отношениях гораздо лучше цивилизованного мира.
Не во всех отношениях, ведь что они знают об искусстве и о многих других вещах?
У меня есть еще несколько этюдов поменьше, иначе ты можешь подумать, что я был занят лишь большими и мало что сделал, кроме них.
Как только картина будет полностью закончена и высохнет, я отправлю тебе это полотно в ящике. И добавлю еще несколько, меньшего размера. Думаю, лучше не тянуть с отправкой, поэтому пошлю. Наверное, вторая литография с нее тогда останется незаконченной. Но в конце концов, я понимаю, что, например, г-на Портье нужно еще укрепить в сказанном им, чтобы мы всегда могли рассчитывать на него как на друга. Я искренне надеюсь, что это удастся.
Я был настолько поглощен этой картиной, что буквально почти забыл о своем переезде, который тем не менее тоже нужно осуществить. Моих забот это не уменьшит, но жизнь других художников, творящих в этом жанре, наполнена ими, и я не хотел бы, чтобы мне было легче, чем им. Несмотря ни на что, они все-таки справились со своими картинами, и потому материальные трудности тоже будут мешать мне, но не уничтожат и не ослабят меня. Вот так вот.
Думаю, с едоками картофеля все обойдется – последние дни, как тебе известно, всегда опасны для картины, потому что к ней нельзя прикоснуться большой кистью, не рискуя испортить, пока она полностью не высохла. А изменения нужно вносить очень спокойно и неторопливо, маленькой кисточкой. Поэтому я просто забрал ее и сказал своему приятелю, что он только должен присмотреть, чтобы я таким образом ее не испортил, и что я приду к нему доделать мелочи. Ты увидишь, что в ней есть самобытность. Кланяюсь – мне жаль, что она до сих пор не была готова, – еще раз желаю тебе здоровья и спокойствия. Верь мне, жму руку,
всегда твой Винсент
Сегодня я все еще работаю над несколькими этюдами поменьше, которые выполняются одновременно. Ты уже послал тот выпуск о Салоне?
502 (408). Тео Ван Гогу. Нюэнен, пятница, 22 мая 1885, или около этой даты
Дорогой Тео,
большое спасибо за твое письмо и за вложенные в него 50 франков, которые в этом месяце мне особенно пригодятся в связи с переездом. Думаю, оттого, что я буду жить прямо в мастерской, я в конечном счете выиграю очень много времени, так как смогу приниматься за работу прямо с утра, чего дома не получается.
В последние дни я очень много и напряженно рисовал. У нас нынче ломают старую колокольню в полях. Распродают доски, черепицу, металлические части, в том числе крест.
Я запечатлел это в акварели, в духе «Продажи древесины», только, по-моему, лучше. И еще я работал над второй большой акварелью с изображением кладбища, но она у меня пока не получилась.
Но я знаю в точности, что́ хочу на ней изобразить, и на третьем листе бумаги надеюсь достигнуть желаемого. А если не получится, значит не получится. Только что смыл губкой два неудачных варианта, но попробую еще раз.
Если хочешь, могу послать тебе акварель с распродажей.
И еще у меня в работе большой этюд сельской хижины в вечернее время.
А также штук шесть голов.
Из-за всего этого я не подтвердил получение твоего письма раньше.
Я работаю как можно больше, потому что собираюсь поехать вместе с моим знакомым из Эйндховена на выставку в Антверпене, если получится. И я хотел бы взять с собой как можно больше работ, чтобы по возможности сделать что-нибудь с ними там. Мне не терпится узнать, видел ли г-н Портье «Едоков картофеля».
Ты правильно говоришь о фигурах, что фигуры не соответствуют головам. Вот я и подумал было попробовать взяться за дело по-другому, а именно отталкиваясь от их торсов, а не от голов.
Впрочем, тогда получилось бы нечто целиком и полностью иное.
Что касается их сидячих поз, не забудь, что эти люди сидят на совершенно других стульях, чем, например, в каком-нибудь кафе Дюваля.
Самое замечательное, что я видел, – как женщина просто-напросто стояла на коленях – я так изобразил ее в своем первом наброске, который послал тебе.
Ну да ладно, уж как картина написана, так написана, и когда-нибудь я ее напишу еще раз, разумеется по-другому. Сейчас я очень много занимаюсь рисованием фигурок.
Спасибо также, что ты прислал мне номер «Le Temps» со статьей Поля Манца о Салоне. Давно не видел такой хорошей статьи! Считаю ее на редкость удачной, уже одно только начало, о картине с этими лапландцами, которые, сидя в своей темной хижине, наблюдают после долгой полярной ночи восход солнца, – и что в области искусства люди точно так же с нетерпением ждут появления света.
И сразу после этого он указывает на Милле, который явно излучал новый свет – и «который теперь уже никуда не денется».
А затем указывает на Лермита как на последователя Милле; по-моему, все это написано по-мужски и замечательно точно, человеком, который умеет смотреть широко.
Впрочем, жаль, что Ролля он называет «начинающим художником», в этих словах слышится высокомерие, а ведь Ролль создал так много красивых работ, он – выдающийся художник.
Выдающийся – по крайней мере, с тех пор, как написал «Забастовку шахтеров». Поль Манц говорит, что рабочие у Ролля не работают по-настоящему и что все это похоже на какой-то сон. Что ж – сказано интересно, и в этом есть доля истины. Только вот происходит это оттого, что тут Париж, а не бесхитростная работа в поле. Городской рабочий в наши дни выглядит именно так, как его пишет Ролль.
Раппард выставляет в Антверпене картину, которая, я думаю, должна быть очень хорошей. Во всяком случае, эскиз, который почти никому не нравился, на мой взгляд, очень хорош. Считаю его очень талантливым.
Дочитал ли ты уже книгу Золя «Жерминаль»? Я бы очень хотел ее прочитать, а через 14 дней пошлю тебе обратно. Закончил ли Лермит картину «Месяц май»?
Считаю статью Манца очень правильной и логичной там, где он четырьмя словами сумел описать цвет, он говорит: «пепельно-голубой, который мы так любим» и «трава на лугу очень зеленая, бык – красно-коричневый, девушка розовая, вот аккорд из трех тонов», когда обсуждает тот же вопрос применительно к Лермиту.
Будь здоров, жму руку.
Твой Винсент
Насколько я понимаю, Бенар должен быть интересен.
Добавляю еще несколько слов: очень-очень советую тебе проработать самостоятельно различные высказывания Эж. Делакруа о цвете.
Хотя я не совсем в курсе дела, хотя меня прогнали из художественного мира – в том числе из-за моих деревянных башмаков, – но я все-таки вижу, например по статье Манца, что еще существуют знатоки и любители искусства, и теперь тоже, которые что-то знают и понимают, а именно то, что знали Торе и Теофиль Готье. И это что-то – не будем говорить о мире, называющем себя «цивилизованным», который, по сути, лишь занимается очковтирательством, – это что-то неизменно сводится к тому же самому, что по-мужски энергично утверждали относительно вкуса реформаторы, например в 1848 году.
Точно так же, как здесь, в Голландии, никто не сможет превзойти Израэльса, который, по-моему, останется мастером. А в Бельгии никто не превзойдет Лейса и де Гру.
Не надо ошибочно думать, будто я настаиваю на подражании, ибо я вовсе не имею в виду этого.
Ты видел намного больше произведений искусства, чем я, и я хотел бы видеть столько же, сколько их видел ты и сколько видишь каждый день.
Однако не исключено, что, если человек очень много видит, ему становится трудно думать. Ну да ладно.
Мой единственный тезис заключается в том, что с тобой дело обстоит так же, как и со множеством других людей, а именно что во зрелом возрасте тебе следует повторить и заново изучить базовые правила. В том смысле, что ты, как знаток искусства, должен знать определенные правила смешения цветов и перспективы так же, как сами художники, а в теоретическом плане даже лучше их, ибо ты должен давать советы и разговаривать о картинах, еще находящихся в работе.
Не обижайся на меня, потому что я говорю правду: на практике эти знания пригодятся тебе больше, чем ты, наверное, думаешь, они поднимут тебя выше обычного уровня торговцев произведениями искусства, что необходимо, ибо обычный уровень – ниже низкого. Я немного знаю по опыту, что́ знают торговцы произведениями искусства и чего не знают.
По-моему, они часто
