После такого своеобразного напутствия Шумахер сник и втянул голову в плечи, отчего стал казаться ниже ростом. И все-таки от этого приземистого, кривоногого человека исходила какая-то сила. Нечто неясное, но мощное.
* * *
Толик шел вслед за Шумахером и, когда тот обернулся, заприметил одну важную деталь — усач не щурился, как показалось вначале. Просто глаза его были по-азиатски узкими. Шумахер? Может, Шаман? Не тот ли это знаток Метро, который может привести их к Академлагу? Берзин ведь говорил, что загадочный Шаман иногда появляется на станции. Что если задать вопрос напрямую, в лоб?
И все-таки Томский сдержался. Решил помедлить, дождаться подходящего момента. Его знания о шаманах были более чем скудными. В Полисе он как-то очищал от радиоактивной пыли книгу об алтайских шаманах. Теперь жалел, что не удосужился ее прочесть. Все мечтал отыскать что-нибудь бакунинское или кропоткинское, мыслитель! На кой черт ему теперь теории анархизма? Была ведь возможность расширить кругозор, а он зациклился на одной теме…
Шумахер тем временем подвел новых знакомых от ступенек в глубь станционного зала. По дороге им попадались скелеты в истлевшей одежде и разрозненные кости жителей Партизанской.
— Никто не знает, как это произошло, — очень тихо, словно опасаясь побеспокоить мертвецов, заговорил проводник. — Люди собирались жить. Вы сами видели, что они укрепили вход на станцию, чтобы не пустить сюда гостей с поверхности. А потом… В один прекрасный день на Партизанской остались только трупы. Атака мутантов? Внутренние разборки? На этот счет есть много версий, слухов и домыслов. Возможно, во всем виноваты картины. Они пробудили нежелательные воспоминания, заставили поверить в то, что в принципе неосуществимо и… Пошло-поехало. Что поделаешь: смерть и искусство всегда ходили рука об руку.
— Слышь, Шумахер, — прервал рассуждения усача Аршинов. — Ты говори, да не заговаривайся. Какие к свиньям собачьим картины? Здесь художественная галерея, что ли?
— Почти. Смотрите сами.
Факел осветил центральный путь. Прапор присвистнул, а Толя и Вездеход просто застыли от изумления. На пути стоял состав. Странный поезд, который по неизвестным причинам пощадило время. Не облупилась краска на вагонах, в целости и сохранности остались окна.
Шумахер остановился у раскрытой двери вагона, пропуская Томского, Аршинова и Вездехода вперед. Половина окон вагонов диковинного поезда оказались картинами, представлявшими самые разные направления живописи. Сиденья были установлены только с одной стороны — напротив окон-картин.
Идя по вагонам от картины к картине, Толя чувствовал себя экскурсантом в музее. Остальные, похоже, испытывали те же ощущения. Все молчали, лишь Аршинов, привыкший выставлять свои эмоции напоказ, прищелкивал языком, что означало высшую степень восхищения.
Все хорошее почему-то заканчивается очень быстро, а плохое обладает мерзким свойством сваливаться на тебя, когда ты меньше всего этого ждешь. Не успели экскурсанты выйти из последнего вагона чудо-поезда, как наткнулись на груду костей и черепов, беспорядочно наваленных у входа в замурованный туннель. Ощущение было такое, что кто-то пытался устроить жителям Партизанской похороны, придать станции-склепу пристойный вид, но так и не довел дело до конца. Вышло гораздо хуже, чем если бы кости оставались разбросанными по платформе.
В подрагивающем свете факела жуткая гора жила собственной жизнью. Томскому казалось, что множество пустых глазниц очень внимательно за ним наблюдают. Сразу захотелось вернуться в вагон или к костру. Принципиального значения это не имело — лишь бы оказаться подальше от жуткого нагромождения костей.
Толик так и поступил бы, но тут его внимание привлекло странное поведение Шумахера. Тот застыл на месте и пристально всматривался в узкую щель между обломками рухнувшего свода туннеля. Щель была очень узкой: в нее с трудом пролез бы и ребенок. Что же там увидел или хотел разглядеть их новый знакомый? Проводник почувствовал на себе взгляд Томского. Обернулся, откашлялся. Слишком смущенно и неловко, чтобы это выглядело естественно.
— Ну, ребята, будем прощаться? Вроде все вам показал…
— Мы не спешим, — отрезал Анатолий. — Уйдем, если отыщем одного очень нужного человека.
Томский не смотрел на Шумахера. Щель. Расселина. Там что-то было. Именно поэтому усач спешил их спровадить. Тут Шумахер сделал то, что окончательно укрепило подозрения Толика — шагнул в сторону, пытаясь заслонить собой щель.
— При всем должном уважении, я уже говорил, что эта станция нежилая. Я забрел сюда совершенно случайно…
— Шаман. Мне нужен Шаман. Ты слышал об этом человеке? Говорят, что он частенько здесь бывает.
— Какой Шаман? — развел руками Аршинов. — Что ты мелешь, Толян?
— Потом, Лёх. Итак, Шаман. Где его искать, Шумахер?
— Не знаю. Я даже не уверен, жив ли он еще. Доводилось встречать парня пару раз. Не скажу, что у меня остались приятные впечатления.
— Оставь свои впечатления при себе! — Томский повысил голос. — И отойди в сторону.
На лице Шумахера появились признаки беспокойства. Он обернулся к Аршинову.
— Брат, успокой своего друга. Я не знаю, где Шаман.
— Твои братья в овраге мертвую кобылу доедают, — ответил прапор. — Не знаю, на кой Томскому сдался этот Шаман, но на твоем месте я бы не юлил. Толян — парень вспыльчивый. Смотри, как бы не зашиб ненароком.
Анатолию было не до Шухамера. Он не сводил глаз с черного излома щели. Там что-то пряталось. Видимых или слышимых подтверждений этой догадки у Томского не было — он просто знал.
Голос прапора и оправдания Шумахера звучали все тише, пока их совсем не заглушил новый звук — дыхание существа, притаившегося в завале. Неровное, даже судорожное. Толик положил руку на приклад автомата, незаметным движением повернул ствол к цели. Не надо строить иллюзий — обитатель норы не собирается встречать их хлебом-солью. Он выжидает удобного момента, чтобы напасть. Шумахер — его сообщник. Он специально привел их сюда. Груду костей стащил в этот угол не участливый доброхот, а монстр, убивший жителей Партизанской.
Толя одернул себя. У страха глаза велики, а у паранойи — еще больше. Предположим, что он вновь запутался в паутине иллюзий. Шумахер ведь мог шагнуть в сторону совершенно случайно. Дыхание, которое он якобы слышал, тоже могло быть просто слуховой галлюцинацией. Если сейчас из трещины покажется рожа Желтого или бледная физиономия шестирукого, все станет на свои места. Тогда Томский попросит Аршинова повторить усмирительную процедуру с ударом под глаз и связыванием рук. Жизнь показала, что это — самое действенное лекарство.
Скептический взгляд на вещи быстро дал результаты. Толя вновь услышал голоса спутников. Аршинов перестал донимать Шумахера и подошел к Томскому.
— Кто такой Шаман? Почему не знаю?
— Можно сказать — моя последняя надежда. Мы еще поболтаем об этом. А пока… Лишние уши нам ни к чему.
— Согласен! Поговорим после обеда. Чаем душу не обманешь. Самое время сальца нахлобучить.
Толик еще раз взглянул на щель. Она перестала излучать угрозу.
«Фильтруй свои ощущения, если не хочешь новой беды…»
Однако спешить с выводами было рано. Шорох, а за ним стук услышали все. С вершины костяной горы скатился череп. Упав у ног Томского, он раскололся на два куска.
«Привет из преисподней. Скоро и ваши черепа обретут достаточную хрупкость, чтобы разлетаться на куски от удара о бетон».
Анатолий резко обернулся. На этот раз существо из норы не успело вовремя нырнуть во мрак. Мелькнуло что-то розовое. Слишком маленькое, чтобы быть лицом взрослого человека. Ребенок? Ну, нет! Толику показалось, что он увидел глаза существа с узкими, вертикальными зрачками. Таких у ребенка быть не могло в принципе.
Хватит загадок! Прыгнув на Шумахера, Томский вцепился ему в плечо, развернул к себе спиной. От упершегося в позвоночник ствола автомата Шумахер запрокинул голову назад и выгнулся.
— Эй, ты! Выползай наружу! — крикнул Томский. — Если сейчас не высунешь рыло, я продырявлю твоего дружка!
В ответ раздался каркающий смех.
Глава 9
АРИЯ МОСКОВСКОГО ГОСТЯ
Мертвая станция. Давящая со всех сторон темнота и хохот злобного гнома. Полный набор. А тут еще напомнила о себе Шестера. Выгнув спину, она зашипела. Совсем, как у трещины в асфальте.
— Человеки так любят убивать друг друга, что участие других особей и не требуется, — донеслось из трещины. — А я пришел с миром, чтобы сказать пару слов Шаману. Отпусти его, и я не стану обременять вас своим присутствием.
Тонкий, почти детский и хриплый голос. Толя выпустил плечо Шумахера-Шамана.
