Пользуясь замешательством Гарика, я выхватил у него свой доллар и, пока он не начал протестовать по такому поводу, дал ему для порядка несильную затрещину.
Гарик было хотел открыть рот, но я угрожающе пошел на него и тихо прошептал:
— Попробуй только заорать, тогда сегодня ночью к тебе обязательно придут вурдалаки с упырями. Я сам видел, как в полнолуние перед домом игрались мертвецы…
И с достоинством удалился в свой кабинет. Уже захлопывая за собой дверь, я услышал традиционное пожелание сына, насчет того, куда бы мне лучше отправится по его мнению.
Кассета была на столе. Я смотрел документальное произведение искусства, созданное по валютному заказу борцов за реабилитацию всех невинно замученных, и представлял себе, какой резонанс может вызвать эта пленочка. Мне порой становилось не по себе от этих кадров, что тогда говорить о людях, не привыкших к виду смерти. И больше того, противно делалось, даже адреналин щедрее вырабатывала кровь, когда я смотрел на кадры убийств безоружных. Убивать, защищаясь — это мне понятно. Но тут… Даже ликвидатор — и то чище этих нелюдей. Потому что чекисты, наверняка, сперва пристукнули его родителей, а потом медленно превратили ребенка в носителя смерти. Мало, что ли, таких ликвидаторов наплодили оба Велигурова с их корешками? И когда артист беззвучно заплакал перед камерой, вспоминая зверства Велигурова, я поверил ему, только потом вспомнил, что никакого Велигурова он не видел. Если я поверил — другие даже не засомневаются. А сыграл он так здорово, потому что, наверняка, повидал на своем веку валом других велигуровых. И дай им сегодня волю, они похлеще себя вести будут. Чтобы вообще свидетелей не оставалось. Даже таких, как артист.
Все, Василий Васильевич. Если не было громадья компромата, собранного на тебя, этот фильм все равно бы поставил точку в твоей жизни. После его демонстрации тебе только останется пойти по папашиным стопам, наградить самого себя пулей. А если всплывут наружу все твои дела, от минувших дней до сегодняшних, вряд ли тебе предоставится возможность самолично этой пулей командовать. До того искусство это на меня подействовало, что я бы сам тебя порвал и вовсе не потому, что твой дружок Петр Петрович хотел моей крови напиться. Так что волей-неволей придется Бойко премию увеличить, до того он хорошо с заданием справился.
На ближайшие несколько часов я себя работой обеспечил. Студийный «Сони» запишет одновременно три кассеты, а свой личный факс я давно не использовал в качестве ксерокса.
45
Я давно знаю о способности Рябова преподносить сюрпризы. Но в связи с его страшной усталостью, не ожидал такой быстроты. Сережа загадочно улыбался, что было для него, в общем-то, не свойственно. По всему видно, этой ночью он забрался так далеко, что камоловская секретарша не смогла его достать.
— Судя по твоему виду, Сережа, эта ночь прошла без эксцессов.
— День хороший. А между нами, я спал всего два часа. На заднем сидении машины. Но зато спал. И еще на стуле кемарил, пока сведения тебе искали.
— Нашли?
— У них ничего не пропадает. Значит, так. Городецкий был переведен в Москву через полгода после того случая на таможне. И больше того, известно, что за него ходатайствовал лично Велигуров.
Стало быть, крест — это плата Городецкого за продвижение по службе. Как и Джафаров, уничтоженный американской мафией. За ушедшие годы методы их работы мало изменились, разве что вряд ли тогда Джафарова с Гарибовым по ту сторону океана встречали люди с фамилиями Петров и Сидоров. Эти сведения пополнят уже имеющиеся в трех экземплярах данные.
— Сережа, думаю, такая информация не вызвала бы у тебя радости на лице при полном утомлении организма.
— Так самое главное не это. Есть информация — у Игнатенко какие-то неприятности. Подробности пока неизвестны.
— И больше того, не нужны, — подчеркнул я. — У нас свои проблемы.
— Так вот, знаешь, как Городецкий решил отблагодарить Велигурова? Он снял охрану. Двое его людей уже выкатываются за границу в служебную командировку.
— Выстрелы в прошлое… — пробормотал я.
— Какое там прошлое? Городецкий охрану снял. Я — нет. И заловили ребята, правда, без моей санкции, одного человека. Даром что ли Воха раньше в спецназе служил? Я, правда, отругал, на всякий случай. Но все равно, он молодец. Кажется, мне пора зама брать. По коммерческой работе.
— Подумаем. И чем же Воха отличился? Баранаускаса прихватил?
— Баранаускас из Москвы смылся. Наверняка, Игнатенко его послал концы рубить. Может, они вместе с Городецким когти рвать будут, — доверительно высказал свои соображения Сережа.
— А Велигурова они с собой не прихватят? — с наивным видом полюбопытствовал я.
— Велигуров… Как ты говоришь — это их прошлое. Ребята наблюдать за его домом продолжали, контакты фиксировали. Когда Городецкий охрану снял, Воха сразу… Словом, шел к Велигурову человек Городецкого. Он постоянно генералу продукты таскал. Видишь, как у нас о ветеранах труда заботятся. А сейчас, почему-то, с пустыми руками перся. И Воха решился действовать сам. Со мной у него связи не было. Да и неудобно из их архива командовать. В общем, Воха расколол его. Да и шприц о многом говорит. Кто бы удивился, если бы у старичка инфаркт случился? Этот деятель сейчас на даче под конвоем. Так что его за Камоловым уже отправлять?
— По-моему, ты от радости опять стал плохо соображать. Первое: чтобы он был жив-здоров. Второе, запись о его деятельности уже сделали, собственное признание?
— Воха это признание даже у мумии выколотит. У него такие методы. Без бензодрила, народным способом.
— Велигурова — под усиленную охрану. Петька Петрович не без внимания?
— Обижаешь, с двух сторон. Партнеры все-таки. Лишнее говоришь.
— Мне на твоих партнеров… Возьми материалы и прижимай Велигурова. В конце концов, главной задачей было купить его коллекцию. Теперь, думаю, нашему ветерану не до нее. Так что пора убеждать старичка, Рябов. Кроме того, мне для личного архива необходимы показания этого продуктового снабженца.
— Хоть сейчас, — расщедрился Сережа и тут же напомнил о разговоре в моем доме. — А когда начнут сдавать нервы у Велигурова?
— Велигуров сейчас уже больше интересует твоих друзей с погонами, чем меня. Так что, думаю, определи его в свой дачный зоопарк.
— Дача — место временное, — не согласился Сережа. — Я эту пару в тюрьме размещу.
— Рановато, Сережа.
— Я не так сказал. На территории тюрьмы — казармы «Сокола». У меня с их руководством контакты не хуже, чем с Вершигорой. Во дают, пацаны жизнью рискуют, а они им веселее места не нашли. Ничего, я им комфорт обеспечил — и телевизоры, центр музыкальный, кассеты. А то из всех развлечений у пацанов только черно-белый «Крым» допотопный стоял. И, если что, вряд ли кто-то будет тюрьму штурмовать.
— Вот это ты загибаешь, Сережа. Просто, скажи, неохота, чтобы на твоей даче всякое дерьмо валялось.
— И это тоже. Но береженого Бог бережет. Я так понял, что ты их сдашь в конце концов. Пусть к месту привыкают.
С Рябовым пока я полностью согласен. Даже если Велигуров и его связник начнут «петь», угрозы для фирмы они не представляют. Так что пусть Сережа в конце операции порадует своих партнеров живыми уликами и копиями материалов. В конце концов, у меня двойная страховка, нельзя допустить, чтобы следствие превратилось в такой же анекдот, как по делу легендарного ГКЧП. Во всяком случае, после моего сюрприза, его при большом желании на тормозах не спустят все наши новоявленные президенты, вместе взятые. Хотя у них сегодня такого желания нет, иди знай, что завтра будет. И пусть первоначально двойная страховка планировалась в связи с поведением Петра Петровича, надобности по этому поводу в ней уже нет. Зато мне нужна уверенность в завтрашнем дне.
Однако, у Рябова и без того проблем хватает, чтобы лишний раз ставить его в известность о всех планах. Поэтому я чуть небрежно роняю:
— Баранаускас нужен мне в живом виде. Без твоих самостоятельных решений. Если твои ребята его вычислят, просто выясни, зачем он притаскался сюда. Он гусь тертый. Да и с генералом отставным поаккуратнее. А то он палить еще начнет до того, как сделка состоится.
— Ну и что? Нет трупа — нет преступления, а образцов его подписи у нас…
— Сережа, вряд ли твои партнеры обрадуются такому сообщению. Им Велигуров нужен. Баранаускаса и связника Петькиного маловато.
— А сам Городецкий?
— Мне еще с ним пообщаться нужно.
— Даже не думай, — трясет своим пальчиком-дубинкой перед моим носом Сережа. — Камыши забыть не можешь?
— Нет, Сережа, это ты забываешься. Городецкий, в отличие от своей банды, о нас слишком много знает. Так что пусть уходит за кордон, до конца жизни, денег там у него навалом. А здесь, начни он свою шкуру спасать, нам такую рекламу сделает…
