за фанерной перегородкой, в клетушке, которую они гордо величали «спальней», громко завопил проголодавшийся Димасик. В этой «спальне» старый двуспальный диван и кроватка сынишки стояли вплотную друг к другу. Вставать с дивана приходилось с некоторыми сложностями, только передвинув кроватку вперёд или назад. Эту удобную кроватку подарил им сосед, ненадолго появившийся в Петербурге, когда Вера с ребёнком ещё были в роддоме. Они тогда очень огорчались, что у них хватает денег только на коляску и что малышу придётся в ней спать до лучших времён. И эти времена наступили довольно быстро с приездом соседа геолога. Он не только подарил кроватку, но и целый ворох вещей для новорожденного мальчугана, начиная от дорогих памперсов.
Обиженный плач сынишки набирал всё большую громкость.
— Мы хотим есть… — Резюмировала Вера. — Сейчас, сейчас… — Вот только найду нужные бумажки для нашего папаши- растеряши…
Она достала папку и положила перед Никитой.
— Где-то здесь ищи. Я покормлю Димасика, вместе посмотрим, что там написано про форс-мажор.
А в договоре было написано, что если у обучающегося в ординатуре возникают какие-то непредвиденные обстоятельства (тот самый «форс-мажор»), то в исключительных случаях срок обучения может быть сокращён на полгода.
Никита с надеждой взглянул на жену.
— Как ты думаешь, рождение незапланированного ребёнка является непредвиденными обстоятельствами?
— Ну, это, мой милый, не нам с тобой решать… Это как посчитает твой профессор…
— У него завтра по расписанию лекция по гнойным плевритам. Я хотел послушать. После лекции я с ним переговорю, если он сразу не убежит куда-нибудь. Переговорю, тогда и будем принимать решение.
Ночь Никита не спал. Какой уж тут сон — завтра решится его судьба, завтра нужно будет принимать решение о жизни своей семьи, о своей будущей профессиональной жизни.
Лекцию он слушал, что называется, «в пол-уха», всё время отвлекаясь. Почти вслух репетировал и подбирал нужные слова для беседы с профессором.
Конечно, его заявление стало для заведующего кафедрой полной неожиданностью. На клинических разборах больных, на операциях, когда он стоял рядом с профессором первым ассистентом, этот ординатор заметно выделялся среди других его учеников своей профессиональной подготовленностью, и уже достаточным навыком взаимодействия с оперирующим хирургом. Однажды после очередной удачной операции, которую они провели в тандеме, профессор даже похлопал его по плечу, одобрительно улыбаясь.
— Молодец… Соображаешь…
И вот теперь этот ординатор хочет оборвать учёбу за полгода до её официального завершения. Заведующий кафедрой внимательно выслушал Никиту, который начал свою речь, спотыкаясь на каждом слове, но, встретив внимательный взгляд старого умного человека, в конце концов, успокоился.
Профессор, подумав немного, попросил подождать за дверью, поскольку ему надо посоветоваться с коллегами.
Никита сел в коридоре на скрипучее откидное кресло и стал ждать. Мимо него прошла, приветливо улыбнувшись, и скрылась за дверью профессорского кабинета доцент кафедры- миловидная женщина средних лет, потом — два ассистента, которых ординаторы за глаза звали «Бобчинским и Добчинским», поскольку они всегда появлялись одновременно. Педсовет теперь был в полном составе. Совещались преподаватели недолго. То ли «Бобчинский», то ли «Добчинский» (Никита от волнения даже не понял) пригласил его зайти. Профессор объявил вердикт: удостоверение об окончании ординатуры он получит под № 1 в ближайшие дни. И хотя он в церковь не ходил и о Боге вспоминал в исключительных случаях, убегая счастливым по больничному коридору, он перекрестился на ходу.
Надо было забрать из больницы свою трудовую книжку, и Никита пошёл в отдел кадров. Женщина- кадровик, не задавая лишних вопросов, подвинула к нему большой журнал, где он должен был расписаться в получении своего документа. На всякий случай он спросил, если вакантные ставки в хирургическом отделении — она сочувственно покачала головой. В этот момент в отдел кадров вошёл заведующий травмой. Тот самый, который всего пару недель назад отдал Никите два своих дежурства. Он вошёл не один, в сопровождении какой-то худой девицы без медицинского халата.
— Марина Петровна, это наш новый доктор… — произнёс он и только потом понял, что со стула поднялся бывший дежурант его отделения.
Завотделением смутился ровно на минуту. Никита прошёл мимо него к двери, сжимая в руке свою трудовую книжку, буркнув едва разборчивое «Здрасьте».
— Так вот кто новый травматолог в отделении…
Он не завидовал своим бывшим коллегам. Вообще-то женщина-травматолог в стационаре — это нонсенс. Травматологи, как правило, мужики не слабые — им приходится наравне с профессиональным умением постоянно применять физическую силу. Одна репозиция сломанных костей чего стоит, да и во время операций иногда требуется поднимать, поворачивать, сгибать и разгибать тяжёлые вялые конечности травматологических больных, находящихся под наркозом. Но это теперь его не касалось. Правда, Никита так и не понял, что за метаморфоза произошла с его бывшим заведующим. Почему он не поговорил с ним, не объяснил, почему вдруг стал наставать на приёме нового врача вместо него — дежуранта. Впрочем, почему, собственно, начальство должно объяснять свои поступки подчинённым? Вот, если он сам будет когда-нибудь завотделением, он будет вести себя совсем иначе.
Никита позвонил с вахты больницы домой и ликующим голосом произнёс только одну фразу.
— «Свободу Юрию Деточкину!»
Он повесил было трубку, но встретив недоумевающий взгляд вахтёрши, сообразил, что Вера может это понять по-разному: и как отказ профессора в признании рождение ребёнка форс-мажорной ситуацией, так и его согласие на сокращение срока обучения. Он снова набрал свой номер, и услышав испуганный голос жены, пояснил.
— Всё нормально, Веруся! Я получу удостоверение ординатора по хирургии под номером один! Я еду домой, жди!
Теперь всё. Он поблагодарил вахтёршу и почти вприпрыжку поскакал к трамвайной остановке.
Прежде всего надо связаться с Борисом Семёновым. Отец Борьки выполнил своё обещание: устроил его каким-то клерком в городской отдел по здравоохранению. Он-то знает, что творится в городе со штатами врачей. На следующий день ещё с утра Никита был в горздраве. Вызвал однокашника в коридор. Борис быстро обнял его, повлёк в местный буфет, взял по чашке кофе.
— Ну, и чем ты здесь занимаешься? — Никита был рад увидеть старого приятеля.
— Да так… Ерундой всякой. Отчёты, статистика… Ничего интересного. Но на доску Почёта мой портрет повесили.
— Поздравляю.
— Брось. Рассказывай, зачем пришёл.
Никита коротко поведал ему о своих не слишком весёлых делах.
Борис сочувственно покачал головой. Понизил голос и продолжил почти шёпотом.
— Ты знаешь… Я, к сожалению, в вопросах трудоустройства ничем не могу помочь. Главврачи меня презирают, ну, просто не замечают, когда здесь появляются — кто я такой для них? Они у нас теперь — местные царьки: им отдано на откуп всё местное здравоохранение. Знаешь, сколько они заплатили, чтобы получить
