на произвол судьбы. Но не у всех хватило духу принять эту рискованную затею. Молодой дворянин из гарнизона по имени Симон де Краон отправил послание своим родственникам во вражеском лагере с предложением выдать самого Ангеррана де Бурнонвиля в обмен на смягчение условий для всех остальных. В ту ночь, когда Бурнонвиль прибыл к воротам, чтобы возглавить прорыв через осадные линии, он обнаружил, что Краон и его спутники преграждают ему путь. Начался бунт. Зазвонил набат. Толпы горожан хлынули на улицы с факелами и мечами в руках. Осаждающие, услышав шум и догадавшись, что происходит, решили штурмовать стены. Как только достаточно рассвело, они начали штурм стен сразу в пяти точках. После двух часов отчаянного боя на стенах и в проломах английский отряд открыл ворота у реки, чтобы впустить своих соотечественников, сражавшихся с
арманьяками. В тот же момент отряды герцога Барского, стоявшие на противоположном берегу реки, переправились вброд и захватили мост через Эсну. Над башней появилось знамя графа Арманьяка. Защитники отступили, а осаждающие навалились на стены со всех сторон. Повсюду раздавались крики
Armagnac! и
Ville gagnée! (Город наш!)".
Согласно военному кодексу позднего средневековья, защитники города, взятого штурмом, не могли рассчитывать на пощаду. Разграбление Суассона было одним из худших в своем роде. Дома и церкви подвергались систематическому опустошению. Солдат гарнизона и горожан рубили без разбора. Женщин насиловали. Многие жители бежали к реке и тонули, пытаясь переплыть ее. Около 1.200 человек погибли[476]. Когда разграбление города закончилось, возмездие продолжилось. На этот раз некому было остановить графа Арманьяка, который своим ужасным примером показал опасность сопротивления. Ангерран де Бурнонвиль, который был тяжело ранен в последний момент боя, был обезглавлен на городском рынке. Согласно фламандскому хронисту Оливье ван Диксмюде[477], который утверждает, что узнал об этом от очевидца, раненый Бурнонвиль призвал с эшафота выпить за герцога Бургундского "и за гибель всех его врагов". Вместе с ним были казнены несколько видных дворян из гарнизона, а также ряд горожан, которые понесли наказание за то, что открыли ворота Иоанну Бесстрашному в феврале. В последующие дни оставшиеся в живых солдаты гарнизона, включая нескольких английских лучников, были группами повешены на импровизированных виселицах перед воротами и у королевских покоев. Двадцать пять видных горожан были закованы в цепи и увезены в повозках для казни в Париже[478].
В конце мая 1414 года армия принцев разделилась на две части. Меньшая часть, из Суассона, двинулась на юго-восток, чтобы вторгнуться в Бургундию. Основная часть планировала продвигаться на север для вторжения в Артуа. Серьезность положения герцога Бургундского стала очевидной, когда его родной брат Филипп, граф Неверский, отошел от его дела. Доля Филиппа в отцовских владениях, включавших графства Невер и Ретель и разрозненные территории в Шампани, была более уязвимой, чем владения Иоанна. Поэтому в начале июня 1414 года он предстал перед Карлом VI в аббатстве Сен-Мартен в Лаоне и смиренно подчинился. По его словам, письма Дофина ввели его в заблуждение, заставив поверить, что он действует в интересах короля. Филипп пообещал никогда больше не поддерживать дело своего брата, и его заставили передать владения под контроль офицеров короля, сохранив доходы, но не политическое влияние и военную силу. Было решено, что если он нарушит свои обязательства, то его владения будут окончательно конфискованы в пользу короны. Филипп явно считал, что арманьяки победили[479].
* * *
30 апреля 1414 года английский Парламент собрался в Лестере во временном деревянном зале рядом с францисканским монастырем. Во вступительной речи канцлера Генри Бофорта ничего не было сказано об отношениях с Францией, но эта тема, должно быть, занимала всех. Генри Скроуп и Хью Мортимер приехали из Парижа в начале мая с отчетом из первых рук о событиях, разворачивающихся на севере Франции. К ним присоединились четыре посла герцога Бургундского, которые недавно прибыли в Англию. Посольство возглавлял канцлер Фландрии Рауль ле Мэр, а в число его коллег входили некоторые из ближайших доверенных лиц Иоанна Бесстрашного. Генрих V позаботился о том, чтобы французы узнали о приезде бургундцев. Послов демонстративно принимали и экстравагантно почивали. Дипломатический секретарь Карла VI Готье Коль, оставшийся в Лондоне для поддержания контактов с английским двором после отъезда последнего французского посольства, был приглашен в Лестер для наблюдения за зрелищем. Современник сообщал, что в Парламенте было "много секретных дел, о которых стало известно только позже". Насколько Генрих V поделился своими планами с Парламентом, можно только догадываться, но в данный момент король приберегал сюрприз для другого дня. Епископ Бофорт сообщил парламентариям, что Генрих V не просит субсидий "в надежде, что в будущем он найдет их более готовыми и желающими удовлетворить его потребности"[480].
Переговоры с бургундцами вел Генри Чичеле при поддержке Скроупа и Мортимера. Их обмен мнениями зафиксирован в ярком отчете, подготовленном для английского короля. Рауль ле Мэр и его коллеги якобы приехали, чтобы продвинуть старое предложение о том, чтобы Генрих V женился на одной из дочерей герцога. Но дискуссии быстро обошли эту тему и перешли к более насущному вопросу об английской военной поддержке пошатнувшегося дела Иоанна Бесстрашного во Франции. Бургундцы хотели заключить военный союз и получить 500 английских латников и 1.000 лучников на срок не менее трех месяцев за счет самого Генриха V. В ответ Иоанн был готов выделить 500 или 1.000 латников, чтобы помочь англичанам завоевать земли Бернара Арманьяка и Шарля д'Альбре на юго-западе, а также графство Ангулем, принадлежавшее Иоанну Орлеанскому. После этого, заявили послы, они вместе, "как братья и партнеры", приступят к завоеванию нормандских владений графа Э и графа Алансонского, а также владений Орлеанского дома на Луаре, в Шампани и Пикардии. После завоевания этих территорий они должны были быть разделены между "братьями и партнерами" пропорционально их вкладу в кампанию.
Проблема этих предложений заключалась в том, что, как ясно дали понять представители Иоанна, союз будет направлен только против принцев Жьенской Лиги. Он не обязывал стороны начинать войну против короля Франции или Дофина. Английская сторона была настроена скептически. Англичане были хорошо осведомлены о недавних проблемах Иоанна и задали несколько неудобных вопросов. Что произойдет, если французский король прикажет Иоанну отказаться от английского союза и заключить мир с арманьяками? Он откажется, — последовал ответ. А если Карл VI двинет против Иоанна войска, что тогда? В ответе на этот вопрос послы были менее уверены. Они должны были спросить своего господина, но полагали, что он попытается объясниться с королем, делая все возможное для поддержания дела Генриха V. А что если
