меня душа уходит в пятки. Это Лиззи.
— Привет, это я, — говорит она. — Слушай. Джек передал мне твои слова. Я хочу все уладить. Не хочешь куда-нибудь прокатиться? Может, выпить кофе?
— О’кей, — отвечаю я. Хотя знаю, что нужно сказать нет. Я знаю, что должна просто уйти не оглядываясь. — Но у нас дорога перекрыта. Тебе придется попросить полицейского, который охраняет блокпост, позвонить нам.
— Хорошо. До скорого.
Я смотрю в окно и вдруг начинаю паниковать. Я отчаянно хочу кому-то все рассказать. Мне просто нужно кому-нибудь открыться. Вообще-то, человек, которому следует позвонить, — это Андополис. Но если я расскажу ему о сообщениях, то придется выложить и всю правду о себе. А я не хочу в тюрьму. Выдача себя за другое лицо плюс мошенничество с кредитными картами наверняка будут означать тюремный срок. Но что еще хуже — мне придется вернуться. Встретиться с мачехой. Может, тюрьма даже лучше.
Лиззи подъезжает на лиловом «фольксвагене». Я выбегаю из дома и заскакиваю в машину, снова с головой накрываясь курткой. Когда Лиззи медленно едет сквозь толпу журналистов, их крики становятся громче.
— Ребекка? Бек? Это ты?
— Где ты была, Бек?
Я слышу стук ладонями по окнам, щелканье фотоаппаратов, шарканье ног по асфальту. Сердце начинает колотиться быстрее, мне кажется, что они повсюду. Я прижимаю голову к коленям.
— Отойдите! — кричит Лиззи, нажимая на гудок.
Газует и, когда толпа на секунду умолкает, быстро уезжает прочь.
— Ха, жаль, что ты это пропустила. Их лица… Как будто они реально думали, что я на них наеду! — Она смеется.
Медленно освобождаясь от куртки, я выглядываю в окно. Мы едем по главной дороге. Наступает неловкая тишина.
— Значит, ты и Джек, а? — говорит она, нарушая ее.
— Не знаю. — Я не хочу говорить о нем. Он уже прислал мне кучу сообщений сегодня утром, но я не ответила. Это жестоко, но я просто не знала, что написать.
— Да не тушуйся ты, — говорит она. — Он всегда был влюблен в тебя, сама знаешь.
— Знаю, — отвечаю я.
— Шлюха, — улыбается она мне.
Я не отвечаю на ее улыбку.
— Давай заедем в то кафе в Ярраламла-Вудс. Я могу взять что-нибудь навынос, мы посидим в парке, и никто не будет нам мешать, — говорит она, пытаясь разрядить обстановку. — Ты была там после того, как вернулась?
Садясь в машину, я была готова рассказать ей все. Сейчас это кажется невозможным.
— Нет.
— Отлично. Знаешь, им реально повезло. Пожары почти не задели их.
— Это хорошо, — отвечаю я, слушая вполуха. — Большой был ущерб?
— Выгорело несколько районов, Бек, — говорит она, глядя на меня. — Это было ужасно. Погибли люди. Джек и я сидели на крыше и смотрели, как огонь подбирается все ближе и ближе, пока нас не эвакуировали.
— Звучит жутко.
— Так и было.
Снова молчание.
— Как дела у твоей мамы?
— Вроде ничего.
— Она показалась мне немного странной, когда я приходила на днях.
Я пытаюсь вспомнить, что мама делала в тот день, когда Лиззи стояла в дверях и плакала. Кажется, она была как всегда.
— В смысле, странной?
— Я давно с ней не общалась, но помню, что она была всегда очень строгой. А в тот день напоминала лунатика. Я ее даже не узнала.
Строгая — наверное, я бы в последнюю очередь использовала это слово, чтобы описать ее. Даже близко представить ее такой не могу. За исключением того момента в гараже вчера, когда она в принципе велела мне убраться.
— Раньше я побаивалась ее. Я была уверена, что она считала меня глупой блондинкой, недостойной быть твоей лучшей подругой.
Я снимаю куртку и откидываюсь назад. Возможно, эта поездка за кофе не такая уж плохая идея. По крайней мере, это отвлечет меня от мыслей о вчерашнем сообщении и том ужасно оскорбленном выражении на лице Джека, когда я уходила.
— Наверное, все потому, что она потеряла ребенка. Это наверняка меняет людей, — говорит Лиззи.
Она смотрит на меня, потом переводит взгляд на мое платье, на ее лице появляется странное выражение. Это одно из более или менее взрослых платьев в гардеробе Бек, сшитое из коричневого пестротканого материала.
— Помнишь, откуда это платье? Мы нашли его на воскресной ярмарке.
— Да, — отвечаю я, а она смотрит на меня, как будто ожидает чего-то большего. — Мы отлично повеселились.
Лиззи молчит, и я понимаю, что она съезжает на обочину и останавливается. Рядом огромное озеро, но не видно ни одного кафе.
— Все в порядке? — спрашиваю я.
Она глушит мотор, но так ничего и не говорит. Просто смотрит перед собой, на широкое голубое озеро и черных лебедей, плавающих по его поверхности. Небо затянуто серыми облаками, кажется, скоро пойдет дождь.
— Знаешь, твой голос совсем не похож на голос Бек, — неожиданно произносит она.
У меня замирает сердце.
— Возможно, спустя столько времени многие забыли, как он звучал, но я не забыла.
— Не понимаю, — отвечаю я, жалея, что не приложила больше усилий.
— Ты очень похожа на нее — тут я отдаю тебе должное. Но ты ведешь себя абсолютно по-другому.
— Лиззи, — я стараюсь все исправить, — это я. Я Бек.
Она поворачивается ко мне, ее глаза горят.
— Твою мать, не лги мне больше. Я не знаю, кто ты, но ты не Бек.
Я ничего не говорю. Я молчу. Мне очень стыдно.
— Ты знаешь, что с ней случилось?
Это бессмысленно. Она знает.
— Нет. Я никогда с ней не встречалась, — отвечаю я.
По щекам Лиззи текут слезы.
— Зачем тебе это нужно? Ты вернулась, и я думала, что с ней все хорошо. А сейчас она как будто снова исчезла.
— Прости, — шепчу я.
Мы сидим молча. Уставившись на озеро. Мне становится холодно.
— Пожалуйста, никому не говори, Лиз. Пожалуйста. Я не могу так поступить с семьей.
— Как будто тебе не насрать!
— Нет. — И это правда.
— Пожалуйста, Лиз. Я уеду. Скажу им, что хочу начать жизнь с нового листа, и буду звонить им каждую неделю. Тебе даже больше не придется со мной встречаться.
— Убирайся из моей машины! — Она ненавидит меня.
— Мне кто-то угрожает. Я боюсь.
— Ага, конечно.
— Мне нужна твоя помощь. — Она ничего не отвечает, поэтому я продолжаю взахлеб: — Я думаю, похититель Бек где-то рядом. Мне кажется, это кто-то, кого она знала.
— Хватит этой собачьей чуши! — кричит она.
— Это не собачья чушь, поверь.
Она не верит мне, да и как ее за это осуждать? Она ни за что не согласится мне помочь.
— Пожалуйста, — прошу я, — дай мне время до завтра. Я должна выяснить, кто это.
— Я не знаю.
