– Зачем Вано чистил пистолет?
– Мальчик. Хотел скрыть, боялся папу, а может, и некоторый навык – у людей, часто пользующихся оружием, на уровне рефлекса – после стрельбы надо почистить. На каждый вопрос есть ответ.
Она пожала и выпустила мою руку, разозлилась на себя:
– Какая же я дура! Я вам так поверила… Вы так искренне и умело все раскрыли третье июня… Так… показали, что все – ложь. А все… И сами врали, и Микоян ни при чем…
– Может быть и он…
– Зачем ты меня мучаешь?! Он! Не он! Опять он! – Она поднялась скорее уйти, остаться одной и подумать в тех местах, где она спит и сегодня не сможет уснуть. – Неужели лично тебе действительно все равно?! Да, тебя заслали, тебе сказали… Но лично тебе: все равно, кто убивает живого человека? Тогда, на мосту? Она могла бы еще прожить шестьдесят лет!
– Меня это не трогает. Проиграно главное, а мелочи… Нам поставили задачу – каждый должен быть услышан, – ты ж не переживаешь, когда играешь на компьютере… Стреляешь, в тебя стреляют. Тратишь жизни. Как может сердце заболеть?
– И ты… Только это? Вот ради этого – семь лет?.. Все, что ты хотел?!
Что бы я хотел? Чтобы кто-то из них вышел навстречу из подступающего тумана. Хотелось бы задержать Петрову, Настю, Флам – но она не пожелала в старухи, сберегла молодыми глаза, свою силу, механику обольщения, нажала «уйти без следа», без старческих фото со слезящимися глазами и полоумных исповедей нянечкам, пришедшим вынести дерьмо. Я бы хотел… Хочу умереть. Но остаться живым. Умереть в другую сторону. Где нет смерти. Остаться жить, но умереть.
– Тебя раздеть? Или у тебя какой-то другой план? Есть же и у тебя какой-то план. Что там дальше?..
Она вскочила и – к дверям, дергала ручки, пробовала замки.
– Ты же запомнила: я запер дверь. И твой план: позвать «открой, выпусти меня…», расплакаться от обиды в темном коридоре… Чтобы обнял…
– Нет!
– Утешал, говорил, как хорошо ты работала, как мне не хватает тебя… Особенно сейчас. Гладил. И ты тоже меня обнимешь, а потом уже скажешь, зачем пришла и что хочешь. Мало осталось, не хочу играть. Что еще сказал Борис Антонович?
Она ответила так нескоро, что я поверил– промолчит:
– Что вы не остановитесь. Дождетесь, когда все разойдутся, оставят вас и – пойдете дальше один.
– Еще.
– Что это опасно. Все, что связано с той женщиной, Анастасией Петровой, – опасно. Что это видно даже по судьбе ее любовников и мужей. Еще он сказал, но не про женщину, про что-то: она все равно окажется сильней, и человеку лучше в этом не убеждаться, все-таки надеяться. Он думает, вам нечем будет вернуться. Если вы пойдете. Вот, почти все.
– И еще он рассказал что-то про меня…
– Боря хороший. Он не хотел сделать мне больно… Чтобы я… не ездила к вам.
– И дал адрес.
– Не то чтобы не ездила, а чтобы осталась… Не искала вас… там, – наконец-то в ее руке появилась бумага. – Я съездила в Дом правительства, поговорила с соседями… Все говорят: Оля Вознесенская запомнилась очень светлой… Петрова покупала ей что-то для школы, и Оля всему радовалась: баба Настя, мне как раз это и нужно! Училась в инязе. Бросила, когда полюбила Владислава Р-ова. Собралась замуж за другого, но покончила с собой. С матерью Оля не жила – Ираида Петровна много времени проводила за границей. Над гробом Петрова сказала: «Оля могла прожить еще шестьдесят лет». – Не дождавшись благодарностей и горячечных вопросов, выложила еще: – Я съездила в иняз и убедила учебную часть показать мне на минуту дело Вознесенской. Все, что выписала, – почему-то бросила листик на пол, чтобы не приближаться. – Ладно. Попробую честно: в общем, позовите меня, если я еще что-нибудь смогу… Хочу с вами. Не хочу, чтобы вы один… Ничего не побоюсь. Я все смогу, если вам это надо. Только не обманывайте.
Шаги послабели и утонули в грохоте подъездной двери, я нашел мобильник и подсветил первый четкий след, отпечаток узкой убегающей юной стопы: Вознесенская Ольга Петровна (отец – Петр Вознесенский, кто это? а еще Петр дед, бабушка Петрова), родилась 6 марта 1953 года, закончила школу № 122 Фрунзенского района. Зимой 1973 года (девятнадцать лет, вот он, появился Р-ов) просит академический отпуск по состоянию здоровья по сентябрь. Начинала на дневном и (опять) по состоянию здоровья перешла на вечернее. Декабрь 1975 года – приказ на отчисление с четвертого курса (примерное время смерти установлено, двадцать два полных года, уместился муж и несчастная любовь), прописка: улица Жолтовского (вот он, теперь – Ермолаевский переулок), дом 10 (а прабабка Топольская в доме 8, все напрасно! Олю прописали к родителям отца?), квартира 27. Переменила фамилию по браку – Овсяникова (значит, Овсяников какой-то…) – перечитал внимательней и то, чего не хватало – нашлось: Ольга Петровна Вознесенская родилась на следующий день после официальной смерти императора, не дав оборваться нити, еще одной опорой подставившись под изгиб Большого Каменного моста.
