протокол заседания не велся по техническим причинам (такая практика встречается); во-вторых, было не формальное заседание, а непосредственный обмен мнениями между членами Политбюро и, в-третьих, Брежнев просто использовал ссылки на мнение Политбюро, чтобы придать дополнительный вес своим обвинениям.
АП РФ, ф. 3, оп. 91, д. 120, л. 2.
ЦХСД, ф. 5, оп. 60, д. 300, л. 1-4.
Там же, оп. 63, д. 368, л. 24.
Там же, оп. 60, д. 323, л. 41.
По данным социологических опросов, проведенных в Словакии Кабинетом опроса общественного мнения в Братиславе, доверяли (в %): Дубчеку — 90,3; Свободе — 75,8; Гусаку — 64,0; Смрковскому — 42,2; Чернику — 25,8; Биляку — 25,2; Цисаржу — 15,1; Ленарту— 14,4; Новомес- ском^— 10,3; Дзуру — 10,1 (ЦХСД, ф. 5, оп. 60, д. 324, л. 226).
АП РФ, Выписка из протокола № 94 заседания Политбюро от 16 августа 1968 г., л. 1-2.
„ ,
Там же, л. 3.
Там же, Выписка из протокола № 95 Политбюро ЦК от 17 августа 1968 г.
Там же, Рабочая запись заседаний Политбюро ЦК КПСС, 1968 г., л. 477.
Подробнее о них см.: Млынарж 3. Мороз ударил из Кремля. С. 161-274. 1,3 АП РФ, Рабочая запись заседаний Политбюро ЦК КПСС, 1968 г., л. 484—491.
ГЛАВА 5
ОТ ЗАСТОЯ — К КРИЗИСУ (1969 — начало 80-х гг.)
Реформа заключает в себе два действия: 1) отмену старого и 2) поставление на место оного чего-либо нового. Какое из сих действий вредно? И то, и другое одинаково...
А. Н. Островский.
На всякого мудреца довольно простоты
«Идеологическая дисциплина» в науке
Идеологическая погода менялась быстро. Ледяной ветерок, потянувший в 1968-1969 гг., к началу 70-х гг. перерастал в метель. Во весь рост встала угроза переоценки того, что в 60-х гг. ассоциировалось с достижениями в науке, литературе, искусстве. Это было наступление на позиции той части интеллигенции, которая считала идеи социализма исторически прогрессивными, но была убеждена в том, что в условиях СССР «в период культа личности» эти идеи были деформированы и изуродованность эта сохранилась и позже; тех людей, которые искренне были заинтересованы в исправлении социализма путем обращения к отечественному прошлому и культуре, к национальным традициям, к достижениям мировой цивилизации. Идеологический пресс на время объединил, сплотил вечных для отечественной общественной мысли соперников — «западников» и «славянофилов». Своего рода застрельщиком контрреформ стал заведующий Отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС, фронтовой друг Л. И. Брежнева С. П. Трапезников. Его нетерпимость, догматизм стали притчей во языцех. Трапезников олицетворял и в самом ЦК те силы, которые укрепились вместе с Брежневым и боролись против идеологических вольностей предшествующего периода. В результате этого курса в опале оказались ряд деятелей Академии наук СССР, пришедших в науку из аппарата ЦК.
Нельзя сказать, что этот курс — курс Трапезникова — не встречал сопротивления. Академик А. М. Румянцев1 в июле 1970 г. направил в ЦК письмо, ставшее своего рода мартирологом общественным наукам «эпохи оттепели». Академик сообщал, что обычными в руководстве наукой стали «грубые, неквалифицированные разносы... факты прямого произвола, особенно в организации научных дискуссий и определении судьбы ряда научных направлений».
Примеров тому было множество, и А. М. Румянцев приводит их. Это разносная критика в «Социндустрии» книги сотрудника Института экономики АН СССР Б. В. Ракитского «Формы хозяйственного руководства предприятиями», работ покойного академика Е. С. Варги. По словам А. М. Румянцева, эта критика велась с непосредственными ссылками на указания, полученные из Отдела науки ЦК, и при участии сотрудников этого отдела. Румянцев упоминает, что резкой и, по его мнению, безосновательной критике были подвергнуты философские работы А. П. Бутенко.
Особое место в его письме занял анализ положения в исторической науке. По мнению Румянцева, многочисленные реорганизации, происходившие в 1968- 1970 гг. (разделение Института истории на два — истории СССР и всеобщей истории, упразднение сектора методологии исторической науки), только ослабили теоретический уровень исторической науки. В этом же ряду, по его мнению, находятся безапелляционная критика в прессе заведующего сектором М. Я. Гефте- ра2, увольнение ряда сотрудников, ликвидация группы по подготовке к конгрессу историков.
«..Хотят или не хотят люди, зараженные этим негативизмом,— делал вывод академик Румянцев,— их позиция и действия наносят прямой практический и политический ущерб. Страх — плохой советчик. Научные работники, которые боятся того, что их неправильно поймут, и потому стараются подогнать свои взгляды и предложения под привычные формулировки, не смогут оказать своевременную помощь партии в решении новых и сложных проблем общественного развития. Развитие социальных наук, как подчеркивали Маркс и Ленин, должно носить опережающий характер по отношению к текущим событиям, иначе наука и не нужна. А это опережение, в свою очередь, возможно лишь при условии свободного обмена мнениями в научной среде. Разнообразие точек зрения среди ученых, стоящих на почве единого мировоззрения, естественно и даже необходимо. Вредна лишь претензия какой-либо группы ученых на обладание истиной. Когда же монополистами пытаются стать люди, которым партия доверила руководство научной жизнью, и когда эти люди применяют для этого командные приемы, возникает угроза разрыва между наукой и политикой, блокирования выходов из науки в политику...»
У партии, привычно отождествляемой с ЦК КПСС, было иное мнение по поводу связи науки с политикой. Эту точку зрения и изложил заведующий Отделом науки ЦК КПСС С. П. Трапезников в своей записке, датированной 24 июля 1970 г. и обсужденной позже на Секретариате ЦК.
Он заявлял: «К большому огорчению, среди изданных работ имеются отдельные слабые и даже незрелые работы, в которых допущены крупные идейно- теоретические ошибки». Отсюда вполне логичный, для автора, вывод: усилить партийное руководство! Трапезников и сообщает: «В связи с этим Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС рекомендовал отделениям АН СССР и институтам силами ученых разобраться и помочь ошибающимся товарищам в исправлении их ошибок. Именно
