— А где ныне пребывает ваш сынок, Дмитрий Николаевич?
— Бог его знает…
Старуха отирает слезу… Ведь какое положение матери! По закону отвечают все укрыватели. Даже родная мать обязана донести, если знает его местопребывание…
Особенно же был озабочен жандармский ротмистр в Алатыре. Он еще не успел пережить оскорбления, нанесенного ему высланным Павлом Николаевичем Кудышевым, а тут новый Кудышев, родной братец!
Ротмистр отрядил в распоряжение станового опытного в деле розысков унтер-офицера, переряженного, конечно, в штатское платье, и тот должен был наладить непрестанное наблюдение за всеми неизвестными лицами, появляющимися в Никудышевке, и особенно в барском доме…
Жандармский унтер, как и прочие непосредственные охотники за преступником, и сами не знали, что ловят сына Анны Михайловны: им дан наказ потребовать от неизвестного документ, и если в паспорте будет значиться — мещанин Иван Коробейников, то немедленно арестовать и под строгим конвоем привезти в город Алатырь.
Так Дмитрий Николаевич попал уже в приготовленную для него ловушку.
Последние двенадцать верст до Никудышевки Дмитрий шел пешком и умышленно подгонял время так, чтобы прийти туда, когда стемнеет.
Лунной ночью он приближался к отчему дому.
Нелегальное положение приучает человека к инстинктивной осторожности. Надо сперва пройти мимо…
У ворот на лавочке сидел Ерофеич с дворовой девкой и щекотал ее.
Светились огни в окнах. Из раскрытых окон доносились гармоничные взрывы рояля. Изредка мелькали в глубине окон человеческие фигурки.
Таким теплым родным уютом, лаской семьи и родного дома пахнуло в душу усталого и печального бродяги Дмитрия! С изумительной яркостью воскресло вдруг и детство, и мама с папой, и деревянный конь, обтянутый телячьей кожей, на колесиках, и кровать с решеткой!.. Он уже лег спать, а ему не спится… Мамочка играет на фортепиано, там где-то пьют чай и стучат посудой. Захотелось кушать… Натянул на плечи одеяло, вылез и босиком побежал в столовую…
Точно все это было только вчера!
Дмитрий знал о том, что брат его, Григорий, живет рядом где-то, на хуторе. Он пошел искать этот хутор: всего лучше попасть сперва к брату…
Обошел двор дома. По забору, где разросся репейник и лопушники, вышел к концу парка. На хуторе залаяла чуткая собака. Дмитрий присел и ждал, когда собака успокоится. И тут он заметил лазейку в прогнившем заборе: стоило только толкнуть одну из досок, и образовалась пробоина, в которую было легко пролезть в парк. Это и изменило все его планы.
Очутился в старом заброшенном парке. В полной безопасности. Густые заросли, огромные березы и липы, трава в человеческий рост. Все это под лунным сиянием в резких светотенях напоминало глухой лес. Старался припомнить, в какой части парка он очутился, но не то от волнения, не то от страшной усталости в голове все спуталось, как только он сделал несколько шагов в глубь парка. Приостановился, вслушался в различные звуки теплой ночи: вверху и под ногами стрекотали кузнечики, басили майские жуки, вскрикивали хищные птицы, и где-то далеко-далеко и чуть слышно плавали на крыльях ветерка обрывки струнных вздохов… Дмитрий пытался ловить эти струнные вздохи и вскрики, но они точно меняли свое место.
И, пройдя несколько шагов, Дмитрий останавливался в полной растерянности. В лесу нередко человек теряет способность ориентации. Так случилось в родном парке с Дмитрием.
А в отчем доме происходило следующее.
Бабушка с тетей Машей попивали чай в столовой. Наташа грустила за роялем, изливая томление души в шопеновских ноктюрнах. Петр Павлыч ворковал на старинном диване с Людочкой в полутьме пустынного зала за спиной увлекавшейся своим настроением Наташи… Здесь на диване любовное электрическое напряжение от соприкосновений и томных взоров требовало разряжения. Людочка вздыхала, как паровоз, только что остановившийся около станции, и грозила пальчиком расшалившемуся жениху. Наташа могла ведь обернуться!
