Насыпанная толстым слоем щебенка поскрипывала в темноте под его полевыми ботинками. Неизрасходованная энергия выпитого виски бурлила в нем, пронизывала его насквозь горячими волнами. Жалко, нечего больше выпить. Он бы с удовольствием напился до одури, до беспамятства! Ты не можешь жить без горна, это понятно, но, похоже, тебе запрещено даже сочинять жалкие стишки для солдатского блюза.
Ведь, когда семейство Колпепперов посетило их на насыпи, у него в голове был уже весь следующий куплет. Куплет про субботу; и получился он отлично.
Он шагал в темноте по дороге и проговаривал про себя:
В тюрьме в субботу скучно, Сквозит изо всех дыр. Залез я на скамейку, Гляжу в окно на мир.Из армии слинять я до смерти был рад,Но, кажется, судьба зовет меня назад.
В городской тюрьме Ричмонда в штате Индиана их запихнули в камеру на втором этаже, и в субботу вечером они, стояли на скамейках и смотрели, как по центральной улице гуляет народ. Они залезали на скамейки, потому что иначе было не дотянуться до окон. Их было в камере четверо. Всех взяли за бродяжничество. Продержали неделю, потом выпустили. Бродяг тогда было полно, а тюрьмы не резиновые. Был 1935 год.
Это как с горном — твоей музыке поверят, только если ты сам пережил то, о чем пытаешься рассказать, а у него все уже было в голове, и он готов был продиктовать Слейду слова. Кроме него, никто не смог бы сочинить этот куплет, потому что они ни разу не сидели в тюрьме. А теперь куплет, может быть, так и останется незаписанным. У него не было с собой ни карандаша, ни бумаги, да даже если бы и были, он не стал бы записывать. Он бы порвал бумагу, а карандаш выкинул. С горькой радостью он подумал, что, возможно, лишает мир чего-то важного и прекрасного.
А впрочем, что такое этот мир? Сплошное засилье колпепперов.
Едва ты появляешься на свет, семейства колпепперов берут тебя за шкирку.
Он шагал в темноте по пустой дороге, и его переполняла щемящая жалость ко всем пруитам, живущим в этом мире; он думал о недописанном блюзе и о том, что они не взялись бы его сочинять, если бы не идиотское преклонение Слейда перед пехотой. Так что все это нелепая случайность. Слейду стало стыдно, что он соврал про пластинки Джанго, и он захотел как-то загладить свою вину, потому и навязал им эту глупую затею. Да, нелепо. Нелепо и смешно.
Голос Пятницы, спорившего с Пятницей, растаял далеко позади, и он теперь остался один, в своем собственном, замкнутом мире, радиус которого измерялся десятью футами щебенки. Только что ему хотелось остаться одному. Но сейчас одиночество давило. Этот замкнутый мир сросся с ним, как луч прожектора, намертво прилипший к танцору на сцене.
Он побежал. Но ему было не оторваться от этого своего мира. Он не мог убежать от него, как не мог убежать и от мира колпепперов.
Он перешел на шаг. Шагал по дороге и размышлял, допишут они блюз или нет. Скорее всего, нет, разве что Слейд переведется в Скофилд, чтобы их вдохновлять. Слейду нравится пехота только потому, что сам он служит в авиации. Пруит громко засмеялся, смех был горьким и радостным.
— Стой!
Пруит остановился. Встал как вкопанный. Никаких постов здесь вроде быть не должно. Но когда командуют «стой!», лучше не спорить. Тем более если вслед за окриком из темноты возникнет часовой с заряженным пистолетом.
— Кто идет? — требовательно спросил тот же голос.
Совсем рядом, на границе с его замкнутым в десять футов щебенки миром, произошло какое-то движение, блеснуло что-то похожее на пистолет.
— Свой, — ответил он в соответствии с уставом.
— Подойди ближе, свой, и назовись, — громыхнул голос.
Пруит медленно, в полном соответствии с уставом, двинулся вперед.
— Стой! — в ту же секунду рявкнул бестелесный голос.
Пруит замер на месте. Происходящее больше не соответствовало никаким уставам.
— Кто идет? — снова рявкнул голос.
— Свой, черт возьми!
— Подойди ближе, свой, черт возьми, и назовись.
Пруит шагнул вперед.
— Стой! — в ту же секунду загремел голос, и в темноте качнулся маслянистый блик.
Пруит остановился.
— Эй, что за шутки?
— Молчать! — Отделившийся от темноты силуэт навел на него какой-то тускло поблескивающий предмет. — Вольно! Разойдись! Кругом! Направо! Кто идет?
— Рядовой Пруит. Седьмая рота… — ого пехотного полка, — отчеканил Пруит, начиная смутно догадываться.
— Рядовой Пруит, седьмая рота… — ого пехотного полка! Подойди ближе и умри от моей пули! — проревел голос.
— Тербер, иди ты в задницу, — сказал Пруит, приближаясь к нему.
— Ба-бах! — гаркнул Тербер и попятился. В руке у него качался все тот же поблескивающий предмет. — Пиф! Паф! Попал!.. Ты убит. Ба-бах!
— Кончай ломать комедию. — Пруит поморщился. Он уже разглядел, что блестит у Тербера в руке. Это была бутылка.
— Так-так. — Тербер пьяно хихикнул. В глазах у него зажглись смешливые огоньки. — Хорошо я тебя разыграл, а? Привет, малыш. Ты чего это здесь расхаживаешь? Ведь темно. Ненароком и подстрелить могут. Не слыхал про такое?
— Я гуляю, — с вызовом сказал Пруит.
— Так-так… Говоришь, гуляешь? Я слышал, лейтенант испортил вам все веселье.
— Сволочь он.
— Ай-я-яй, — Тербер погрозил пальцем. — Разве можно так говорить про человека из славного рода Колпепперов? А тебе известно, что во всех войнах, которые вела наша отчизна, сражалось минимум по одному Колпепперу? Начиная с той войны, когда Тейлор[43] оттяпал у Мексики Калифорнию. Может, лично ты хотел бы, чтобы у нас не было Калифорнии? А где бы, интересно, мы тогда кино снимали? Что бы стало с нашим миром, если бы не колпепперы? Как по-твоему?
— Пошли они все куда подальше!
Тербер дурашливо зацокал языком:
— Ай-я-яй. Необразован… не печется о благе человечества… к тому же дурно воспитан… Тебя лучше расстрелять. Ба-бах!.. Пиф-паф. Ты убит. Я в тебя попал. Как тебе мой новый пистолет? — Он выставил бутылку перед собой. Пруит протянул руку, но Тербер тотчас убрал бутылку. — Но-но. Ты поосторожнее. Заряжено.
— Ты, я вижу, тоже зарядился.
— Хочешь выпить?
— Мне твоего виски не надо. Захочу — сам достану.
Тербер задумчиво разглядывал свой «пистолет».
— Заряжено, — повторил он. — Валит с ног медведя. Ба-бах! Медведя хочешь? — Он подкинул бутылку в воздух и поймал на лету. — Я, малыш, стреляю как снайпер. Хочешь, можем как-нибудь пострелять на пару. Посмотрим, у кого лучше получается, — сказал он ухмыляясь.
— Чего это ты вдруг расхвастался?
Тербер и Пит Карелсен были лучшими стрелками в полку, вне всякой конкуренции. У обоих были отличные узкоствольные винтовки «03», и оба только что не молились на них. Вместе с главным сержантом О’Бэнноном и капитаном Стивенсом из второй роты они составляли полковую стрелковую команду. И как бы здорово кто-то ни стрелял, Тербер всегда умудрялся его переплюнуть. Это было даже несправедливо.
— Да нет. — Тербер усмехнулся. — Я не хвастаюсь. Ты, говорят, и сам стреляешь как бог. Я слышал, две недели назад ты устроил на стрельбище целый спектакль. Так что, думаю, тебе будет интересно проверить себя в паре с настоящим стрелком.
— Идет, — сказал Пруит. — Говори когда.
— Устроим маленькое спортивное соревнование. По всем правилам. Ну и заодно скромное товарищеское пари. Поставим долларов по сто. Ты как?
— Будем ставить поровну?
— Мне, наверно, надо поставить больше.
— Я думал, ты хочешь, чтобы это я поставил больше.
— Зачем же? — Тербер хитро усмехнулся. — Я тебя грабить не собираюсь.
— Где будем стрелять? И когда? Прямо сейчас?
— Стрелять надо на стрельбище. — Тербер опять усмехнулся. — Чтобы все по правилам. Учебные стрельбы начнутся примерно через месяц.
— Тю! Я думал, ты предлагаешь сейчас.
— А из чего стрелять? У меня с собой только этот пузырек. Придется подождать, пока начнутся стрельбы.
— Значит, ставим поровну. И чтобы было честно, ты дашь мне свой стереоприцел. Идет?
— Конечно.
— Когда начнутся стрельбы, меня, может, здесь уже не будет.
— А ведь ты прав. Ей-богу, — Тербер мотнул головой и щелкнул пальцами. — Я и забыл. Ты же к тому времени будешь в тюрьме. Тьфу ты, черт! — с досадой чертыхнулся он.
— Что, сразу на попятный?
— А как же! — Тербер ухмыльнулся. — Я всегда чуть что — на попятный. — Он сел прямо на щебенку и скрестил ноги по-турецки. — Держи, старик. Выпей.
— Ну давай. — Пруит взял у него бутылку. — Мне что из твоей бутылки, что из бутылки Колпеппера — все едино.
— Вот и хорошо. Мне тоже все едино, кого поить — тебя или Колпеппера.
