– Что ж, чем удачнее случай, тем удачнее проверка.
– Откуда тебе знать, – спросила она в ответ на это, – на что я способна?
– А я и не знаю, моя дорогая! Только, если бы печать не была сломана, я узнал бы скорее.
– Понятно. – Она задумалась. – Но сама я совсем ничего не узнала бы. И ты тоже не узнал бы того, что знаю я.
– Позволь мне сразу же предупредить тебя, – тотчас отозвался он на это, – что если тебя подмывает исправить мое незнание, я настоятельно прошу тебя этого не делать.
Она колебалась.
– Ты что же, боишься влияния того, что узнаешь? Неужели ты способен сделать это только вслепую?
Он помолчал с минуту.
– Что это я способен сделать только вслепую – ты о чем?
– Ну как же, о том единственном, о чем, как я понимаю, ты сам все время думаешь. О том, чтобы не принять… то, что она сделала. Разве не существует для таких случаев официального названия? Не принять наследства?
– Тут есть кое-что, о чем ты забываешь, – проговорил Деншер минуту спустя. – Я просил тебя участвовать в этом вместе со мной.
Ее удивление заставило ее несколько смягчиться, но в то же время не лишило ее твердости.
– Как могу я участвовать в чем-то, к чему вовсе не имею отношения?
– Как? Одним только словом.
– И каким же словом?
– Твоим согласием на мой отказ.
– Мое согласие не имеет смысла, раз я не могу тебе воспрепятствовать.
– Ты вполне можешь мне воспрепятствовать, – заявил он. – Постарайся понять это как следует.
Казалось, Кейт расслышала в его словах угрозу.
– Ты хочешь сказать, что, если я не соглашусь, ты не откажешься?
– Да. Тогда я ничего не стану делать.
– Это, как я понимаю, означает согласие принять.
Деншер помолчал.
– Я не стану выполнять никаких формальностей.
– Ты, я полагаю, не коснешься этих денег?
– Я не коснусь этих денег.
Эти слова прозвучали – хотя к этому он и шел – достаточно мрачно.
– Кто же тогда их коснется?
– Кто захочет. Или – кто сможет.
И опять она какое-то время помолчала – слишком много могла она на это сказать. Но прежде чем она заговорила, он уже обрел почву под ногами.
– Как еще могла бы я коснуться их, если не с твоей помощью?
– Ты не могла бы. Могла бы никак не более, чем я мог бы отказаться без твоей помощи.
– Ну что ты – во много раз менее, чем ты! Тут нет ничего такого, что было бы в моей власти.
– В твоей власти – я, – сказал Мертон Деншер.
– Каким это образом?
– Таким образом, какой ты видишь; таким, какой всегда видела. Когда это я выказывал, – вдруг спросил он, словно в холодной ярости, – что-нибудь иное? Ты ведь наверняка чувствуешь – так явно, что тебе даже не нужно пытаться делать вид, что ты щадишь меня в этом, – как ты владеешь мною!
– Очень мило с твоей стороны, мой дорогой, – нервно рассмеялась Кейт, – столь убедительно поставить меня перед этим фактом!
– Я ни перед чем тебя не ставлю. Я даже не поставил тебя перед той возможностью, о какой говорил всего несколько минут тому назад, какую я видел для тебя, пересылая тебе эту вещь. Так что твоя свобода абсолютно ничем не ограничена.
Сейчас они и в самом деле дошли до той точки, когда лица у обоих стали бледны, а все не высказанное ими друг другу глядело из их глаз в смутном страхе перед грядущим конфликтом. Что-то даже вдруг возникло между ними в одно из их кратких молчаний – что-то похожее на мольбу каждого из них к другому не быть слишком верными правде. Обоюдная необходимость встала перед ними, но кому из них предстояло первым ее принять?
– Спасибо, – ответила Кейт на слова Деншера о ее свободе, в ту минуту, однако, не предпринимая никаких действий в связи с этим. Благом, по крайней мере, оказалось то, что их ироничность осталась позади, и в следующий долгий момент само их понимание этого очистило атмосферу.
Результатом стали последовавшие вскоре слова Деншера:
– Ты должна ясно сознавать, что произошло как раз то, ради чего мы действовали с тобою вместе.
Кейт, однако, восприняла сказанное им так, словно это было не более чем банальность: она снова была занята собственными мыслями.
– Неужели это действительно правда – потому что, если это так, это невероятно интересно, – что у тебя даже не возникло любопытства к тому, что она для тебя сделала?
– Хочешь, я по всем правилам принесу тебе в этом клятву?
– Нет. Только я этого не понимаю. Мне представляется, на твоем месте…!