В доме двадцать один Овсяников по телефонной базе не числился.
Вторник, среда – с четырех до семи, я снова полз в паспортный стол, скучая: пел про бабушкину могилу, а теперь понадобилась самоубийца в доме напротив; еще пять сот? А вызовут милицию? Милиции – сто долларов; скажу: сумасшедший, изучаю историю переулка; и повеселел: адрес стола-то другой, Красная Пресня, 26; но – просто переехали, и прежняя улыбка встречала интересующихся в восьмом окошке. Я занял очередь, за мной не занимали, подходили, спрашивали и не занимали, я промочил ноги, почти не сплю, ничего не придумал, паспортистка мне больше не улыбалась; сунул бумагу «адрес-имя», деньги:
– Ищу человека. Куда она выехала? – Почему я должен все объяснять?! Будьте сами повнимательней.
– Через неделю. Через неделю:
– Вознесенская меняла фамилию на Овсяникову, знаете? Выехала в 1972 году на Куусинена, дом 9.
– Одна? Там у вас нет имени-отчества мужа? Нет.
На Куусинена в базе висела Левина А.С. – где же Овсяников?!! – Оля выехала дальше? Какую квартиру оставила мужу? Вдруг ошиблись бедные родственники… Хотя во всем, что касается квартир и сережек с камнями, бедные родственники не ошибаются – я обреченно позвонил, и грубый голос, гортанный, диковатый, – небось, сдали квартиру черным, сидят на шести сотках, не доковыряешься.
– По этому адресу была прописана Вознесенская Ольга Петровна. Вы не слышали это имя?
– Я ее муж.
Я почуял: взлетает – то, что не происходит ни с кем, происходит с ним, его жизнь нужна, будет вспоминать этот вечер до смерти, вместе со мной.
– Я ее муж. Алексей Алексеевич.
– Я собираю материалы про семью Ольги Петровны, для музея… Хотел бы с вами встретиться. Несколько вопросов, недолго… Где вам удобно?
– Тогда уж давайте в квартире, посмотрите, где Оля… Запишите.
Второй этаж, верхняя кнопка, код… Торопился я, уже предчувствуя: напрасно, но радуясь, ошибся – дал свой телефон, но он попросил, нельзя спугнуть, трудно копать одному, и в воскресенье (за два часа до…) Овсяников позвонил:
– Саша (какой я тебе на хрен «Саша»?!)? Во-первых (это херня, главное он заготовил для «во-вторых», кому-то позвонил, поделился со своей А.С.Левиной, поворочался ночью), у меня гости приехали из Киева, много народу в квартире… А во-вторых, я так мало знал (ахты, скотина… ах ты…)
Я бодро и сочно попротестовал, цепляясь за краешек ногтями. Позвоните когда-нибудь потом, после первого – и через десять дней:
– Мы хотели встретиться.
Вот он уже мне и грубо ответил:
– Это вы хотели. Мне нечего сказать.
– Десять минут. В любом месте. Я пришлю за вами машину. Вы можете ничего не рассказывать. Просто послушаете меня и скажете: это правда, а это…
– Нет.
– У вас будет время поговорить со мной по телефону? – Ему ведь и страшно, и любопытно, что я нарыл…
– Мы уже говорим.
* * *
– Оля жила в квартире бабушки Маргариты Михайловны Вознесенской по прозвищу Муца. Бабушка работала в «Вечерней Москве» (как мать Петровой – Топольская, знакомы?), отец Оли – юрист, он умер. Оля тяжело переживала развод родителей и не хотела видеть отца.
– Вы видели другую бабушку – Петрову?
– Баба Настя. Высокая согбенная старуха, типа Анны Ахматовой. На фотографиях и портретах маслом просто роскошная женщина. Я знаю, что она познакомилась с мужем в Японии. В Китае? Все говорят, невысокая? С меня ростом, а я сто семьдесят шесть. Вася? Не буйный. Похож на Форреста Гампа. Ежик такой на голове. Образованный, как словарь. Прекрасная память. В шахматы играл блестяще.
– Когда вы поженились?
– В семьдесят первом. Через полгода развелись. Я уехал работать за границу…
– Немного пожили вместе, это было связано с каким-то… конфликтом?
– Нет, с моим отъездом. Я уехал за границу на три года, и она должна была приехать ко мне. Но что-то у них там случилось.
– Ваша жена…
– Очень любила музыку классическую. Малера. Живопись. Глазунова, например. Такая была серьезная… Кем хотела стать? Педагогом, наверное. Мы развелись, и я уехал, и больше отношений не имел. Я старше ее на семь лет.
