнюдь не приблизив ее дух и природу и к другому высокому образу или типу женщин, которых святые отцы издревле именовали «мужемудрыми женами». Интеллект не равен мудрости. Не была интеллектуалкой святая премудрая дева Феврония, покорившая и перевоспитавшая своего князя Петра. Так же и великие равноапостольные жены: святая благоверная Киевская княгиня Ольга, просветительница Грузии Нина, святая Мария Магдалина… В отличие от тропиниских жен они были еще и «мужемудрыми» — то есть, как говаривала в древности (IVвек н. э.) святая преподобная мать Синклитикия: «по естеству я жена, а по помыслам — муж», — хотя и сохраняли при том и свою любовь, и ласку, и чистоту. Только любовь и ласка были у них уже перерожденными в подвиге — не душевными, а духовными. За великую любовь к Богу они были облагодатствованны столь же великими Божиими дарами, подлинными сопутниками святости. Но сила их (духовная) в немощи совершалась: в чистоте, кротости, терпении, смирении и жертвенной любви к ближним.
Таковыми Русь помнила и почитала святых благоверных княгинь — вдову князя Дмитрия Донского Ефросинию Московскую, мученицу верности святую Иулианию Вяземскую, преподобную Анну Кашинскую, преподобномученицу Елисавету Феодоровну… Такими были и еще очень многие русские женщины всего каких-нибудь 150 лет назад. И опять же — светили они миру, согревали его своими сердцами и в дворянских усадьбах, и в крестьянских дворах. И не только благочестивая старина говорила о себе в них, но больше всего хранимая свято Вера, которая все и всех ставит на свои собственные Божии места: мужчин делает настоящими мужами, женщин — христианскими женами. А как начинает ломаться и подтачиваться вера, так и женский тип сразу — быстрее всех, — теряет вои светлые черты, переменяется до неузнаваемости… Не случайно же Достоевский говаривал, что женщине без веры совсем жить невозможно. А он-то хорошо знал и любил этот женский образ сокровенной красоты, пришедший на Русь вместе с Верой Христовой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
