сама им являлась, но этот Эспен…
Он всё перевернул. Пошёл против Господина, убил неисчислимое количество Его слуг и подтянул за собой других адептов. Невзирая на все наши уловки, несмотря на планы, засады, козни и интриги, каких бы тварей мы на него не натравливали — он всё ещё был жив. Вопреки… вопреки Воле Аммаста. Не было ли это доказательством, что есть иной путь?
Когда я узнала, что тело, коему суждено было возлежать со мной, досталось другой женщине, то приказала выжечь всю чёртову деревню. Убить всех, кто был ему дорог. И стоит признать, я создала настоящего монстра. Возможно, для него я стала самой важной женщиной в жизни.
Но, что самое интересное, сбежав тогда, он уже во второй раз опроверг веру во всемогущество Господина. Сколько бы людей я не посылала, они не возвращались. И моё мировоззрение, пусть и понемногу, начало изменяться. Уж и сама не знаю в какой момент этот мужчина завладел разумом… Не телом, душой.
Да, я хотела это трахнуть. Без разницы, кто будет заточён внутри — Аммаст или паразит. Но когда один за другим мои люди отправлялись в мир иной, я испытывала… даже хрен знает, как выразиться… Я болела за своего врага. Болела через осознание, что все его действия ведут к расправе надо мной. И может поэтому не позволяла никому другому вмешаться в поиски Эспена, даже когда погиб Храмовник и большая часть людей.
Да, это был первый раз, когда я соврала себе: соврала, что ненавижу этого мужчину.
Я отняла у него самое дорогое, вырвала душу с корнем, но вместе с тем подарила свободу. Точно также, как и меня саму когда-то лишили всего и поставили перед выбором. Но в отличии от меня, он выбрал бессонные ночи и бесконечные сражения за свою свободу, а я… Мне не хватило сил выбрать достойную смерть, взамен подневольного существования.
Кажись, я уже не впервой задумываюсь над таким, проблема лишь в том, что мне поздно сворачивать. Моя судьба предрешена и винить за это некого. В момент, когда я была самым свободным существом на свете — когда я могла сама избрать дальнейший путь, что не под силу миллионам взрослых, я ступила на скользкую дорожку, где в конце-концов и поскользнулась.
Пожалуй, день, когда мы впервые с Эспеном встретились после сожжения его деревни, повлиял на мои чувства больше всего. Его силы воли хватило сопротивляться даже моим чарам… А то, что он сказал: «Какой смысл умирать за того, кого даже не видела?» — и вовсе взорвало мой мозг. Такая простая истина, но мне не хватило мудрости прийти к ней за 60 лет служения Церкви.
Так почему сейчас не сбежать, не оставить всё? Наверно, и правда, было бы логично после такого уйти от Аммаста. Забыть все тёмные техники и алфавит, стать обычным адептом, прорваться до «Спирита» и идти дальше по миру с высоко поднятой головой.
Всё куда проще, хах! Я… просто не хочу. Честно, сил больше нет. Моя жизнь была прожита зря. Я не стала хорошим человеком, да и Магистр из меня — дерьмо.
Остаётся только ждать. То, что было предназначено нам судьбой. Когда я встречусь с Эспеном, один из нас умрёт. И вопреки желанию уступить, даю слово пред всем Карцером, что буду драться, до самого конца сохраняя ту линию, что начала гнуть ещё в детстве. Просто потому, что так будет честно по отношению к обоим.
Уверенна, мне хватит сил посмотреть в глаза этому человеку.
* * *
Телега запряжённая мулами сделала огромный крюк, дабы не вызвать подозрений у солдат Ультрас и зайти с их территории. На это ушло два дня, в течение которых Эспен проговаривал план с вызвавшимися на задание Энасом, Яхтиром, Гарольдом и… Големом. К слову, брать старика паразит не планировал, но тот ни в какую не соглашался отправить пасынка в одиночку на столь опасное задание.
Из всей группы знал язык Империи Ультрас только Эспен, ему, соответственно и предстояла роль торговца. Неко вместе с кочевником разделись до пояса, надели кандалы на руки и ноги, оставшись на босу ногу в одних драных штанах. С Големом поступили необычно: никто бы не поверил, что у торгаша, запряжённого мулами, хватит денег на охрану в лице каменного истукана родом из-за средней стены. Тем более, они не знали, существует ли у Ультрас отрасль лепки искусственных воинов.
Потому, Голема было решено измельчить в пыль, а на ядро наложить чары, дабы оно не начало собирать каменного философа воедино. Его Эспен собирался представить, как волшебный порошок, отпугивающий глубинных тварей.
Разведка из личного войска Бальдра Большерука доложила, что ущелье охраняют две тысячи солдат, включая три сотни лучников. Такой авангард мог бы даже Старвод взять приступом, но вместо этого охранял метеоритные шахты. Да, они были важной точкой в логистике и создания вооружения, однако две тысячи воинов… Сколько тогда сидело в Доменгоне?
К слову, от самой крепости до рудников было что-то около десяти километров. Значило ли это, что ходы были, но очень длинные или, что их и правда не существовало — Эспен не знал. Задание есть задание, его нужно было выполнить. В любом случае, он собирался подробно изучить пещеры изнутри, прежде, чем наносить удар исподтишка.
По информации разведчиков, караваны торговцев ходили сюда примерно раз в две недели и до прибытия следующих оставалось дня четыре. Само собой, вместо них, Эспен планировал привести за собой армию из пятисот адептов. Конечно, генерал Бальдр мог бы дать и больше, но тогда генеральное сражение Империй было бы слито в выгребную яму: Ультрас просто заперся бы внутри Доменгона и занял глухую оборону, а Доминос потеряла бы кучу людей, так необходимых для битвы. Поэтому взять шахты было необходимо бесшумно и быстро.
Эспен сочинил легенду: дескать, он торгует кирками, металлом для починки вагонеток и двумя рабами. Но для главы шахты у него есть особое предложение — та самая пыльца. Паразит рассчитывал на экскурсию по тоннелям от начальника за бочонком мёда. На крайний случай, у него было два запасных предложение: попросить в обмен на часть бесплатной пыльцы лекарство для больного отца, коего играл Гарольд либо договориться о ночлеге, дескать, завтра придёт целый караван, созданный юным вельможей недавно, который ходит по собственному графику.
В противном случае… Они уйдут. Нет, Эспен давно понял, что особенный, но не настолько, чтобы противостоять двухтысячному войску, правда ведь?
— Парни, слезайте. Дальше пойдёте пешком, как подобает рабам, — сообщил Эспен,
