[233] - См. Gray J. False Dawn. The Delusions of Global Capitalism. L., 1998. P. 115.
[234] - См. Korten B.C. When Corporations Rule the World. P. 108.
[235] - См. Elliott L., Atkinson D. The Age of Insecurity. P. 223.
[236] - См. Celenie G. Trends 2000. How to Prepare for and Profit from the Changes of :he 21st Century. N.Y., 1997. P. 37.
[237] - См. Zepezauer M., Naiman A. Get the Rich off Welfare. Tucson (FL), 1996. P. 7.
[238] - См. Kiplinger K. World Boom Ahead. P. 153.
акций, находящихся в собственности частных лиц, 65,9 процента ценных бумаг финансовых компаний, 49,6 процента долей в разного рода трастовых и 51,4 процента -- паевых фондов и так далее (для 10 процентов наиболее состоятельных граждан соответствующие показатели составляли 91,7; 89,8; 88,4 и 87,4 процента) [239].
Вместе с тем именно развитие фондового рынка стало в 90-е годы одним из важнейших факторов углубления имущественного неравенства. В результате резкого повышения стоимости акций, начавшегося в 1994 году, финансовые активы американских домохозяйств выросли только за последние пять лет более чем на 10 триллионов долл. [240]; однако это не столько сгладило неравномерность распределения общественного богатства, сколько усугубило ее. Хотя обобщенные данные и свидетельствуют о том, что более 44 процентов американских семей держат в акциях средства, составляющие около 28 процентов их общего капитала [241], 71 процент всех этих владельцев имеет акций не более чем на 2 тыс. долл. каждый; в то же время 5 процентов американских семей контролируют сегодня более 77 процентов акционерного капитала США [242]. 85,8 процента всех доходов от повышения на протяжении 1989-1997 годов курсовой стоимости американских ценных бумаг аккумулированы 10 процентами наиболее состоятельных акционеров, тогда как в пользу низших 60 (!) процентов перераспределено не более 3,6 процента подобных поступлений [243]. Несоответствие современной системы акционерной собственности потребностям социальной стабильности отмечается сегодня все чаще и отчетливее [244].
В 90-е годы большинство исследователей с большим вниманием относятся к проблемам нарастания неравенства, нежели раньше, так как постепенно приходит понимание того обстоятельства, что данная тенденция начинает определять новое классовое расслоение общества. На протяжении первой половины 90-х годов возникла, отсутствовавшая в 70-е и 80-е годы, тенденция: доходы низших 20 процентов населения, похоже, достигли своего минимально возможного значения -- при определенном правительством уровне бедности в 11,8 тыс. долл. в год на семью из трех человек, почти 15 процентов населения США могут быть отнесены к этой категории и в значительной мере существуют за счет государ
[239] - Подробнее см.: Thurow L. Creating Wealth. P. 201.
[240] - См.: McAlister J.F.0. Prosperity for Now//Time. 1999. February 15. P. 58.
[241] - См.: Kelly K. New Rules for the New Economy. N.Y., 1998. P. 157.
[242] - См.: Korten D.C. The Post-Corporate World. Life After Capitalism. P. 62.
[243] - См.: Mishel L., Bernstein J., Schmitt J. The State of Working America 1998-99. P. 271.
[244] - См.: Korten D.C. The Post-Corporate World. P. 171-172.
ственных субсидий (согласно последним данным, 18 процентов занятых полный рабочий день американских работников получают заработную плату, соответствующую официально определенному минимуму [245]). В таких условиях доля беднейших 20 процентов семей хотя и продолжала снижаться, но стабилизировалась на уровне 3,7-3,9 процента. Между тем наиболее радикальное снижение доли в национальном доходе (почти на пять процентных пунктов) зафиксировано для трех квинтилей семей, относящихся к среднему классу (в 1995 году она достигла 47,6 процента) [246]. Таким образом, рост благосостояния верхушки общества сегодня в значительной мере достигается в противовес не столько обнищанию наиболее бедных граждан, сколько стабильному ухудшению позиций среднего класса, который в большей своей части начинает тяготеть к низшим бедным, нежели к более обеспеченным слоям населения.
За подобной картиной скрывается ситуация, которую некоторые современные авторы определяют как переход к "80/20 society". Речь весьма справедливо ведется о том, что сегодня основное социальное разделение проходит не между высшим и средним классом, находящимися с одной стороны некоего "водораздела", и бедными гражданами, а между высшим классом, остающимся по одну сторону (20 процентов), и всем остальным обществом, оказывающимся по другую (80 процентов). Несмотря на всю условность подобного определения, данная схема вполне адекватно описывает структуру возникающего общества.
Разделение всех граждан на эти две категории отражает как количественные, так и качественные факторы. С одной стороны, именно к середине 90-х годов доля наиболее состоятельных 20 процентов американцев вплотную приблизилась к критическому показателю в 50 процентов всего распределяемого национального дохода (составляя, по различным оценкам, от 47 [247] до 48,7 [248] процента такового). Напротив, между 1989 и 1995 годами заработная плата тех, кто относится к 80 процентам наименее оплачиваемых, либо оставалась на прежнем уровне, либо снижалась [249]. Особенно это касалось рядовых работников (non-supervisory workers): с 1973 по 1995 год, несмотря на рост валового национального продукта почти на 36 процентов, их реальная почасовая заработная плата сократилась более чем на 14 процен
[245] - См.: Chomsky N. World Orders, Old and New. L., 1997. P. 142.
[246] - См.: Kiplinger К. World Boom Ahead. P. 154.
[247] - См.: The Economist. 1997. September 6. P. 48.
[248] - См.: Kiplinger K. World Boom Ahead. P. 154.
[249] - См.: Bootle R. The Death of Inflation. Surviving and Thriving in the Zero Era L 1996. P.33-34.
тов [250]. Эти факты объясняются прежде всего тем, что сегодня в США годовой доход, позволяющий отнести работника к высшей квинтили, составляет около 70 тыс. долл., что недосягаемо для простого рабочего, но вполне типично для большинства высококвалифицированных специалистов, не говоря уже о профессорах, юристах, врачах или высших менеджерах. Так как основным фактором повышения доходов является в последние десятилетия уровень образованности работника, возникает ситуация, когда по мере повышения своей квалификации современные "белые воротнички" фактически автоматически пополняют эту социальную группу, тогда как ранее представленные в ней мелкие предприниматели или работники традиционных отраслей постепенно вытесняются из нее.
С другой стороны, по разные стороны этой условной черты оказываются те социальные слои, влияние которых в будущем будет соответственно снижаться или расти. Весьма характерно, что сегодня американцы, имеющие диплом колледжа, университета или продолжающие послевузовское обучение, составляют 24 процента населения, и фактически 90 процентов из них входят в состав наиболее высокооплачиваемой квинтили. В будущем, следует предположить, основной процесс дифференциации затронет именно пограничную группу; однако уже сегодня представление о том, что "в Америке 20 процентов высокообразованных профессионалов с годовым доходом от 75 тыс. до 500 тыс. долл. будут выполнять заказы сверхбогатых, тогда как остальные 80 процентов, имеющих в настоящее время в среднем 30 тыс. долл. годового дохода, будут делать всю грязную работу и наблюдать, как год от года снижается их жизненный уровень" [251], является в целом доминирующим среди социологов и экономистов. Основное внимание при этом обращается на то, что подобная тенденция вряд ли может быть эффективно переломлена, так как она определяется очевидными потребностями развития современного информационного хозяйства. Как отмечает Р. Коч, "в двадцатом веке не раз предпринимались попытки сломать схему [неравномерного распределения доходов] и перейти к прогрессивному их перераспределению путем применения соответствующего налогообложения и введения системы социального обеспечения. Но по мере того, как мировые рынки возвращали себе то могущество, каким они обладали в прошлом веке, возвращалась и доминировавшая в те времена модель социального неравенства. В связи с этим, -- продолжает он, -- возникают две серьезные взаимозависимые
[250] - См.: Taylor K.B. The Quest for Universal Capitalism in the United States // Halal W.E., Taylor K.B. (Eds.) Twenty-First Century Economics. P. 357.
[251] - The Guardian. 1997. February 3.
проблемы: массовая безработица, охватывающая в том числе и средний класс, который исторически всегда был защищен, а также увеличивающийся разрыв между наиболее состоятельными 20 процентами и малообеспеченными 80 процентами [населения]" [252].
Мы не можем в полной мере согласиться с автором в вопросе о том, что конкуренцию на мировых рынках следует рассматривать в качестве наиболее значимого фактора нарастания неравенства в современном обществе, однако очевидно, что задача обеспечения хотя бы минимально допустимого дохода наименее обеспеченным слоям общества представляется сегодня одной из наиболее актуальных.
Важнейший аспект данной проблемы связан с тенденциями, проявляющимися в сфере занятости. Несмотря на кажущееся благополучие, даже США в этой области сталкиваются с серьезными проблемами, и есть все основания полагать, что масштаб таковых будет нарастать. В сравнении с другими развитыми странами, ситуация в области занятости является сейчас в США одной из наиболее благополучных. Несмотря на то, что в Западной Европе высока доля перераспределяемого через государственный бюджет национального продукта и значительная часть правительственных расходов направляется на борьбу с безработицей, результаты таковой пока не дают о себе знать. В 1995 году безработица составляла около 10 процентов трудоспособного населения в Германии, 11,5 процента во Франции, 12 -- в Италии и около 23 процентов в Испании [253]. Некоторые успехи, достигнутые в 1997-1998 годах, могут быть объяснены в первую очередь дальнейшим наращиванием объемов государственных программ, снижением продолжительности рабочей недели и политикой поощрения дополнительной занятости, проводимой нынешними левыми правительствами, сформированными в европейских странах по итогам последних выборов. Однако все эти усилия, предпринимаемые на фоне экономического подъема, приносят лишь частичные результаты: в Испании число безработных находится сегодня на уровне 18,2 процента трудоспособного населения, в Италии -- 12,3, Бельгии -- 12,2, Франции -- 11,5, Германии -- 10,8; последняя из цифр соответствует и среднему уровню для 11 государств, вошедших 1 января 1999 года в новый европейский валютный союз [254]. Рассматриваемая на этом фоне ситуация в Соединенных Штатах не может не вызывать оптимизма. Уровень участия рабочей силы составляет 77,5 процента против 74 процентов в Великобритании,
