— Ты отказываешься слушать, как ее отец читает поминальную проповедь? — В тоне госпожи Херт звучало недоумение. — Но ведь она стала бы для тебя таким утешением!
Джей посмотрел на возвышавшуюся над ним госпожу Херт, его лицо было белой маской боли. Бесполезно было объяснять этой женщине, что его вера в Бога исчезла, испарилась в ту самую минуту, когда он увидел, как Джейн распахивает окно в спальне, дышит ночным воздухом и пытается избавить комнату от воображаемого запаха жимолости.
— Ничто не может меня утешить, — промолвил он невыразительно. — Ничто и никогда не утешит меня.
Вместо личного присутствия он прислал цветы. Он отправил по реке целую лодку цветов. Церковь напоминала сад, полный полосатых бело-красных роз «Розамунда», которые так любила Джейн.
В день поминальной службы Джей трудился в саду в Ламбете. Он пересаживал рассаду и поливал ее с тихой решимостью, будто отвергал сам факт, что сегодня совершается молитва о душе его жены, будто отвергал само горе. В середине дня колокол на церкви Девы Марии в Ламбете прозвонил тридцать один раз — по одному удару за каждый год ее короткой жизни, и Джей обнажил голову под горячим солнцем, внимая медленным ясным звукам колокола. А потом вернулся к работе, разделяя длинные шелковистые стебельки рассады, укладывая их осторожно в почву. Казалось, только на грядке с рассадой он мог укрыться от воспоминаний о том, как умирала Джейн, совсем рядом, запрещая ему подходить ближе.
Тем вечером они поужинали как обычно. Традескант ждал, когда его сын заговорит, но тот не проронил ни слова. Вечернюю молитву для всех обитателей дома пришлось вести Джону. У него не было легкого дара Джейн обращаться к Всевышнему как к доброму другу семьи.
Вместо этого он прочитал вечернюю молитву по Библии короля Якова,[42] а когда посудомойка пожелала выступить, бросил на нее пронзительный удрученный взгляд из-под седых бровей, и она замолчала.
— Может, все-таки тебе читать молитвы, — обратился Джон к сыну где-то неделю спустя. — Нет у меня в этом деле способностей.
— Мне нечего сказать такому Богу, — коротко произнес Джей и вышел из комнаты.
1636 ГОД
В январе, в самое тяжелое время для живущего со своих растений садовника и самое невыносимое время для человека, который счастлив, только зарывшись по локоть в плодородную землю, удача повернулась к Традескантам лицом. Им предложили работу в научном ботаническом саду Оксфорда, в прекрасном компактном саду, расположенном вдоль реки Айсис, где выращивали травы для медицинского факультета университета.
— Отправляйся и посмотри, что там нужно, — велел Джон сыну, наблюдая за его лицом, которое за зиму стало худее и жестче. — Они готовы платить нам пятьдесят фунтов в год, а в «Ковчеге» сейчас практически нечего делать. Поезжай, оцени объем работы и займись этим. Сам я не могу ехать в Оксфорд в середине зимы: сильно стал мерзнуть.
Джон надеялся, что хорошо известное щедрое гостеприимство города отвлечет сына от глубокого молчаливого горя. Джей вернулся через месяц и сообщил, что всего-навсего требуется тщательно посадить растения и как следует прополоть. Да еще лорд Дэнби, подаривший сад колледжу Магдалины, заказал строительство ограды, домика для привратника и защиту от зимних разливов реки.
— Ничего не нужно делать, — объяснял Джей отцу. — Весной я посажу там кое-какие травы, и я нанял несколько девушек для прополки.
— Хорошенькие? — небрежно поинтересовался Традескант.
Джей мрачно взглянул на отца и ответил:
— Я не заметил.
В феврале в дверь постучал человек с глиняным горшком, из которого выглядывали кончики зеленых луковиц.
— Это что? — осведомился Джей, скрывая усталость.
— Я хочу видеть Джона Традесканта, — нетерпеливо заявил человек. — Только его самого, и никого другого.
— Я Джон Традескант-младший, — представился Джей, заранее зная, что этого будет недостаточно.
— Вот и хорошо, — кивнул человек. — Значит, мне нужен ваш отец.
— Подождите здесь, — попросил Джей и отправился искать отца.
Тот был в комнате с редкостями. Наслаждаясь теплом очага, он переходил от шкафа к шкафу и восхищался драгоценными экспонатами.
— Там посетитель с луковицей в горшке, — доложил Джей. — Желает общаться только с тобой. Думаю, это тюльпан.
При слове «тюльпан» Джон повернулся.
— Уже иду.
Он провел гостя из прихожей в гостиную, Джей вошел следом и запер дверь.
— Что у вас для меня?
— «Семпер Августус», — почти прошептал человек и вытащил письмо из глубины кармана. — Это письмо удостоверяет подлинность.
— За дураков нас принимаете? — возмутился Джей. — Где вам взять «Семпер Августус»? Как бы вы вывезли его из страны?
У гостя забегали глаза.
— Письмо удостоверяет подлинность, — повторил он. — Оно только для вас. Подписано ван Меером.
Джон сломал печать и прочитал послание, потом кивнул сыну.
— Действительно. Он клянется, что луковица в этом горшке от настоящего «Семпер Августуса». Как она попала к вам?
— Я всего лишь курьер, — неловко пояснил человек. — В одном доме случилось банкротство. В чьем — вас это не касается. Судебные приставы все забрали. Но среди них был один, который плохо знал свою работу и не понял ценность луковиц. — Гость хитро улыбнулся. — Я слышал, хозяйка спрятала их в горшок с обычным луком. Так вот, эти луковицы предлагаются на продажу. Обанкротившийся джентльмен, чье имя мы не упоминаем, хочет продать их за пределами Голландии. Он вспомнил о вас и поручил мне доставить их. Плата наличными.
— Мы заплатим только тогда, когда увидим цветы, не раньше, — отрезал Джей.
— Письмо удостоверяет подлинность, — настаивал человек. — У меня приказ дать вам день на размышление, а потом отнести луковицы другим. В Англии есть и другие великие садоводы, джентльмены.
— Они все наши друзья, — сказал Джей. — И если я опасаюсь, что это лук, они подумают так же.
Гость улыбнулся. Он был полностью уверен в себе.
— Это не лук. Но если вы положите эту луковицу себе на хлеб, это будет самый дорогой обед в вашей жизни.
— Могу я вытащить ее из горшка? — вмешался Традескант.
Человек слегка вздрогнул, и это больше всяких слов убедило Джея в том, что луковица — действительно бесценный «Семпер».
— Ладно, — разрешил гость. — Но только осторожно… Никому другому я бы не позволил ее тревожить.
Джон перевернул горшок и сильно постучал по донышку. Мягкая земля посыпалась на пол. Сначала в руке у него оказались тонкие переплетенные белые корешки, потом скользнула луковица. Вне всякого сомнения, это была луковица тюльпана. Грубая рука Джона ласкала гладкую орехово-коричневую кожицу, на ощупь напоминавшую тонкий пергамент. Он восхитился безукоризненной округлостью луковицы, которая уже проросла, зеленые стрелки на верхушке были сильными и зелеными. Хорошие листья внушали надежду, что цветы удадутся. Конечно, по кожице луковицы он не мог предугадать, какого цвета будет сам бутон. Но письмо удостоверяло, что луковица действительно «Семпер Августус». Ван Меер заслуживал доверия, ничего необычного в истории с банкротством не было, подобные истории случались в Голландии чуть ли не ежедневно, особенно теперь, когда луковицы меняли хозяев по несколько раз на дню и цены росли с ужасающей скоростью.
