— Никак не могу решить, что надеть.
— Я собираюсь надеть свой бледно-серый спортивный костюм в бледно-розовую клетку. Не надевай брюки, прошу тебя, пожалуйста!
— Конечно не буду. Пожалуй, надену черно-белое платье с бархатным воротом.
— А отметить, значит, пригласим только Анжелу и Леонарда? Чуть ли не тайная свадьба получится! Забыл сказать: я видел Тамар у Леонарда. Там еще был Конрад Ломас и тот модерновый священник из Боярса.
— Для нее вся религия это средство, чтобы избавиться от мамаши.
— Не знаю, — сказал Гулливер, — думаю, у нее это серьезней. Как бы то ни было, но она со священником много смеялись! А Вайолет, по слухам, вполне счастлива.
— Это невозможно, она не в состоянии быть счастливой.
— Весела, жизнерадостна. Пат и Гидеон не знают, что с ней делать, Леопард говорит, она их ест поедом!
— Они несъедобны, — сказала Лили, — не то что Тамар раньше. Гидеон выплачивает ей пособие.
— Нет, ты посмотри на нас, сплетничаем о друзьях, прямо как настоящая семейная пара.
— А они наши друзья, у нас есть друзья?
— Да, и еще будет много новых, станем приглашать их к обеду, как все обыкновенные семьи приглашают.
— А мы хотим быть как обыкновенные люди?
— И способны ли на это?
Вид у обоих был сомневающийся.
— Хотела бы я знать, Гидеон вложится в нашу спичечную лавку? — задумчиво сказала Лили.
Лили и Анжела Парк решили открыть лавку и начать с продажи спичек. Идея принадлежала Анжеле, но Лили с энтузиазмом взялась организовать и субсидировать дело. По мнению Лили, успех им был обеспечен. Всякий турист с удовольствием купит красивый спичечный коробок, самый дешевый и колоритный из всех «местных» сувениров. От спичечных коробков они задумали перейти к другим коробочкам и шкатулкам: деревянным, расписанным вручную в русском стиле, резным с кельтским рисунком, к очаровательным коробочкам, украшенным изображениями и узорами, которые они заимствовали бы из лондонских музейных коллекций и картинных галерей, изысканным, но не претенциозным и не кичевым. Анжела была уверена, что сможет найти много безработных талантов.
— Студенты-художники не все высокомерны, — сказала она. — Не все из них считают, что делать красивые вещицы недостойно их гения!
— Надеюсь, вложится! — отозвался Гидеон на вопрос Лили.
Он еще не был знаком с Анжелой Парк, которая его пугала, заставляя опасаться, что этот «проект» поглотит остаток денег Лили. Как только они поженятся, он посетит банк и «разберется» с финансами Лили, а если будет необходимо, «решительно вмешается». В конце концов, он должен вести себя, как подобает мужу.
— Жажду познакомиться с Анжелой!
— Обязательно, а я с твоим фантастическим другом из Ньюкасла, мистером Джастином Бингом!
Это был молодой американский театральный художник, который обещал Гулливеру работу в студии сценографии, которую надеялся открыть в Лондоне, где Гулливер станет его секретарем и консультантом по лондонским театрам.
— Ты еще не рассказал мне, как ты с ним познакомился, — сказала Лили, — ни о том, что в действительности произошло в Ньюкасле. Молчишь с самого возвращения.
Гулливер всячески оттягивал этот момент. На него вдруг нахлынули все страхи, о которых он на время забыл, возбужденный новым сближением с Лили, большей частью происходившим в постели. Лили потеряла деньги, он потерял работу, а завтра он обзаведется женой, о которой придется заботиться; но прежде предстоит сделать опасный шаг: неизвестно, как Лили воспримет то, что он сейчас ей скажет.
— Лили, я должен тебе кое в чем признаться. Я не был в Ньюкасле.
— Что?
— Я никуда не уезжал дальше Кингз-Кросс.
— Тогда где же ты был все это время?
— Сперва в дешевой гостинице близ вокзала, а потом… жил у Джастина Бинга.
— О господи! — вздохнула Лили. — Уже началось!
Она встала, подошла к каминной полке, схватила нефритовую черепаху, собираясь швырнуть ею в Гулла, но передумала. Гулл выглядел так очаровательно, последние события благотворно сказались на нем, он стал даже еще краше. Он был в светло-коричневых вельветовых брюках, вычищенных после той катастрофы на льду в Боярсе, в новом аквамариновом свитере из «Симпсонза» и новых темно-коричневых кожаных туфлях.
— Успокойся, ничего не началось! Джастин живет с красивой девушкой из Мичигана, с которой они расписаны! Он приютил меня из доброты и потому что хочет работать со мной. А не говорил я тебе об этом раньше, потому что хотел быть уверен, что все это реально, и у меня действительно есть работа.
— Так, продолжай, и расскажи мне все.
— Самая невероятная… странная вещь случилась со мной на Кингз-Кросс. Знаю, это звучит нелепо, но это действительно было. Я нашел улитку.
— Улитку?
— Да. Разве это не странно? Ну, я понимаю, улитки, они повсюду, но чтобы на главном лондонском вокзале!
— Ну и ну! Продолжай.
— Я как раз смотрел расписание поездов на Ньюкасл и увидел ее на асфальте, она катилась, наверное, кто-нибудь задел ее ногой, я не понял, что это такое, подумал: что это? — и поднял. Конечно, бедняга спряталась в свой домик, но мне показалось, что она жива, я сел на скамью, и вот, через минуту она высунула голову, открыла глаза и повела рожками, я положил ее на обратную сторону ладони, и она поползла… и, представляешь… она смотрела на меня!
— О боже!
— В чем дело? Как бы то ни было, я не знал, что с ней делать. Я не мог просто оставить ее на вокзале или взять ее с собой в комнату, а потом в Ньюкасл, но я почувствовал, что она почему-то мне дорога и я должен позаботиться о ней. Извини, это звучит идиотски…
— Вовсе нет, — сказала Лили.
— И вот я пошел с моей улиткой, я уже чувствовал, что она моя, поискать для нее безопасное место. Но правда, на Кингз-Кросс…
— Могу представить.
— Я прошел массу улиц, ища подходящий парк или сад, но ничего не попадалось. Тогда я вернулся на вокзал, спустился в метро и доехал до Гайд-Парк-Корнер.
— Правильно сделал.
— Я завернул ее в платок, сунул в карман брюк и постоянно придерживал рукой, к счастью, в это время в метро не так много народа. Короче говоря, захожу в парк — и представляешь, даже там, в дальнем конце, где просторно, много деревьев и травы, я не мог просто оставить ее на открытом месте, там бы ее легко склевали дрозды, и — прямо помешался на этой улитке — пошел дальше, перешел в Кенсингтонский парк. Я знал, что нехорошо оставлять ее на цветочной клумбе, садовники это не приветствовали бы. Подумал об Уголке Питера Пэна, но там, конечно, всегда много людей, которые кормят уток, и полно птиц. Тогда я нацелился на Серпентайн, на местечко возле моста, знаешь, где низкие перила, и вот я перегнулся через перила и стал высматривать, где кусты погуще. Стою я так, держа улитку в руке, высматриваю, где бы ее спрятать, а на тропинке останавливается высокий парень и смотрит на меня, не понимая, чем я таким занимаюсь. Потом тоже перегибается через перила и спрашивает, что я там ищу. Ну, я и, не зная, как ему объяснить, рассказываю ему всю историю с начала. И понимаешь, он оказался таким славным, был так удивлен и восхищен, сказал, что его тоже волнуют всякие крохотные создания. Потом помог мне найти идеальное местечко для улитки, мы оставили ее там, пожелав ей удачи, вернулись на тропу и пошли к мосту.
— Это был Джастин Бинг.
— Точно. Я рассказал ему, что собираюсь в Ньюкасл, искать работу, он спросил, какого рода работу я ищу и есть ли у меня в Ньюкасле знакомые, где я живу сейчас и много о чем еще, потом мы пошли выпить в ресторанчике возле Серпентайна, заодно перекусили, и он рассказал мне о своей жизни, а я о своей, он стал настойчиво просить меня забыть о Ньюкасле, забрать вещички из той паршивой гостиницы и переехать жить к ним с Мартой, пока не разрешим вопрос с работой…
— А потом в один прекрасный день ты объявился и сказал, что был в Ньюкасле!
— Я никогда не говорил, что был в Ньюкасле, — возразил Гулливер, — это ты так думала, а я не стал тебя переубеждать. Прости. Я вроде как обманул тебя. Но я был так ошеломлен и хотел быть уверенным насчет работы, прежде… а потом мы…
— Да, да, понятно.
— Прости. Надеюсь, ты не станешь из-за этого считать, будто я дрянь… с твоей стороны было несколько романтичным думать, что я уеду в Ньюкасл и вернусь, найдя там работу.
— В твоей истории, — сказала Лили, возвращаясь к столу, — куда больше романтического и куда больше непонятного. Но с этим Бингом — на сказку похоже.
— Ну, понимаешь, он баптист.
— Кто он?
— Баптист. Ты знаешь, что это такое. И Марта баптистка. Он отличный малый, один из самых приятных людей, какие мне попадались, исключительно благородный.
— Я смотрю, мы привлекаем благородных людей, надеюсь, он еще и умеет делать деньги. Ему известно о моем существовании?
