но, если женат только одну неделю, то это становится уже тягостным испытанием!
— Здесь, — прибавила Нилепта, — я буду приветствовать вас, когда вы вернетесь победителями! А теперь еще раз прощайте!
Мы пустились в путь, но, отъехав около сотни ярдов, обернулись и увидели Нилепту, которая, сидя на лошади, смотрела нам вслед. Проехав еще с милю, мы услыхали позади себя галоп лошади и увидали подъехавшего всадника — солдата, который привел нам лошадь королевы — «Денной луч».
— Королева посылает белого коня, как прощальный дар, лорду Инкубу, и приказала мне сказать ему, что этот конь самый быстрый и выносливый во всей стране! — произнес солдат, низко склоняясь перед нами.
Сначала сэр Генри не хотел брать лошадь, говоря, что животное слишком красиво для такого грубого дела, но я убедил его взять, опасаясь, что Нилепта жестоко обидится. Мне и в голову не приходило тогда, какую серьезную услугу окажет нам благородное животное! Куртис взял лошадь, послал с солдатом свою благодарность и приветствие Нилепте, и мы поехали дальше.
Около полудня мы нагнали арьергард войска, и сэр Генри формально принял командование всей армией. Это была тяжелая ответственность, которая угнетала его, но он должен был уступить настояниям королевы.
Мы подвигались вперед, не встретив никого, потому что население городов и деревень разбежалось в разные стороны, боясь попасться между двумя враждебными армиями.
Вечером, на четвертый день, — войско наше подвигалось медленно, — мы расположились лагерем на вершине холма, и наши разведчики донесли нам, что Зорайя со всем своим войском уже выступила против нас и расположилась на ночь в десяти милях.
Перед рассветом мы выслали небольшой отряд кавалерии занять позицию. Едва они успели занять ее, как были атакованы отрядом Зорайи и потеряли тридцать человек. Когда с нашей стороны явилось подкрепление, войско Зорайи отступило, унося своих раненых и умирающих.
Около полудня мы достигли указанного нам Нилептой места. Она не ошиблась. Место было удобно для битвы, особенно против превосходящей нас силы. На узком перешейке холма Куртис расположился лагерем и, после долгого совещания с генералами и с нами, решил вступить здесь в бой с войском Зорайи. В центре расположилась пехота, вооруженная кольями, мечами и щитами, в резерве у нее находились пешие и конные солдаты. С боков стояли эскадроны, а перед ними два корпуса войск в 7.500 человек, образуя правое и левое крыло армии под защитой кавалерии. Куртис командовал всей армией. Гуд — правым крылом ее, я принял под свое начальство семь тысяч всадников, стоявших между пехотой и правым крылом, остальные батальоны и эскадроны были вверены генералам Цу-венди.
Едва мы успели занять позицию, огромная армия Зорайи начала надвигаться на нас, и вся площадь покрылась множеством блестящих копий; земля тряслась под топотом ее батальонов. Разведчики не преувеличили. Войско Зорайи превосходило нас количеством.
Мы ждали нападения, но день прошел спокойно.
Как раз напротив нашего правого крыла, образуя левое крыло армии Зорайи, находился батальон мрачных, дикого вида, людей. Это были, как я узнал, горцы, приведенные Наста.
— Честное слово. Гуд, — сказал я, — их надо всех перебить завтра!
Гуд как-то странно взглянул на меня, но ничего не ответил. Весь день мы ждали, и ничего не случилось. Наконец, настала ночь, и тысячи огней зажглись на склонах холмов, мерцая и потухая, как звезды. Время шло, мертвая тишина царила в войске Зорайи. Это была долгая, томительная ночь. Предстоящая битва, все ужасы кровопролития тяжелым гнетом лежали на сердце. Когда я размышлял обо все этом, то чувствовал себя больным, мне было тяжело подумать, что все это сильное войско собрано здесь для истребления, чтобы утолить дикую ревность женщины!
Долго, до глубокой ночи, сидели мы, с тяжелым сердцем совещаясь между собой. Мерно шагали часовые взад и вперед, мрачно, с нахмуренными лицами, приходили и уходили вооруженные начальники разных батальонов.
Наконец, я лег, но не мог спать при мысли о завтрашнем дне. Кто мог сказать, что принесет нам утро?
Сознаюсь, я боялся. Вопрошать будущее — этого вечного сфинкса, — бесполезно! Наконец, я несколько успокоился и предоставил Провидению решать загадку завтрашнего дня.
Взошло солнце. Лагеря проснулись с шумом и грохотом и начали готовиться к сражению.
Это было прекрасное зрелище, и старый Умслопогас, опираясь на свой топор, созерцал его в восхищении.
— Никогда не видал я ничего подобного, Макумацан! — сказал он. — Битвы моего народа — это детская игра перед этим! Как ты думаешь, скоро начнется бой?
— Да, — ответил я печально, — это будет бой на жизнь и на смерть. Утешься, Дятел, еще раз ты можешь проливать кровь!
Время шло, но атаки не было. Люди позавтракали и ждали. Около полудня, едва они успели пообедать, — потому что, по нашему мнению, с полным желудком веселее сражаться, — со стороны неприятельского лагеря раздался громовой крик: «Зорайя, Зорайя!» Я взял подзорную трубку и ясно различил фигуру Царицы ночи, объезжающую на лошади ряды батальонов. Пока она медленно ехала, вокруг нее раскатывались громовые крики, словно рокот бушующего океана. Земля и воздух сотрясались от этих криков.
Догадавшись, что это прелюдия к битве, мы приготовились и ждали недолго. Внезапно два отряда кавалерии направились к маленькому ручью, сначала тихо, потом все быстрее. Я получил приказ от сэра Генри, который боялся, что стремительный натиск кавалерии может сразу ударить в нашу пехоту, — выслать 5000 людей навстречу кавалерии в тот момент, когда она появится на возвышенности холма, в ста ярдах от нас.
Я исполнил приказание.
Пятитысячный отряд всадников, выстроившись клином, понесся галопом на вершину холма. Вдруг отряд свернул вправо, развернулся и, прежде чем враги могли опомниться, ударил в кавалерию со страшном шумом, подобным обвалу ледяных глыб, и врезался в середину ее. Напрасно отбивались враги, стараясь окружить отряд кольцом и защитить центральную силу войска.
Слава Богу! С громким криком наши рубили направо и налево, пока среди ржанья лошадей, сверкания мечей и победных