А тот не унимался. Людочка притворно рассердилась и, поднявшись и вырвав свою руку от удерживающего ее кавалера, тихо пошла к террасе. Конечно, в ее планы входил расчет, что Петр двинется следом за ней и они очутятся наедине в парке. Но этому помешала Наташа: она заговорила с братом и задержала его поисками каких-то нот…
Людочка в любовном томлении медленно шла по аллее, вполне уверенная в том, что вот сейчас заскрипят по песочку шаги возлюбленного и они сплетутся в трепетном объятии и руками, и губами… Лучше, если это случится подальше от террасы и дома, во мраке зарослей, а не на широкой освещаемой ярким лунным светом аллее…
И вот она свернула в сторону и тихо так, маленькими шажками-петельками двигалась, приостанавливалась и прислушивалась: не идет ли? Услыхала в тишине подозрительный звук, похожий на хруст и шелковый шелест древесной листвы, когда человек пробирается кустами зарослей. Но странно, что Петя опередил ее. Пусть-ка теперь помучается, поищет!
Притаилась в огненном пылании любовной лихорадки в сиренях…
И вдруг (о ужас!) видит вынырнувшую из-под крыши старой сосны фигуру робко крадущегося человека, во всем облике своем таившего какие-то злые намерения…
Людочка испустила крик ужаса и шарахнулась в сторону, к дому. Дмитрий растерялся и не знал, как ему поступить. Между тем в доме уже шла паническая суматоха: несомненно, это грабитель или поджигатель! Бабушка с тетей Машей подняла на ноги все наличное население барского двора. Иван Степанович послал кухонного мальчишку к стражнику. Петр Павлович зарядил револьвер и заявил, что он справится один, но Людочка и Наташа его не пускали… Людочка прибегла к обмороку как последнему средству удержать храброго жениха от рискованного поступка. Иван Степанович запер все двери и окна, забаррикадировал стеклянную дверь на террасу и предложил не соваться без толку. На пункте, в Никудышевке, есть охрана, и ей уже дано знать.
Петр Павлович все-таки не выдержал и, раскрыв окно в сад, трижды выстрелил в небо, насмерть перепугав бабушку с тетей Машей. Теперь бабушка впала в обморочное состояние…
У Дмитрия была мысль — идти в дом и раскрыть свою тайну, но раздавшиеся выстрелы со стороны террасы остановили его намерение. Может быть, лучше скрыться на ночь в глуши парка, а утром подойти к окнам и закричать:
— Мама! Это я — твой сын Дмитрий!
Сохранилось в памяти воспоминание об Алёнкином пруде и развалинах на его полуострове. Вот там он и переночует…
Вышел на липовую аллею и, точно пелена свалилась с глаз его: понял, где он стоит и как идти на Алёнкин пруд. Вокруг все стихло, и не было никаких признаков переполоха. Полаяла осипшим голосом дряхлая собака и перестала. Где-то запел соловей…
Продравшись через заросли, Дмитрий приметил сверкнувшую на лунном свете воду. Вот он, Алёнкин пруд! Испугали запрыгавшие с берега в воду лягушки, взорвавшийся из-под ног бекас… Промочил ноги, исцарапал в кровь лицо, продираясь через колючий шиповник…
Ну вот и развалины каменной беседки. Здесь он и проведет ночь…
Прошло не более получаса, как на дворе барского дома появился целый отряд из мужиков с палками во главе с жандармским унтером и стражником в полной форме и полном вооружении. Выскочил Петр Павлович с револьвером в руке и, как начальник, начал делать распоряжения: по всем углам и заборам поставить засаду. Остальным идти цепью через весь парк. Сколько вооруженных? У всех три револьвера. Вот еще охотничий дробовик, он заряжен крупной дробью.
— Вилы бы нам, что ли, ваше благородие, дали! Где светло, а где темно — щупать надо…
Людочка с Наташей в лихорадочно-возбужденном состоянии. Людочка в десятый раз и все по-новому рассказывает пережитый ужас. Теперь ей уже помнится, что разбойник сперва побежал за ней, а потом отстал…
Глядя со стороны, можно было подумать, что люди шли на медведя по крайней мере…
Бабушку привели уже в чувство и успокоили: теперь нет уже никакой опасности, грабитель окружен со всех сторон и если он еще не успел скрыться из парка, то будет пойман…
Отряд двинулся в поход в глубоком молчании рассыпной цепью. Обошли весь парк — никого не нашли.
— Может, на прудах где спрятался?
Тихо посовещались и решили обыскать пруды…
Дмитрий, утомленный и физически и душевно, сквозь охватившую его уже дрему услыхал всплески воды под шагами людей по болоту и, приподнявшись, увидал прежде всего освещенного лунным светом жандарма. Потом прозвучал выстрел.
— Здеся!
Резкий полицейский свисток прорезал тишину ночи, потом голоса:
— Тут он! Стреляет, сволочь… Обходи с левой стороны!
— Сдавайся без разговору!
Ответа не было.
— Вылазь, а то пристрелю, как собаку!
Ответа не было…
