кто-то из нас сумел бы вспомнить в точности, да и слов разобрать не было никакой возможности, потому что они тонули во всхлипах и судорожных вздохах. Даже воспитание великосветской дамы сейчас не имело значения, потому что никому из нас и в голову не приходило плакать тихо и красиво. Это были самые обычные причитания, на которые так охочи простолюдинки.
Да и одергивать нас было некому, потому что еще через несколько минут нас троих обнял уже батюшка. Он не всхлипывал и не рыдал, просто молчал и сильней сжимал объятья, пока матушка не возмутилась плаксивым голосом:
— Вы нас сейчас раздавите, медведь.
— Да что же вы душу-то мне рвете! — воскликнул Элькос, и наш кружок увеличился еще на одного человека.
Привычная, знакомая с детства компания. Только обычно мы смеялись, оказавшись впятером, а не плакали. Не знаю, сколько бы могли так простоять, но конец этому положил Нибо, чей голос неожиданно вклинился в наш маленький мирок:
— Если здесь никто не желает, чтобы маленький дайн покинул чрево матери прежде времени, думаю, вам стоит ослабить хватку. Или же его мать задохнется от тесных объятий… Что? — прервался герцог, когда в его сторону устремились пять пар глаз. — Я лишь желаю лучшего, однако не смею мешать и лучше попрощаюсь с Танияром, к нему хотя бы можно прорваться.
Он и вправду приблизился к моему супругу, но о чем говорил, я не слышала, потому что вновь была втянута в круговерть родственных объятий. Впрочем, слова его светлости возымели действие, и круг распался. Элькос и вовсе отошел в сторону.
— Если сможешь, пиши нам, — всхлипывая, попросила сестрица. — Мы будем ждать и… — она прерывисто вздохнула, — и скучать. Я буду скучать, непременно буду. Я всегда по тебе скучаю, ты же знаешь.
Улыбнувшись, я снова обняла ее, после поцеловала во влажную и соленую от слез щеку, а затем отступила и кивнула:
— Я тоже буду скучать, дорогая, и ждать новой встречи. Матушка…
Родительница прижала меня к себе и затихла ненадолго, а потом я расслышала:
— Мое дорогое дитя, моя милая девочка…
— Родная моя, — ответила я и подняла взгляд: — Помните, что я любила и буду любить вас всегда. Вы — моя обожаемая матушка. Не печальтесь, молю вас, не грустите о своей дочери. Она с вами, даже если находится далеко.
— Ну что же вы со мной делаете, Шанни… — ответила ее сиятельство, разом согрев мне душу фразой, которую я слышала тысячу раз.
Родительница поцеловала меня, еще на миг задержала в объятьях и отпустила. Но это был лишь краткий миг свободы, потому что тут же матушку сменил батюшка. Он мягко привлек меня к себе, прижал мою голову к своей груди и тихо вздохнул.
— Главное, вы живы, дитя мое, — сказал его сиятельство. — Главное, что вы есть, и мне достаточно уже этого знания, но все-таки, как и ваши родственницы, я буду ждать вестей. А лучше вас саму, но буду рад и посланию. Будьте счастливы, дитя мое, о том и буду молить Богов. О вашем здравии, вашего супруга и наших внуков.
После поцеловал меня в лоб, благословляя, и отступил. И вновь я оказалась в объятьях. Уже не столь тесных, но искренних. Элдер Гендрик сжал мои плечи ладонями и заглянул в глаза:
— И в моей жизни вы оставили яркий след, Солнечный луч, — с мягкой улыбкой произнес мой свояк. — Когда-то вы оказались мудрей меня и тем сделали счастливым, подарив жену — женщину, с которой моя душа полна умиротворения и света. А потому я желаю и вам того же. Впрочем, знаю точно, что теперь вы встретили мужчину по себе, и иной судьбы у вас быть не может. Желаю лишь, чтобы путь ваш был менее тернист. Пусть Высшие Силы и далее останутся к вам щедры и милостивы, а мы будем радоваться за вас и ждать вестей. Помните, что в этом мире для вас и ваших близких всегда найдется гостеприимный кров и любящие сердца.
— Благодарю, Элдер, — улыбнулась я, а затем, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку, в который раз презрев всякие условности.
Он опешил, но вновь улыбнулся и ответил столь же невинным, но искренним поцелуем в щеку. А затем ко мне приблизился Нибо. Он сжал пальцами свой подбородок и окинул меня взглядом дельца:
— И что бы мне стребовать с вас на новую встречу? — задумчиво произнес его светлость. — Моя корыстная натура требует барышей, а я никак не могу придумать, каких именно. И вы представить себе не можете, как же моя душа страдает от этого. Вроде бы должна быть выгода, а в чем…
Я порывисто обняла его, и герцог замолчал, кажется, растерявшись. Чуть помедлив, обнял в ответ и сказал негромко:
— Теперь и вовсе не знаю, что сказать.
— Ничего не говорите, — ответила я, не спеша отстраниться. — Просто берегите себя, друг мой. Мне будет гораздо приятней жить, зная, что и вы живете за пеленой Мироздания.
— Стало быть, друг?
Теперь я подняла на него взгляд и увидела улыбку. В ней не было иронии и на толику. На меня смотрел настоящий Нибо Ришемский, такой, каким я узнала его за время нашего путешествия к танрам. И я улыбнулась в ответ:
— Друг, — сказала я. — Мы прошли с вами разные стадии. Были соперниками, врагами…
— Я никогда не был вам врагом… Даже поступив подло, я не был вам врагом, но того поступка стыжусь и по сей день.
— Я вас простила, — ответила я. — Я доверяю вам не потому, что просчитываю, насколько вам невыгодно предать меня, а потому что вы оказались человеком, которому могу доверять лишь потому, что вы мне друг.
— Как Фьер Гард? — он склонил голову к плечу, и я кивнула:
— Да, как Фьер.
Ришем чуть помолчал, а после вновь прижал меня к себе и шепнул:
— Спасибо.
Я отстранилась, провела по его щеке ладонью и отступила:
— Будьте счастливы, друг мой.
— Будьте счастливы, мой друг, — ответил его светлость.
— Ашити.
Обернувшись, я увидела, что Танияр уже держит в руках шубку, приготовленную матушкой. Он сам, и магистр уже были одеты. Элькос как раз натянул поглубже шапку.
— Да, пора, — шепнула я и направилась к нему.
Матушка надела на меня меховую шляпку и сама завязала тесемки, как делала это в детстве. Затем она отошла и закусила костяшку пальца. Моя дорогая родительница старалась сдержать подступающие слезы. Я улыбнулась ей и надела лучшую шубку ее сиятельства, которую она подобрала мне для возвращения в Белый мир, где сейчас всё еще царила зима.
