Изумительно округленные безукоризненные лепестки в утренних лучах наливались цветом. Они все еще тесно прижимались друг к другу, но было хорошо видно, что они глубокого алого цвета с белыми полосками, будто белые прорези на шелковом камзоле.
— Вот я и разбогател, — просто сказал Джон, глядя на волшебный цветок, поднявшийся на стройном вощеном зеленом стебле. — Вот и пришел день, когда я разбогател. Малыш Джон станет баронетом, и никто из нас больше никогда не будет работать на хозяина.
Горшок с тюльпаном поместили в комнату редкостей как самый дорогой тюльпан в мире. Когда курьер приехал за остальными деньгами, им пришлось занять только две трети от суммы, остальное собрали с посетителей, валом валивших посмотреть на бесценный тюльпан.
Когда королева в Отлендсе услышала о цветке, она заявила, что готова купить его прямо сейчас, так, как есть, — в горшке. Джей уже собрался назвать сумму, которая покрыла бы их расходы на покупку и принесла подобающую прибыль в два процента. Но Джон был начеку и опередил сына.
— Ваше величество, когда мы поднимем луковицу, для нас будет честью подарить ее вам, — важно произнес он.
Королева засияла, она любила подарки. Джон потянул сына прочь, пока тот не начал спорить.
— Доверься мне, Джей. Мы посадим для нее одну из деток, а материнскую луковицу оставим себе, позже она вознаградит нас за нашу щедрость. Не бойся. Луковица так же хорошо, как и я, понимает, как обделывать дела.
Они наблюдали за тем, как цветок раскрывается в своем блистательном великолепии и, окончательно распустившись, красуется в полном цвету.
— А мы можем сохранить лепестки? — спросила Фрэнсис.
— Возьми их, — разрешил Джон. — Возможно, их удастся сохранить в сахаре и песке в одном из ящичков для экспонатов.
В ноябре, продержав луковицу в земле как можно дольше, чтобы она как следует подросла, Джон, при моральной поддержке Джея и Фрэнсис, опрокинул горшок и подождал, пока их новое богатство высыплется ему в руки. На бесценной луковице росли не одна, не две, а целых три луковички-детки.
— Слава богу, — от души обрадовался Традескант.
С бесконечной осторожностью он взял острый нож, нежными движениями отсек деток от материнской луковицы и поместил в отдельные маленькие горшочки.
— Четыре там, где была всего одна, Джей, — восхитился он. — Как можно называть это ростовщичеством? Это само божественное изобилие, которое удваивает и учетверяет наше богатство.
Один горшочек предназначался для королевы. Один Джон оставил себе. Остальные два он хотел триумфально отправить в Голландию, в Амстердам; сделать это решили в феврале, в самый разгар сезона закупки луковиц. Традескантам предстояло стать самыми богатыми садоводами в мире, богатыми как набобы.
ДЕКАБРЬ 1636 ГОДА
В тот год Рождество в «Ковчеге» выдалось спокойным. Раньше Джейн всегда украшала дом остролистом и красивыми венками, а над входной дверью прилаживала букетик омелы. Ни Джей, ни его отец не решились сделать то же самое. Они купили подарки детям на все двенадцать дней Рождества: имбирные пряники, засахаренные фрукты, новое платье для Фрэнсис и книгу с красивыми иллюстрациями для Джонни. Но всю процедуру дарения подарков и празднования пронизывало какое-то тяжкое чувство. Там, где раньше царила легкомысленная спонтанная радость, теперь была ужасающая пустота в сердце.
В рождественскую ночь мужчины сидели по обе стороны камина, попивая глинтвейн и грызя орешки. Фрэнсис, которой в честь праздника позволили не ложиться, устроилась на стульчике между ними и не мигая смотрела на огонь. Свое горячее молоко она тянула как можно медленнее, продлевая удовольствие.
— Как ты думаешь, мама хочет оказаться здесь? — обратилась она к деду.
Джон бросил быстрый взгляд на сына и уловил гримасу боли, исказившую его лицо.
— Уверен, что хочет, — ответил Традескант. — Но она счастлива на небесах с ангелами.
— А она видит, что я хорошая девочка?
— Конечно, — хрипло произнес Джон.
— А как тебе кажется, если я попрошу, она подарит мне чудо, маленькое чудо?
— Какое чудо, Фрэнсис?
— Король должен сделать меня учеником отца. — Фрэнсис положила руку на колено деда и серьезно посмотрела ему в глаза. — Надеюсь, мама сотворит маленькое чудо, и король обратит на меня внимание и поймет, чего я стою.
Традескант потрепал внучку по руке.
— Ты всегда можешь стать учеником здесь, — заметил он. — Тебе не нужно работать у хозяина, чтобы стать великим садовником. И не нужно признание короля. Я научу тебя всему, что умею сам. Ведь я очень хорошо знаю, чего ты стоишь.
— И я буду здесь садовником после того, как тебя не станет? И «Ковчег» в Ламбете всегда будет принадлежать Традескантам?
Джон положил ладонь на ее теплую головку и оставил там, как бы благословляя.
— Через сто лет в каждом саду Англии будет немножечко Традескантов, — предсказал он. — Деревья и цветы, выращенные нами здесь, уже есть в каждом саду графства. Я никогда не искал другой славы, кроме этой. И я счастлив, что мне довелось дожить до нынешних времен. Но мне нравится мысль, что ты будешь хозяйничать здесь, когда меня не станет. Фрэнсис Традескант, садовник.
1637 ГОД
Курьер даже не вошел в дом в Ламбете. Февральским утром он стоял в прихожей в сапогах, на которых толстым слоем лежала дорожная пыль. Из-под плаща он извлек два драгоценных горшка с тюльпанами.
— Что это? — спросил ошеломленный Джон.
Джей как раз вышел из сада и растирал руки, посиневшие от холода. Он услышал страх в голосе отца и быстро вбежал в прихожую, оставляя грязную дорожку следов на натертом деревянном полу.
— Ваши луковицы. Примите обратно, — коротко доложил курьер.
Наступило оглушающее молчание.
— Обратно?
— Рынок рухнул, — пояснил курьер. — Биржа прекратила торги по тюльпанам. Богачи в роскошных домах лезут в петлю и топят своих детей в каналах. Тюльпаномания кончилась. Вся Голландия разорена.
Джон побледнел и упал в кресло.
— Хенрик ван Меер?
— Мертв. Покончил с собой. Его жена отправилась к родственникам во Францию как нищая, с фартуком, полным луковиц тюльпанов.
Джей положил ладонь на плечо отцу. Он испытывал болезненное чувство собственной вины из-за того, что ни разу не отважился решительно выступить против этой затеи смешивать цветы и деньги. Теперь наконец цветы и деньги навсегда разошлись.
— Ты предупреждал меня, — тихо промолвил потрясенный Джон.