– Ах, – не смог он ее не прервать, – что знаешь ты о моем месте?! Прости, пожалуйста, – спохватился он тут же, – но мои предпочтения как раз те, какие я уже высказал.
Тем не менее у нее в следующий миг возникла любопытная мысль:
– Но разве эти факты не будут опубликованы?
– Опубликованы? – переспросил он.
– Ну да, не появятся ли они в газетах?
– О, ни за что! Я узнаю, как этого избежать.
Казалось, это решило дело. Но в следующую минуту Кейт высказала настойчивое утверждение:
– Ты жаждешь избежать всего вообще.
– Всего вообще.
– И разве тебе не интересно получить более определенное представление о том, от чего ты просишь меня помочь тебе отказаться?
– Мое представление об этом вполне меня удовлетворяет. Я готов поверить, что деньги там вовсе не малые.
– Ну вот ты и попался! – воскликнула она.
– Если она намеревалась оставить мне памятный дар, – спокойно пояснил Деншер, – он никак не мог оказаться скудным.
Кейт подождала немного, вроде бы не зная, как лучше это сказать.
– Он вполне ее достоин. Он таков, какова была она сама – если тебе помнится, как мы однажды об этом говорили.
Он колебался, словно они говорили много всякого разного, но ему все же вспомнилось одно.
– Грандиозно?
– Грандиозно. – Чуть заметная улыбка – такая мимолетная – мелькнула на ее губах, исчезнув прежде, чем первые признаки слез, чуть более несомненные, стали заметны в его глазах. Глаза его наполнились, но это лишь заставило Кейт продолжать. Продолжила она очень мягко: – Мне кажется, дело, должно быть, на самом деле в том, что ты боишься. Я хочу сказать, – пояснила она, – что тебе страшно осознать всю правду. Если ты и без этого ее любишь – чего же больше ждать от тебя? И ты испугался. Но это ведь чудесно, что ты влюбился в нее.
– Я никогда не был в нее влюблен, – возразил Деншер.
Кейт выслушала это, но через некоторое время ответила:
– Я верю, что так и было – в то время, когда она была жива. Верю, по крайней мере, что так было в то время, когда ты был там. Но перемена с тобой произошла – как вполне могло случиться – в тот день, когда ты виделся с нею в последний раз: она тогда умирала ради тебя – ради того, чтобы ты ее понял. И с того часа ты стал ее понимать. – С этими словами Кейт медленно поднялась на ноги. – И я теперь ее понимаю. – Деншер тоже встал, чтобы оказаться с ней лицом к лицу; а она продолжала свою мысль: – Я по глупости называла ее голубкой – ничего лучше не придумала! – ну что ж, она распахнула крылья, и вот до чего они простерлись. Они укрывают нас.
– Они укрывают нас, – повторил Деншер.
– Вот что даю тебе я, – с мрачной серьезностью завершила Кейт. – Вот что я для тебя сделала.
Во взгляде Деншера была какая-то медлительная странность, в тот момент осушившая его слезы.
– Правильно ли я тебя понимаю…?
– Что я согласна? – Она печально покачала головой. – Нет. Потому что я вижу – ты женишься на мне без денег, ты не женишься на мне с этими деньгами. Я не согласна, чтобы ты их не взял.
– Ты меня теряешь? – Он выразил этим, хотя откровенно назвал происходящее, что-то вроде благоговейного ужаса перед ее глубокой проницательностью. – Ну что же, зато ничего другого ты не теряешь: я все переведу на тебя, до последнего пенни.
Его реакция была быстрой, но на этот раз улыбки для него у Кейт не осталось.
– Не сомневаюсь. Так что мне предстоит сделать выбор.
– Тебе предстоит сделать выбор.
Как странно было Деншеру, что Кейт стояла сейчас перед ним, у него дома, решая это, пока он, до предела – как никогда – напрягая все душевные силы так, что замедлялось дыхание, ждал завершения ее акта.
– Существует только одно условие, которое может спасти тебя от моего выбора.
– От твоего выбора в пользу моей уступки тебе?
– Да. – И она кивком указала на конверт, лежавший на столе. – В пользу твоей уступки его мне.
– И какое же это условие?
– Твое слово чести, что ты не влюблен в память о ней.
– О!.. в память о ней!
– Ах, – Кейт высоко подняла руки. – Не нужно говорить мне, что такого и быть не может: со мной, на твоем месте, вполне могло бы быть. А ты как раз очень для этого подходишь. Память о ней – твоя настоящая любовь. Другая тебе не нужна.
Деншер слушал ее молча, замерев; он внимательно вглядывался в ее лицо, но оставался совершенно недвижим. Затем сказал только:
