сеньор, так меня называют друзья. Ты это слышал, Эпифанио? — спросил шеф полиции. Ну да, слышал, отозвался тот. Его зовут Лало Кура, расхохотался шеф полиции. Лало Кура, Лало Кура, прикинь? Ну да, есть такое, ответил Эпифанио и тоже рассмеялся. А через несколько мгновений они уже смеялись все втроем.
Этой ночью шеф полиции Санта-Тереса спал хорошо. Снился ему брат-близнец. Им было пятнадцать, жили они бедно и гуляли по густо заросшим холмам, где много лет спустя построят район Линдависта. Они перебрались через овраг, где время от времени мальчишки в сезон дождей охотились на колорадских жаб, — те были ядовитыми, так что приходилось забивать их камнями; правда, его с братом интересовали не жабы, а вовсе даже ящерицы. Вечером все возвращались в Санта-Тереса, и дети разбегались, словно солдаты разбитой армии. На окраинах всегда было много грузовиков, те ехали в Эрмосильо или на север или маршрутом в Ногалес. На некоторых встречались прикольные надписи. На одном читалось: «Спешишь? Проедь подо мной». На другом: «Обгоняй слева. Просто бибикни». А еще на одном: «Что, отбил жопу?» Во сне они с братом не разговаривали, но все их жесты были одинаковыми — одинаковая походка, одинаковый ритм, одни и те же движения руками. Брат уже стал повыше его ростом, но они все равно походили друг на друга. Потом оба входили в Санта-Тереса и бесцельно слонялись по тротуарам, а сон мало-помалу развеивался, растворяясь в приятном желтом тумане.
Этой ночью Эпифанио снилась койотиха, которая осталась лежать на обочине дороги. Во сне он сидел в нескольких метрах от нее на базальтовой глыбе, сидел и созерцал, очень внимательно, темноту и слушал стоны койота с отбитыми внутренностями. Возможно, она уже знает, что потеряла детеныша, думал Эпифанио, но, вместо того, чтобы подойти и всадить ей окончательную пулю в голову, он продолжал просто сидеть. Потом неожиданно оказался за рулем машины Педро Негрете — та катила по длинной дороге, умиравшей среди ощетинившихся остроконечными скалами предгорий. Ехал он один. Непонятно, угнал машину или шеф полиции на время одолжил ему авто. Дорога была прямой, на такой без проблем можно гнать двести километров в час, но всякий раз, как он давил на газ, из-под капота слышался странный шум, словно бы что-то там подпрыгивало. За ним поднимался широченный шлейф пыли, похожий на хвост койота из галлюциногенного сна. Горы, тем не менее, не приближались, поэтому Эпифанио затормозил и вышел посмотреть, что там с машиной. На первый взгляд все было в порядке. Подвеска, двигатель, аккумулятор, валы. И вдруг от неподвижного автомобиля послышались те же самые стуки. Эпифанио развернулся и открыл багажник. Там лежало тело. Причем связанное по рукам и ногам. Черная тряпка скрывала лицо. Какого хрена? — заорал во сне Эпифанио. Тело-то было — живое, у него поднималась и опускалась грудь — немного сильнее, чем обычно, но поднималась и опускалась; Эпифанио захлопнул багажник, не осмелившись снять тряпку с лица и посмотреть, кто это. Снова сел в машину, газанул, и та прямо прыгнула вперед. Горы впереди истаивали в огне или растворялись, но он все равно ехал к ним.
Этой ночью Лало Кура спал хорошо. Койка казалась слишком мягкой, однако он закрыл глаза, принялся думать о своей новой работе и почти сразу уснул. В Санта-Тереса он был всего один раз: приехал со старушками-травницами на местный рынок. От того раза у него почти не осталось воспоминаний — он был слишком мал. Сегодня тоже не увидел почти ничего. Фонари на ведущей в город дороге, потом темные улицы какого-то района, а потом район с большими домами за утыканными стеклом высокими оградами. А потом еще одно шоссе, которое вело на восток, и какое-то место, судя по звукам, за городом. Он уснул в домике, прилепившемся к сторожке садовника, на койке, которая стояла в углу и, судя по всему, была ничейной. Одеяло воняло застарелым потом. Подушки не было. На койке лежала огромная куча журналов с голыми женщинами и старых газет, все это Лало Кура переложил под кровать. В час ночи заявились двое — им, судя по всему, принадлежали две другие койки. Оба были в костюмах, широких галстуках и сапогах-казаках. Они зажгли свет и принялись рассматривать Лало. Один сказал: да это молокосос какой-то. Не открывая глаз, он принюхался к ним. От них пахло текилой, чилакилем, рисом с молоком и страхом. Потом он уснул, и ему ничего не снилось. На следующее утро обнаружил двух этих чуваков за столом в кухне садовника. Они ели яйца и курили. Он сел рядом и выпил апельсинового сока и черный кофе, есть ему не хотелось. Безопасностью Педро Ренхифо ведал ирландец по имени Пэт, он же всех представил Лало. Типы были не из Санта-Тереса и вообще не отсюда. Самый крупный — из штата Халиско. Другой — из Сьюдад-Хуарес, Чиуауа. Лало посмотрел им в глаза, и они показались ему не головорезами, а трусами. Когда он закончил завтракать, глава службы безопасности отвел его в дальний уголок сада и вручил пистолет «дезерт игл магнум» пятидесятого калибра. И спросил, умеет ли он им пользоваться. Лало ответил, что нет. Безопасник вложил в пистолет семь патронов и отыскал в зарослях сорняков жестяные банки, которые поставил на крышу старой машины без колес. Потом оба начали стрелять. Затем безопасник объяснил, как пистолет заряжается, как ставится на предохранитель и где его нужно носить. Сказал, что работа Лало — обеспечивать безопасность сеньоры Ренхифо, супруги хозяина, и что ему придется работать с двумя типами, которых он уже видел. Еще спросил, знает ли Лало, сколько ему будут платить. Потом сообщил, что платят раз в две недели и что занимается этим лично он и с этим проблем не будет. А еще спросил, как его зовут. Лало Кура, сказал Лало. Ирландец не засмеялся, не покосился недоверчиво и не решил, что над ним подшучивают, — просто записал имя в черную книжечку, которую носил в заднем кармане джинсов, и сообщил, что на этом у него все. Прежде чем уйти, сказал, что его зовут Пэт О’Бэннион.
В сентябре нашли еще одну женщину. Она лежала внутри машины в новом пригороде Буэнависта, что позади района Линдависта. Место было безлюдное. Посреди нарезанных участков торчал лишь дом-образец, там находился офис фирмы, что продавала землю под застройку. Сам пригород протянулся от пустоши к нескольким больным деревцам с выбеленными стволами — единственным растениям, что выжили после уничтожения старинного луга и леса, которых питали здешние грунтовые воды. Люди сюда приезжали в основном по воскресеньям. Целые семьи и предприниматели ходили и смотрели участки,
