Настала пора дождей, за промозглым утром следовал унылый день. На вилле приходилось зажигать огни и закрывать ставни. Я с удивлением обнаружила, как угнетают сумрак и мелкий дождь, и задумалась о том, в какой степени энергия и оптимизм связаны с бодрящим климатом солнечной Александрии. Раньше мне казалось, что это мои природные качества, но, похоже, солнце и воздух играли здесь не последнюю роль.
Цезаря я видела редко. Он был поглощен спешной подготовкой к войне и прохождением своих реформ в сенате, так что свободного времени у него практически не оставалось. Иногда я мельком видела его на Форуме, когда он спешил к своим новым постройкам. Я узнавала его издалека и чувствовала, если он замечал меня — в таких случаях быстрый шаг Цезаря на мгновение сбивался. Но не более чем на мгновение: он никогда не подходил и не менял своего маршрута.
Меня пугал его отъезд. Утешало только то, что за отъездом последует — должно последовать, непременно должно! — возвращение.
Мне бы очень хотелось проводить его известием, что я снова жду ребенка, но здесь мы жили не так, как в Египте — вместе, не расставаясь ни днем, ни ночью. В Риме мы встречались нечасто, да и дух этого места отличался от пронизанной плодородием атмосферы Египта. Я не понесла: то ли боги Рима закрыли мое чрево, то ли им просто не было до меня дела.
Суровые каменные боги Рима не походили на Исиду, Царицу Небес, ведавшую, что такое страсть и сострадание…
Цезарь намеревался отплыть третьего ноября; подготовка к походу велась стремительно даже по его меркам. Он собирался взять с собой опытные пятый и десятый легионы, распорядиться, чтобы к ним присоединились другие ветераны, а остальные войска собрать позднее. К сожалению, после последних войн, когда казалось, что мир установился надолго, он распустил некоторые из своих прославленных легионов. Теперь бывшие солдаты возделывали землю, полученную при выходе в отставку.
Цезарь объявил Риму, что берет с собой своего внучатого племянника Октавиана, дабы преподать ему уроки тактики и стратегии непосредственно на поле боя. Ну что ж, его изящным тонким рукам полезно привыкнуть к мечу.
Я думала, что тайное чтение военной корреспонденции должно сослужить Октавиану хорошую службу: Цезарь увидит, что его молодой родственник на удивление хорошо информирован. Наверное, с этой целью Октавиан и прибрал к рукам письма.
Октавиан недолго занимал мои мысли, потому что Птолемей заболел: у него начался кашель и лихорадка. Ему трудно было переносить зиму. Он лежал в своей узкой кровати и всякий раз, когда я заходила в комнату, поднимал на меня большие запавшие глаза.
— Я хочу вернуться в Египет, — жалобно говорил он. — Я хочу на солнышко. Хочу к Олимпию.
Его жалобы прерывал затяжной приступ кашля.
— Птолемей, — отвечала я мягко, — сейчас слишком поздно пускаться в путь. Нужно подождать, пока пройдут зимние шторма.
— К тому времени я умру, — бормотал он, беспокойно вертя головой.
— В Риме есть доктора, — говорила я. — Половина из них — греки. Я приведу к тебе самого лучшего врача. — Я протирала его потный лоб ароматизированной тканью. — А еще есть Исида, наша богиня. Я разузнаю, где ее святилище, и попрошу у нее помощи. Она никогда мне не отказывала.
Мы с Хармионой отправились на поиски храма Исиды. Я слышала, что он находится на Марсовом поле. Утро выдалось холодное и туманное — одно из тех, когда все краски мира поглощают разные оттенки серого. Улицы, окутанные туманом, казались таинственными коридорами, что ведут к невидимым площадям. Но я уже изучила Форум достаточно хорошо, и место, где должен был располагаться храм, нашла без особого труда.
Но там оказалась груда камней. Лишь ровный мраморный пол, усеянный осколками и обломками упавших колонн, указывал на то, что здесь стояло поруганное святилище. Сброшенная статуя Исиды валялась рядом с каменным пьедесталом. Осквернители не ограничились тем, что низвергли богиню, — они разбили статуе лицо, полностью уничтожив его черты!
— О Хармиона!
Я схватила служанку за руку. При виде богини без лица меня пробрало могильным холодом.
— Ее разбили намеренно, — шепнула она, с опаской глядя по сторонам. — Враги Исиды.
Ее враг был и моим врагом, поскольку Исида являлась покровительницей царского дома Птолемеев.
— Кто осмелился на такое? — тихо произнесла я, наклонилась и погладила обезображенное лицо богини тем же успокаивающим движением, каким утешала Птолемея. — Но кто бы они ни были, они ничего не добились. Мало искалечить статую, чтобы уничтожить твою силу или лишить тебя милосердия. Человеческая злоба бессильна повредить богам или умалить их могущество.
И это утешало. Во что превратился бы мир, если бы люди отнимали у богов силу, оскверняя изваяния и алтари? Нет, боги — нечто больше, нежели их рукотворные изображения.
— Исида, услышь меня! — обратилась я к богине. — Здесь у меня нет систра, нет священной воды из Нила, нет кувшина, подобающего для совершения обряда в твоем святилище. Но я молю тебя, самую верную жену и самую любящую мать: коснись Птолемея своей целительной десницей, дабы он смог снова увидеть родину!
При виде обезображенного лица богини мое сердце обливалось кровью. Поддавшись неожиданному порыву, я сняла свое ожерелье и надела его на шею статуи.
— Нет, моя госпожа, его украдут, — сказала Хармиона, пытаясь остановить мою руку.
— В конечном итоге все украдут, — возразила я. — Сломают, сокрушат, разрушат, украдут.
Перед моим мысленным взором предстала отвратительная картина злобного буйства, оставляющего после себя руины.
— Но она знает, что я приношу дар от чистого сердца.
Лазурит поблескивал на шее низвергнутой статуи среди развалин единственным цветным пятном, не считая пробивавшейся сквозь каменные плиты зеленой травы.
Это подношение подействовало на меня успокаивающе, ибо я бросила что-то в пасть разрушения.
— Идем, — сказала я. — Покинем это скорбное место.
Нам удалось найти хорошего доктора по имени Аполлос. Он был греком, но стал римским гражданином.
— Благодаря Цезарю, — сказал он, — иноземные врачи, ученые и художники стали получать гражданство. Я приехал сюда на время и в мыслях не имел здесь поселиться, но Цезарь ввел новые правила.
Он наклонился к груди Птолемея, прислушался к его дыханию и определил:
— Скопление мокрот. Лучший способ избавиться от него — выкурить. Жгите сушеный пажитник и сделайте припарку из сушеных фиг. — Он улыбнулся и похлопал по впалой маленькой груди Птолемея. — Не бойся. Увидишь, я поставлю тебя на ноги.
