Не мудрые — бешеные.
— И даже мой безмозглый муженек признал за мной правду… он всегда был трусом. И слабаком. Но после войны… о да, после этой войны открывались перспективы. А тут ты… и эта сука. Почему ты ее просто не отдал? Почему?!
Она взвизгнула и, ударив Виттара в грудь, не устояла сама, покачнулась, разворачиваясь к лестнице. И Виттар разжал руку.
Падала тихо.
Не женщина — груда тряпья. Спустившись к ней, Виттар заглянул в глаза:
— Ну и что осталось от твоего рода?
Девочка с белыми волосами.
Отец — Атрум. Мать — из младших домов. Скоротечный роман. И ребенок, которого невозможно оставить… хорошо, избавляться не стали, прислали, как водится, с серебряной ложкой.
Атрум принял.
— Вот. — Виттар достал нож и вложил его в руку. — Кажется, ты потеряла.
Захрипев, старуха попыталась отползти, и Виттар сдавил пальцами тонкую шею. Хрустнула громко.
Поднявшись, он переступил через тело, поднялся к себе и тщательно вымыл руки. Тора спала, обняв руками живот. Смешная.
И теплая.
Почему не отдал? Не захотел.
— Ты? — Тора перевернулась на спину.
— Я.
— Что случилось?
— Ничего… завтра случится.
Тело найдут утром. Падение с лестницы… несчастный случай… старые лестницы старых домов видели множество несчастных случаев.
— Торхилд… — Виттар любовался узором из теней на коже жены, — что мне сделать, чтобы ты была счастлива?
Пока еще есть время.
Она щурится, зевает и, забираясь под руку, бормочет:
— Поцелуй. И завтра тоже.
Каменный лог… та же равнина, но в черных траурных тонах. И кольцо из скал, что подымались отвесными стенами. Крепость? Похоже.
Но ворота открыты.
Оден ступает медленно, не потому, что устал, хотя устал, конечно. Но он прислушивается, принюхивается к сухому ветру, пытаясь уловить тот самый опасный запах, который остановит нас.
— На этих землях нет закона иного, нежели закон первородной жилы. — Существо, казавшееся мне камнем, поднялось. — Вас никто не остановит.
Оно не было псом, как не было и человеком.
В нем перемешались обе сути. Тело, излишне длинное, худое, выглядело нелепым. Собачья голова, но с лицом, не мордой. Широкие плечи и бочкообразная, с длинным килем, грудь. Руки вывернуты. Позвоночник изогнут, как у борзой, и кажется, что существо лишь ненадолго поднялось на задние лапы. Ему неудобно стоять.
Но оно терпит.
Странно, что я не испытывала страха.
Оден лег, позволяя мне сойти, и я с трудом удержалась на ногах — мышцы от долгой скачки затекли. Да и сам Оден возвращался с трудом. Минуты полторы он стоял на четвереньках, пока я не догадалась сунуть флягу с водой.
— Пей.
На сей раз отказываться не стал, пил аккуратно, видно, что сдерживал себя. А существо наблюдало за нами.
— Здесь давно не было подобных вам.
— Как давно? — Оден вытер губы ладонью, а ладонь облизал. Но пить больше, чем выпил, не станет. Вот собака упрямая!
— Давно. Раньше. Приходили. Я радовался. — Голос был скрипучим, словно в горле существа заедала невидимая шестеренка. — Чаще всего радовался.
— Но иногда нет?
— Иногда, — согласилось оно, почесывая когтями шею. — Последний нет. Давно. Но я помню. У него были темные волосы. У нее — много братьев. Братья говорили, что он лжет. И ему нужны земли и кровь. Но он говорил о любви. — Желтые глаза смотрели неотрывно. — Так часто говорил, что сам поверил.
— Я читал эту легенду.
— Легенда — ложь. Он был. Правда.
— И что случилось дальше? — Я прицепила флягу на пояс, поняв, что умру, если не узнаю, что случилось дальше.
— Влюбленные сбежали, — ответил Оден.
— Да. Приходили. Часто.
— Решили, что жила первородная рассудит.
До чего знакомый сценарий, вот только подозреваю, что приговор суда сильно расходился с ожиданиями.
— Он любил девушку. — Поднявшись, Оден протянул руку. — Но ее земли и кровь любил сильнее.
— И что случилось?
— Сгорели оба.
— Да. — Существо качнуло головой. — Много печали. И никто больше не приходил. Только дети. Дети маленькие… детей жаль.
— Ты пропустишь нас?
Сгорели. Оба.
И чего ты испугалась, Эйо? Время есть. Сказать, что передумала. Отступить.
Вернуться к брату.
Он и так из-за тебя настрадался… а Оден получит свободу… и свою высокородную невесту… и ему не придется становиться мятежником. Он же сам сказал, что отпустит…
Наверное, понял, если смотрит так, с выжиданием.
Да, мне страшно.
Но не настолько, чтобы отступить.
— Я буду радоваться, — сказало существо, взбираясь на плоский камень. — Я очень хочу радоваться. И помнить, что приходили и ушли.
Жар.
Воздух сухой. Горячий. В горле моментально пересыхает, но нельзя тратить воду бездумно. Не без сожаления я оставляю фляги под камнем.
Куртку. Жилет.
Сапоги.
Горячий базальт касается пяток, словно шершавый язык горы, которая вот-вот проглотит нас.
Пускай. Идем. По узкому коридору, чьи опаленные стены подымаются, заслоняя сухое жесткое небо. У него и цвет-то желтоватый, как у пережженной листвы.
— А я… — если молчать, паника возьмет верх, — я тоже смогу перекидываться? Там… лапы, хвост… зубы.
Трогаю собственные, которые вроде бы прежних форм и размеров.
— Не знаю. — Оден, по обыкновению, честен. — Некоторые могут, некоторые нет. Наверное, от силы крови зависит. Но даже те, которые могут… иногда вторая ипостась слаба настолько, что смысла в ней особого нет.
То есть никакой золотой чешуи и прочих красот.
— Эйо, тебе вовсе не обязательно менять облик. — Оден останавливается и крепче сжимает мою руку. — Достаточно, если живое железо проснется. Хотя бы капля.
А если ее не будет?
Знаю. Мы погибнем. Сгорим. Или я сгорю, а он просто останется в Каменном логе. Мы оба знаем, где осталась тропа на ту сторону.
— То существо…
— Привратник.
— …оно очень старое?
— Да. Раньше я думал, что это легенда такая, будто Привратник бессмертен. А теперь… возможно, жилы тоже хотят говорить.
Я слышала их, огненные родники, которые пробирались от сердца земли. Гудение камня. И треск. Скрежет. Всхлип вязкой лавы, пузыри которой подымаются над трещинами. Свист и шепот, пока далекий, неразличимый, существующий, возможно, лишь в моем воображении. Но нет, с каждым шагом он становится громче…
— Эйо…
Меня зовут.
Но Оден не отпускает.
— Эйо, нельзя поддаваться.
Почему? Я и не поддаюсь. Я просто хочу подойти ближе. Услышать. Я ведь тоже имею право. Горячие камни больше не ранят.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
