Высокое уважение и почет, сопутствующие получению нового ордена, вызывали пылкое желание заслужить его; но эта награда предназначалась только тем воинам, которые будут отличаться самой бесстрашной храбростью на поле сражения. Сколько новых героев, стремящихся получить от беспредельно любимой государыни новое, знаменитое отличие, могло еще появиться среди Русских воинов!
Командующий первой армией, князь Голицын, начал свои действия в Молдавии с того, что взял Турецкие города Хотин и Яссы, но потом был отозван ко двору, и его место занял главнокомандующий второй армией, граф Румянцев.
Наверное, многие мои читатели видели высокую колонну, так стройно и красиво возвышающуюся на площади Васильевского острова, между академией Художеств и Первым Кадетским корпусом, в котором воспитывался граф П.А. Румянцев. Если вы внимательно рассматривали эту колонну, то, наверное, видели, что золотые буквы на ней составляют только два небольших слова: «Румянцева победам». Но сколько Русской славы кроется за ними! Не имея возможности описать в нашем коротком рассказе всю жизнь знаменитого Румянцева, обратим свое внимание хотя бы на главнейшие победы этого славного полководца, на победы, сделавшие его имя бессмертным. Их было две, и обе были одержаны в окрестностях тех мест, где некогда жестоко страдал Петр в день заключения Прутского мира. Первая победа была одержана при речке Ларге 8 июля 1770 года после восьмичасового сражения с войском, гораздо многочисленнее Русского войска и находившегося под командованием трех пашей и Крымского хана.
Граф Румянцев. Гравюра.Петр Александрович Румянцев-Задунайский (1725–1796) — выдающийся Русский полководец, генерал-фельдмаршал. Он был участником Семилетней войны. В Русско-Турецкой войне 1768–1774 гг. Румянцев одержал крупные победы при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. Впервые при ведении военных действий он применил сочетание каре, колонн и легких батальонов, положив начало зарождению военной тактики колонн и рассыпного строя. А.В. Суворов называл Румянцева своим учителем.
В результате этой победы Румянцеву достались весь Турецкий лагерь, оставленный убежавшим неприятелем, тридцать три медные пушки, множество пленников, знамен, припасов и военных снарядов. Здесь орден святого Георгия в первый раз украсил грудь бесстрашных воинов Екатерины. С нетерпением они ожидали его получения, с горделивой радостью надели. Они имели полное право гордиться: их победа удивила Европу, и при всем том она была только предвестницей другой знаменитой победы, одержанной Румянцевым через две недели потом после первой — 21 июля, при речке Кагуле.
Если бы это случилось не в новейшие времена и не подтверждалось вернейшими доказательствами, все считали бы ее выдумкой, далекой от истины! Вообразите только: семнадцать тысяч Русских победили сто пятьдесят тысяч Турок и сто тысяч Татар, зашедших к ним с тыла! Генералы, разделившие с Румянцевым славу этой победы, участвовали в сражении при Ларге: принц Брауншвейгский, князь Репнин, Боур, Потемкин, Гудович, Племянников и Олиц; но минута победы принадлежала одному Румянцеву. И вот каким образом: когда к концу сражения главнокомандующий Турецкой армией послал 10 000 янычар[390] подкрепить слабеющих с каждой минутой Турок и эти необузданные, жестокие воины, выскочив вдруг из закрывавшей их лощины, бросились со страшным криком, с саблями и кинжалами на Русское войско, оно смешалось и три полка побежали… Увидев это, Румянцев сказал окружавшим его офицерам: «Теперь дошло дело до нас!» — и с быстротой молнии бросился навстречу бегущим. Одно восклицание героя остановило их. «Стой, ребята!»
— воскликнул Румянцев, и полки остановились как будто по какой-то волшебной силе, и воины вспомнили свой долг! В ту же минуту они снова повернули на неприятеля, и угрызения совести, желание смыть стыд за свое бегство в глазах любимого главнокомандующего заставили их с невероятной храбростью разбить корпус янычар, а главнокомандующий Турок, визирь, увидев своих лучших защитников почти уничтоженными, обратился в бегство, а за ним — и вся армия. Русские долго гнались за ними, и несчастные Турки, не успевшие спастись от штыков, погибли в Дунае, через который должны были переплыть. Весь лагерь с драгоценностями визиря, сто сорок пушек, шестьдесят знамен, две тысячи пленных были наградой победителям прежде, чем они получили радостную награду — благоволение императрицы и те бесчисленные отличия, которыми она любила их осыпать за заслуги и преданность Отечеству.
Фузелер артиллерийской команды при Пехотном полку с 1763 по 1786 год. Рисунок 1841 г.Кагульская победа открыла целый ряд других побед Русского войска. Вскоре после донесения Румянцева о результатах знаменитого сражения государыня начала постоянно получать новые известия, каждое из которых увеличивало ее справедливое торжество над врагами, старавшимися вредить России. В августе генерал Вейсман овладел Турецкой крепостью Исакчей; граф Панин взял знаменитый город Бендеры; генерал Тотлебен на Кавказе — крепости Мериполь и Багдад. Кроме того, Грузинский царь Ираклий, бывший данником Турок, отказался от них и перешел со всем своим войском на сторону Русских. Другая Кавказская область — Имеретия[391] — также просила Россию о покровительстве. Одним словом, судьба, казалось, нарочно устроила так, чтобы показать могущество Екатерины и слабость Турок. Но ни одна из побед Русских воинов не произвела такого сильного впечатления на Турок, как одержанная Кагульская победа. Она заслуживает подробнейшего рассказа.
Екатерина, отправляя в начале войны с Турцией свое сухопутное войско к северным границам неприятеля, одновременно с ним отправила к южным границам свои морские силы из Кронштадта и Архангельска. