– Пристрелите ее! – проскрипел старушечий голос за спинами мужчин, перегородивших дорогу. – Что на вас нашло, идиоты? ПРИСТРЕЛИТЕ ЕЕ!
Рука Рейнолдса метнулась к револьверу. Конечно, свое дело он знал, но дал Олив слишком большую фору. Ствол его револьвера еще не покинул кобуры, когда вдова мэра, держа пистоль обеими руками, наставила его на Охотника за гробами и, закрыв глаза, как маленькая девочка, которую заставляют есть что-то противное, нажала на спусковой крючок.
Сверкнула искра, но отсыревший порох не взорвался, а лишь сгорел, превратившись в облачко синего дыма. И металлический шар, достаточно большой, чтобы разнести голову Клею Рейнолдсу, остался в стволе.
А в следующее мгновение громыхнул револьвер Рейнолдса. Лошадь Олив, заржав, поднялась на дыбы. Олив слетела на землю, с черной дырой на оранжевой полосе ее пончо… чуть повыше сердца.
Сюзан слышала собственный крик, доносящийся откуда-то издалека. И, наверное, кричала долго, пока не услышала приближающийся перестук копыт пони. И тут все поняла. Поняла еще до того, как мужчина в выцветшей шляпе подал лошадь в сторону. Она увидела возок, и крики смолкли.
Пони, который привез ведьму в Хэмбри, заменили другим, полным сил, но возок остался прежним, черным, с золотыми каббалистическими символами. И возница тоже. Риа держала вожжи в скрюченных руках, недобро улыбаясь Сюзан. Как улыбаются трупы.
– Привет, моя маленькая конфетка. – Она назвала ее так же, как и давным-давно, в ту ночь, когда Сюзан пришла в ее хижину, чтобы пройти проверку на целомудрие. В ту ночь Сюзан пробежала большую часть пути, такое у нее было хорошее настроение. Она поднялась на холм под светом Целующейся Луны, кровь играла у нее в жилах, щеки раскраснелись, и напевала она «Беззаботную любовь».
– Твои приятели и трахальщики унесли мой шар. – Риа остановила пони в двух шагах от Сюзан. Даже Рейнолдс смотрел на нее со страхом. – Взяли мой чудесный магический кристалл, вот что натворили эти гадкие мальчишки. Эти отвратительные головорезы. Но он успел мне многое показать. Он видит далеко, этот шар, и не только в настоящем. Многое я позабыла… но только не ту дорогу, которой ты хотела ускользнуть, конфетка моя. Не ту дорогу, на которую вывела тебя эта мертвая сука, которая лежит сейчас в пыли. А теперь ты должна вернуться в город. – Ухмылка Риа стала шире. – Самое время разжечь костер, знаешь ли.
– Отпустите меня, – Сюзан оглядела мужчин. – Отпустите меня, иначе вам придется держать ответ перед Роландом из Гилеада.
Риа повернулась к Рейнолдсу:
– Свяжи ей руки и поставь ее на возок. В городе есть люди, которые хотят ее увидеть. Хотят разглядеть как следует, и мы им в этом поможем. Если ее тетка сделала все, что от нее требовалось, этих людей будет много. Свяжи ей руки и поставь на возок. Быстро.
14
У Алена хватило времени только на одну мысль: Мы могли бы объехать их стороной. Если сказанное Роландом – правда, если магический кристалл – это главное, мы могли. Могли объехать их стороной.
Да только, конечно же, не могли. Кровь сотни поколений стрелков воспротивилась бы этому. Башня или не Башня, воры не должны уйти с добычей. Не должны, если есть возможность их остановить.
Ален наклонился к уху своего коня:
– Если отпрыгнешь в сторону или встанешь на дыбы, когда я начну стрелять, вышибу твои гребаные мозги.
Роланд вырвался чуть вперед благодаря более мощному коню. Они приблизились к группе солдат Латиго: пятеро или шестеро всадников, дюжина или больше пеших столпились вокруг пары волов, которым предстояло тянуть одну из цистерн. Все они в удивлении таращились на Роланда, пока он не открыл огонь, и только тогда бросились врассыпную, как перепелки. Роланд уложил всех всадников: их лошади умчались, одна утащила зацепившегося за стремя ездока. Кто-то закричал: «Бандиты! Бандиты! По коням, идиоты!»
– Ален! – рыкнул Роланд. Перед цистернами сбились в кучу вооруженные люди, пешие и конные, пытаясь наладить оборону. – Давай! Давай!
Ален поднял ручной пулемет, уперся заржавевшим прикладом в плечо, вспомнил ту малость, что знал о стрельбе из автоматического оружия: целься ниже, перемещай ствол быстро и плавно.
Он коснулся спускового крючка, и очередь сотрясла пыльный воздух, отдаваясь резкими тычками в плечо, выплевывая языки пламени со среза ствола. Ален повел стволом слева направо, целясь чуть повыше голов мечущихся, что-то выкрикивающих: стрелял он не по людям, а по цистернам.
И третья в ряду взорвалась. С грохотом, сопровождающимся яркой оранжево-красной вспышкой. Обе половинки металлической сигары взмыли в воздух. Одна пролетела тридцать ярдов и рухнула на каменистую землю. Вторая подпрыгнула, окутанная черным дымом. Горящее деревянное колесо пролетело по небу, как тарелка, и покатилось по земле, рассыпая искры.
Люди разбегались в разные стороны, кто на своих двоих, кто приникнув к шеям лошадей. У всех широко раскрытые глаза остекленели от паники.
Дойдя до последней цистерны, Ален повел пулемет в обратном направлении. Он сильно нагрелся, но Ален не снимал пальца со спускового крючка. В этом мире то, что работало, использовали на полную катушку. Конь его бежал вперед, словно понял каждое слово из тех, что Ален прошептал ему на ухо.
Еще одну! Надо взорвать еще одну!
Но прежде чем он смог взорвать еще одну цистерну, пулемет замолчал: то ли заклинило патрон, то ли опустел магазин. Ален отбросил его в сторону и выхватил револьвер. И тут же рядом с ним «свистнула» рогатка Катберта, Ален выхватил этот звук среди криков людей, топота копыт, треска горящей нефти.
Ален увидел, как большая петарда поднялась по высокой дуге и опустилась в то самое место, куда направлял ее Катберт: в нефтяную лужу у деревянных колес цистерны с надписью «СОНОКО». Какое-то мгновение Ален еще мог видеть череду черных дыр в сверкающем боку цистерны, дыр, проделанных пулями, выпущенными им из пулемета сэй Ленджилла, затем со вспышкой разорвалась петарда. И тут же дырки в боку цистерны потеряли четкость, заколыхались в мареве: загорелась вытекшая на землю нефть.
– Разбегайтесь! – закричал мужчина в выцветшей пилотке. – Она сейчас взорвется! Они все сейчас в…
Ален застрелил его, и тут же взорвалась вторая цистерна. Кусок раскаленного металла отлетел в сторону и угодил в лужу нефти под соседней цистерной. Вскоре взорвалась и она. Черный дым поднимался в воздух, как над погребальным костром, затягивая солнце, превращая в сумерки ясный день.
15
Роланд, как и остальные четырнадцать учеников, готовящих себя в стрелки, знал приметы всех шестерых военачальников Фарсона, поэтому он без труда узнал человека, бросившегося за подмогой: Джордж Латиго. Роланд мог бы застрелить его на бегу, но, ирония судьбы, смерть Латиго сильно облегчила бы им отход, что никак не входило в его планы.
Поэтому он застрелил того, кто бежал навстречу Латиго.
Латиго остановился как вкопанный, развернулся, уставился на Роланда сверкающими ненавистью глазами. Затем вновь кинулся бежать, сзывая к себе всадников, собирающихся вне зоны огня.
Взорвались еще две цистерны, словно железными кулаками хватив по барабанным перепонкам Роланда, высасывая воздух из его легких. По разработанному ими плану Алену поручалось продырявить цистерны, а Катберту – поджечь петардами вытекающую из них нефть. Но первая петарда, выпущенная из рогатки и вроде бы подтвердившая правильность намеченного плана, оказалась и последней. Легкость, с которой стрелки проникли во вражеское расположение, и панику, возникшую при первых выстрелах, еще можно было списать на неопытность солдат, но вот с расположением цистерн Латиго допустил серьезную ошибку, причем авторство принадлежало ему, и никому больше. Цистерны он поставил чуть ли не впритык друг к другу, и теперь они рвались одна за другой. Причем после первого взрыва процесс стал необратимым. И хотя левая рука Роланда описала в воздухе широкий круг, приказывая Алену и Катберту переходить к следующему этапу, когда взорвались еще далеко не все цистерны, итог ни у кого не вызывал сомнений. Лагерь Латиго превратился в нефтяной костер, и мечта Джона Фарсона привести в движение машины Древних так и осталась мечтой.
– Поскакали! – крикнул Роланд. – Поскакали! Поскакали! Поскакали!
И они помчались на запад, к каньону Молнии. Тут мимо левого уха Роланда просвистела пуля. Насколько он мог судить, с момента нападения на лагерь в них выстрелили впервые.
16
Латиго кипел от ярости, ярость эта горячей волной захлестнула его разум. В этом, можно сказать, ему повезло: ярость не дала ему подумать о том, что сделает с ним Благодетель, узнав о таком фиаско. Но в тот момент в голове Латиго сидела только одна мысль: поймать тех, кто сумел захватить его врасплох.
