Я говорил уже, что дядя Мариус был занудой. Зануды делятся на два класса: те, у кого есть свой конек, и те, кто и без конька прекрасно обходится. Мариус относился к первому, менее назойливому классу. Незадолго до того, как отойти от дел (раньше он торговал чаем), Мариус, чудесным образом, дважды сорвал банк. Сначала он заполнил билет футбольного тотализатора — впервые в жизни, просто чтобы «посмотреть, как пойдет», — и, щедро расставив циферки и крестики равнодушной рукой, отправил его по почте, «так, смеха ради». Вскоре после этого он приобрел в поезде лотерейный билет у одного застенчивого, но довольно настырного джентльмена. Когда стали известны результаты, Мариус уверился, что у него есть особое чутье, или, как он выразился, «нюх на такие вещи». И потому, когда обнаружилось, что длинными зимними вечерами — да, в общем-то, и днями — за городом нечего делать, кроме как читать детективы, он открыл, что его нюх распространяется и на преступления.
С этим-то нюхом и пришлось иметь дело бедняге Джулиану. Достаточно утомительны были дядины нападки на бестолковый Скотленд-Ярд, когда речь шла о настоящих преступлениях, о которых то и дело трезвонили газеты (потому что очевидно же: это теща подсыпала мышьяк в черничный пирог!), но куда хуже обстояло дело, когда убийство совершалось в очередном детективе, и Мариус путано излагал содержание первой части, подробно анализируя улики.
— Да, я еще не сказал тебе, что этот молодчик… как бишь его… Кармайкл, что ли… встретил эту девицу, Дорис… то есть Филис… ну, в общем, случайно встретил ее в Париже за несколько лет до того… год или два — не важно… ну и она вместе с этим… как же его?.. Арбатнотом…
И вот в одну из таких минут на Джулиана вдруг снизошло вдохновение.
— Послушайте, дядя Мариус, — сказал он с улыбкой, — отчего бы вам не написать детектив?
Мариус польщенно похихикал и ответил, что не уверен, получится ли у него.
— Еще бы не получилось! Кому же, как не вам, их писать! У вас как раз нюх на такие вещи, и вы не наляпаете таких глупых ошибок, как остальные.
— Ну, с дедукцией, индукцией и так далее я, конечно, справлюсь, они-то меня и интересуют, но чтобы писать… Тут, знаешь ли, особая сноровка нужна. Как у тебя, скорее.
— Гениально, дядя! — воскликнул Джулиан. — Давайте писать вместе. Одна голова хорошо, а две лучше. Будем обсуждать наш детектив по вечерам и критиковать идеи друг друга. Что вы на это скажете?
Дядя Мариус пришел в восторг от этой мысли. Джулиан, разумеется, тоже. Наконец-то он нашел своего сообщника!
Налейте-ка мне еще.
* * *
Да (продолжал Колби, вытерев рот), я знаю, чего вы ждете. Половина из вас полагает, что именно дядя придумал безупречный план убийства, который племянник привел в исполнение, а остальные надеются, что план придумал племянник, а потом, к его удивлению, им воспользовался дядя. Но все вы ошибаетесь.
Когда дошло до дела, дядя так и не смог ничего предложить, зато он понял, что ему нравится. Одного убийства ему уже было мало — теперь ему нужно было два. Одно желательно на званом вечере в загородном доме, с кучей подозреваемых. Когда инспектор полиции на время запутывается в них, он неожиданно получает письмо с приглашением на тайное свидание в полночь, во время которого ему должны сообщить важные сведения. Он идет туда и находит смертельно раненного человека, который успевает лишь прошептать «Хорас» (а может, «Хокстон») и умирает у него на руках. Убийца нанес новый удар.
— Понимаешь, мой мальчик? Это развеет у читателя всякие сомнения в случайности первой смерти и даст сыщику новые улики. Объединив их с предыдущими…
— То есть вы хотите сказать. — уточнил Джулиан, — никто не усомнится в том, что оба убийства совершены одним и тем же человеком?
— Ну конечно, мой мальчик, конечно! — Мариус даже удивился такому вопросу. — Как же иначе? Какой-нибудь бродяга, или заблудившийся охотник, или кто-то еще стал случайным свидетелем первого убийства, но неосторожно проболтался об этом в местной пивнушке. Разумеется, убийца должен избавиться от него, прежде чем тот успеет рассказать все полиции.
— Разумеется, — задумчиво повторил Джулиан. — Да… Именно… — Он просиял. — Знаете, по-моему, из этого может кое-что выйти.
Ибо он тут же сообразил, что вот он, безупречный план. Сначала совершить убийство без всякого мотива, чтобы его, Джулиана, никто не мог заподозрить, а потом (что не составит труда) уговорить дядю Мариуса проверить свой нюх на этом деле, убедить его, что он, и только он, нашел разгадку, и уговорить назначить встречу с местным инспектором полиции. А затем, перед самым приездом инспектора, «нанести новый удар». Все это было, как говаривал Джулиан, выдавая себя за военного летчика в барах на Пикадилли, раз плюнуть.
Кому-то может показаться, что этим вторым убийством Джулиан лишь усложнял свой план и брал лишний грех на душу. Но вспомните, что все эти месяцы мучительных сомнений его терзала лишь одна мысль — мысль о неустранимости мотива так что внезапно открывшийся выход в виде немотивированного убийства подарил ему пьянящее чувство свободы, когда кажется, что все пойдет как по маслу. Он всегда считал, что такое убийство совершить нетрудно. Теперь он был убежден, что его можно совершить безнаказанно.
Жертва, можно сказать, подвернулась сама собой, причем Джулиану нравилось думать, что дядя Мариус одобрил бы его выбор. В одной-двух милях от них, в поместье Берч-холл жил пожилой джентльмен по фамилии Корфью. У него было много жадных родственников обоего пола, и к тому же в молодые годы он вел загадочную жизнь где-то на Востоке. Не нужно было особого напряжения фантазии, чтобы представить его неопытным юношей, случайно попавшим в какое-то тайное общество, или искателем приключений, крадущим из храма священную драгоценность, и хотя в последнее время никаких темнокожих бродяг в округе не наблюдалось, все знали, что у сэра Джорджа Корфью денег куры не клюют и что он постоянно переписывает или грозится переписать свое завещание. Словом, все это сделало бы его в глазах дяди Мариуса идеальным героем хорошего детектива.
Джулиан, правда, не был лично знаком с сэром Джорджем. Поначалу он скромно собирался оставаться в стороне и, так сказать, соприкоснуться с ним лишь под самый конец. Однако, по зрелом размышлении, он рассудил, что может попасть в разряд тех загадочных незнакомцев, которые порой оказываются под подозрением у полиции, тем более что сам он был смугл и темноволос. Поэтому он решил, что будет лучше стать одним из знакомых сэра Джорджа: явно безобидным и явно ничего не выигрывающим, а кое-что даже теряющим от его смерти.
В сближении с жертвой Джулиану сопутствовала удача. Отказавшись от своего обычного способа знакомства (предложить сэру Джорджу акции нефтяной скважины в Британской Колумбии), он уже подходил к особняку, намереваясь представиться специальным корреспондентом газеты, интересующейся Востоком, как вдруг услышал крики о помощи из зарослей кустарника на обочине дороги. Это был сэр Джордж: он споткнулся о корень дерева и подвернул ногу. Движимый искренним человеколюбием, Джулиан отнес его в дом. Через час, уходя, он пообещал прийти на следующий день и сыграть с больным партию в шахматы.
Джулиан не был сильным шахматистом, но был достаточно знаком с этой игрой, чтобы доставить сэру Джорджу удовольствие постоянно у него выигрывать.
Между партиями он выведал все, что мог, о привычках хозяина и о членах семьи. Среди них оказалось несколько замечательных кандидатов на роль главного подозреваемого. Особенно приглянулся Джулиану младший брат сэра Джорджа по имени Юстас — джентльмен довольно зловещей внешности, который мнил себя главным наследником. Джулиана даже посетила мысль подставить Юстаса, но он вовремя сообразил, что тогда придется снова подставлять его во время убийства Мариуса, а это грозило непредвиденными трудностями. Пусть сами разбираются. Чем больше подозреваемых, тем лучше.
Если вы ждете от меня подробного отчета об убийстве сэра Джорджа Корфью, то спешу вас разочаровать: я не собираюсь удовлетворять этого болезненного любопытства. Скажу лишь, что убийство было совершено, как водится, тупым предметом и произошло в то время, когда по крайней мере некоторые члены семьи покойного не имели алиби. Джулиан был тогда еще неопытным убийцей и первым признал бы, что был несколько неосторожен со следами ботинок, отпечатками пальцев и сигаретным пеплом. Но поскольку никто и никогда не мог заподозрить его в этом убийстве, он не придал этому ни малейшего значения.
Все шло так, как он и предполагал. Лондонский адвокат привез завещание, в котором фигурировали все члены семьи, и инспектор занялся проверкой их алиби, давая понять, что относится к каждому с живейшим подозрением. В свою очередь дядя Мариус с удовольствием принялся за собственное расследование, которое, задержавшись ненадолго на викарии, семимильными шагами приближалось теперь к разоблачению младшего садовника по имени Спратт.
