— Ну, где ваше начальство? — дружелюбно спросил Степанов.
— А где ваш командир? — спросил в ответ один из встречавших.
— Я командир, партизанской бригады имени Яна Жижки, — хмуро ответил Степанов.
— Нет, ваш командир имеет черную бороду.
— Для соблюдения маскировки иногда приходится расставаться с бородой. — Степанов провел рукой по выбритой щеке.
— Ладно! Пойдемте. Просковец дожидается вон в той хате.
Партизаны гурьбой направились к деревянному дому. Четверо представителей Просковца шли рядом с ними.
Пройдя через сени, они вошли в просторную комнату. За длинным столом, уставленным бутылками со сливовицей и нехитрой крестьянской закуской, сидели еще шестеро. Увидев вошедших, они поднялись навстречу, стали приветливо здороваться. С первых же слов можно было понять, что среди них были русские и украинцы. Лишь один, державшийся развязнее остальных, оказался грузином. Он-то и предложил:
— Садитесь, гости дорогие! По грузинскому обычаю, надо выпить за нашу встречу.
— Кто же из вас Просковец? — поинтересовался Степанов, присаживаясь к столу и кивая своим товарищам, чтобы и те занимали места.
— Зачем торопиться, дорогой? Зачем сразу дела решать? Когда друзья встречаются, они вино пьют, потом о делах говорят, — сказал грузин, придвигаясь к Степанову.
По всему было видно, что он старший в этой компании. Остальные заискивающе поглядывали на него, разливали сливовицу в стаканы и чашки.
— Предлагаю пить за встречу советских людей на чужой земле, за крепкую партизанскую дружбу! — сказал грузин, поднявшись из-за стола. — И еще за нашу победу!
Все встали. Степанов одобрительно подмигнул товарищам и, осушив половину стакана, закусил куском ветчины.
— Шунка выборна! — похвалил грузин закуску.
— Да! Неплохая свинина, — согласился Степанов. — Откуда такую достали?
— Кабана закололи. Для гостей ничего не жалко.
— А кабана где взяли?
— Зачем, кацо, спрашиваешь! Много будешь знать — скоро состаришься... Ешь, раз нравится.
— Спасибо за угощение. — Степанов оценивающим взглядом обвел незнакомых людей. На шее у каждого висел немецкий автомат. — Настоящих-то друзей с оружием не встречают. Да и раздеться бы гостям не мешало. — Он первым вышел из-за стола, снял автомат и поставил его у стенки, сбросил ватную куртку.
Грузин в недоумении вскинул густые черные брови, потом рассмеялся и тоже последовал его примеру. Вслед за ним сняли оружие и верхнюю одежду остальные. Это-то и нужно было Степанову. Примерно через полчаса штурмовая группа партизан должна была окружить хату.
— Вот теперь и еще можно выпить, — Степанов поднял недопитый стакан. — За скорейший разгром фашистской Германии!
— Стой, кацо! Такой тост сказал, так мало вина пьешь! Давай стакан... До краев налью.
Грузин взял бутылку, налил Степанову и себе. Его люди усиленно ухаживали за партизанами.
— Что ж мы? Второй тост пить собрались, а еще толком не познакомились, — весело проговорил Степанов. — Кто же из вас Просковец? Ты, что ли? — глянул он на грузина.
— Зачем я? Просковец сегодня занят. Меня за себя послал. Твой командир тоже, наверное, занят?
— Нет, почему же? Я и есть командир партизанской бригады. А ты кто?
— Просковец слышал? Я его правая рука. Зовут Вано Качубария. А тебя как называть?
— Иван Степанов.
— А твой командир как звать?
— Я же тебе сказал, что я и есть командир...
— Зачем так говоришь, зачем друга обманываешь? Мы ваш командир хорошо знаем. Черный ус, черный борода, черный кожаный куртка.
— Бороду я давно сбрил, — попытался отвертеться Степанов.
— Брей не брей, все равно видно. У тебя волос светлый. Откуда черный борода может быть?
— Ну, как знаешь. Можешь верить, а можешь нет. Только я на самом деле командую партизанской бригадой. И без Просковца никаких переговоров мы вести не будем.
— Зачем такой несговорчивый? Просковец мне поручил договориться с вами. Вместе мы крепче будем бить немцев. Хочешь, мы к тебе в отряд своих людей приведем?
— А много у тебя народу?
— Народ есть. Сразу не могу сказать. Сначала договориться надо. Просковцу доложить. А у тебя людей сколько?
— И у меня народ есть. Около десяти тысяч вооруженных бойцов, — соврал Степанов. — Но прежде чем решить вопрос о наших совместных действиях, я должен знать: из кого состоит ваш отряд, по чьему заданию вы работаете, кому подчиняетесь?
— Как из кого? Из советских людей. Сам видишь. Вот они, здесь сидят. Другие с Просковцом задание выполняют. Все бывшие военнопленные. Из лагерей бежали. Понимаешь? Фашистов бить хотят. Понимаешь?
— Это мне ясно. А вот кому вы подчиняетесь?
— Как кому? Советской власти подчиняемся.
— А связь с Большой землей имеете?
— Какая может быть связь? Мы все из плена бежали. Немцы нам радиостанций не давали. Они нам только автоматы выдали.
Степанов так и не понял, то ли Качубария в запальчивости проговорился насчет оружия, то ли вложил в последнюю фразу иносказательный смысл. Но не это сейчас было главным. Степанову важно было затянуть разговор, усыпить бдительность этих фашистских наемников до подхода штурмовой партизанской группы. Поэтому он вновь обратился к грузину:
— Хорошо, кацо! Если я тебя правильно понял, вы хотели бы влиться в мою бригаду. А как вы это себе представляете? На каких условиях? Просковец предлагает совместные действия?
— Зачем вливаться? Река Кура в море вливается. Вода из пресной соленой становится. Мы так не хотим. Хотим своей рекой в вашем море остаться. Наши люди будут подчиняться только Просковцу и мне. Просковец станет твоим заместителем. Все приказы нашему отряду будешь давать через него. На таких условиях Просковец согласится привести людей к вам в лагерь. Отдельно нам располагаться опасно. В Моравию много немецких войск прибывает. Одни мы против карателей не выстоим...
— Ясно! Значит, своей рекой наше море рассечь хотите, — прищурив глаз, Степанов испытующе посмотрел на грузина.
— Зачем рассекать? Пополнять будем. Соглашайся, Иван Степанов. Или еще с Черным генералом говорить будешь? — лукаво ухмыльнулся Качубария.
— А ты без Просковца можешь этот вопрос решить?
— Просковец мне... — начал было Качубария, но в это время за окном хлопнул выстрел.
Через мгновение ему ответил дробный перестук автоматных очередей. Грузин вскочил с места и бросился к автомату. Степанов ловко подставил ему ногу и, выхватив из кармана пистолет, навалился сверху на растянувшегося возле стены Качубария. В переполненной комнате началась свалка, раздались первые выстрелы. Чьи-то цепкие пальцы обхватили шею Степанова. Медлить было нельзя. Он спустил курок пистолета, приставленного к затылку грузина.
— Товарищи дорогие! Бейте их, гадов! Это же предатели! — раздался над ним незнакомый осипший голос.
Пальцы, сжимавшие Степанову шею, ослабли, скользнули вниз. Кто-то всей тяжестью рухнул на него и скатился на пол. Над головой со звоном разлетелось оконное стекло. С улицы еще явственней донеслась перестрелка. Степанов поднялся на ноги. Рядом перекатывались клубком два сцепившихся человека. В одном из них Степанов опознал Москаленко. Не медля ни секунды, он схватил за руку его противника и заломил ее за спину. Взвыв от боли, тот выпустил Москаленко, который тут же вскочил с пола и всадил нож в спину своего противника.
Степанов огляделся. В распахнувшуюся дверь ввалились несколько партизан. Перед ними с поднятыми руками стояли четверо бандитов из группы Просковца. На полу, между распластанными телами, валялась перебитая посуда. Один из сдавшихся громко без умолку твердил:
— Молодцы ребята! Ой молодцы! Так их, предателей! Это же гестаповские агенты! Я же сразу хотел вас предупредить, да случая не представилось.
Степанов узнал этот осипший голос, который всего минуту назад слышал над своей головой.
— Это ты вон того гада пристукнул? — спросил Степанов, кивая на труп, валявшийся рядом с телом грузина.
— Я его, я! Это телохранитель Качубария. Он вас душить начал.
— Опусти руки, — разрешил Степанов. — Остальных обыскать. Посмотрите, кто из наших погиб. Раненые есть?
В этой операции группа Степанова потеряла всего одного бойца, двое получили легкие ранения. Зато уничтожено было одиннадцать бандитов, включая и тех, кто охранял хату снаружи. Четверо сдались на милость победителей, и среди них Нечипуренко, который выручил комиссара Степанова в критический момент.
Ему-то и сохранили жизнь, поверив, что в боях он искупит свою вину перед Родиной. Остальных трех, заядлых власовцев, расстреляли после допроса. К сожалению, на этот раз самого Просковца уничтожить не удалось. Его схватили значительно позже. 18 мая в освобожденной Праге партизаны Мурзина поймали этого матерого агента гестапо и передали его в руки правосудия.
