была так сильна, что я не чувствовал голода. Освежив водой мою горевшую голову и руки, я вернулся. Зулус пошел к ручью пить. Потом мы позволили лошадям сделать несколько глотков воды — не больше. Силой пришлось увести бедных животных от воды! Оставалось еще две минуты отдыха, и я употребил их на то, чтобы расправить застывшие члены и осмотреть лошадей. Моя кобылка, видимо, измучилась, повесила голову и смотрела печально. Но Денной луч, великолепная лошадь Нилепты, была еще свежа, хотя всадник ее был тяжелее меня. Правда, она устала, но глаза ее были ясны и блестящи. Прекрасная лошадь гордо держала свою красивую голову и смотрела в темноту, словно говорила нам, что если бы ей и пришлось умереть, она пробежит эти 40–50 миль, что остались до Милозиса. Умслопогас помог мне сесть в седло, — милый дикарь! — вскочил в свое, не касаясь стремян, и мы поехали, сначала медленно, потом быстрее. Так пролетели мы еще 10 миль. Начался длинный, утомительный подъем… Моя бедная лошадь спотыкалась три раза и готова была упасть на землю вместе со мной. На вершине, куда мы поднялись, наконец, она собрала последние силы и побежала конвульсивной поступью, тяжело дыша. Еще три, четыре мили… Вдруг бедная лошадь подпрыгнула, споткнулась и упала прямо на голову, а я покатился в сторону. Пока я боролся, мужественное животное подняло голову, посмотрело на меня жалкими, налитыми кровью глазами, потом уронило голову и издохло. Сердце лошади не выдержало. Умслопогас остановился у трупа лошади, и я с отчаянием смотрел на него. Нам нужно было сделать более 20 миль до рассвета; как ехать на одной лошади?
Зулус молча спрыгнул с коня и помог мне сесть в седло.
— Что ты хочешь делать? — спросил я.
— Бежать! — ответил он, ухватившись за мое кожаное стремя.
Мы отправились дальше, — я — верхом, он бегом. Но как заметна была перемена лошади! Лошадь Нилепты бежала подо мной раскидистым галопом, оставляя с каждым шагом бегущего зулуса позади себя. Странно было видеть, как Умслопогас бежал вперед, миля за милей, со сжатыми губами и раздувающимися, как у лошади, ноздрями. Каждые пять миль мы останавливались на несколько минут, чтобы дать ему передохнуть, затем снова мчались вперед.
— Можешь ли ты бежать дальше, — спросил я на третьей остановке, — или сядешь со мной на лошадь?
Он указал своим топором на черневшую перед нами массу. Это был храм Солнца до которого оставалось не более 5 миль.
— Добегу или умру! — пробормотал зулус.
О, эти последние пять миль! Ноги мои горели, каждое движение лошади причиняло мне сильную боль. Я был истощен усталостью, голодом, жаждой и невыносимо страдал от раны. Мне казалось, что кусок кости или что-то острое воткнулось в мое легкое. Бедная лошадь едва дышала. Но в воздухе уже чуялась заря, и мы не могли ждать, хотя бы все трое умерли на дороге, а должны были двигаться вперед, пока в нас теплилась хотя бы искра жизни. Воздух был удушлив, как часто бывает перед рассветом. Были и другие признаки близкого солнечного восхода, например, сотни маленьких пауков на тонких паутинах, которые реяли над нами. Эти маленькие создания окутали лошадь и нас самих своей паутиной, и так как нам некогда было возиться и сбрасывать их, то мы оказались покрытыми целой сеткой длинных серых паутин, которые более, чем на ярд, тянулись за нами. Курьезный вид мы имели, вероятно!
Наконец, мы увидели перед собой бронзовые ворота наружной стены Милозиса. Новое сомнение обуяло меня: вдруг нас не захотят впустить?!
— Откройте! Откройте! — закричал я повелительно, сказав королевский пароль. — Откройте! Откройте! Вестник с известиями о битве!
— Какие новости? — закричал стражник. — Кто ты, что прискакал, как безумный? Кто это бежал за тобой с высунутым языком, словно собака за экипажем?
— Это я, Макумацан, и со мной моя черная собака. Открывай, открывай ворота! Я привез известия!
Ворота широко распахнулись, заскрипев на блоках, и мы быстро прошли в них.
— Какие новости, господин, какие новости? — кричал стражник.
— Инкубу рассеял войско Зорайи, как ветер тучу! — отвечал я, спеша вперед.
Последнее усилие, мой верный конь, мой мужественный зулус! Держись, Денный луч, собери все силы, еще 15 минут! Старый зулус, крепись, беги! Еще немного, и вы будете увековечены в истории страны!
Мы проскакали по спящим, затихшим улицам мимо храма! Еще миля, одна маленькая миля! Держитесь, соберите все силы! Дома бегут… Вперед, моя добрая лошадка, вперед, только 50 ярдов осталось нам! А! Ты почуяла конюшню и стремишься к ней! Слава Богу! Наконец, дворец! Первые лучи заиграли на золотом куполе храма. Что, если все кончено, и дорога закрыта?
Снова произнес я пароль и закричал: «Откройте! Откройте!» Ответа не было. Сердце у меня упало!
Снова я крикнул, и на этот раз мне отозвался голос, который я узнал. Это был голос Кара, одного из воинов личной охраны королевы, человека черного и верного.
— Это ты. Кара? — крикнул я. — Я здесь, Макумацан! Прикажи страже опустить мост и открыть ворота! Скорее только, скорее!
Прошло несколько минут, которые показались мне бесконечными. Наконец, мост опустили, и ворота открылись. Мы очутились во дворе, и бедная лошадь моя зашаталась и упала. Я кое-как освободился и оглянулся кругом. Кроме Кара, никого не было, да и он выглядел странно, вся его одежда была изорвана. Он сам открыл ворота, опустил мост, потом снова запер их; благодаря остроумно приспособленным рычагам и блокам, сделать это было нетрудно одному человеку!
— Где же сторожа? — спросил я, заранее пугаясь его ответа.
— Я не знаю, — ответил он, — часа два тому назад, когда я спал, меня схватили, связали, и только сейчас я освободился, разгрыз зубами веревку. Я боюсь, страшно боюсь, что нас выдали!
Его слова придали мне энергии. Схватив его за руку, я пошел в сопровождении Умслопогаса, который брел позади, как пьяный, прямо через тронный зал, где было пусто и тихо, в
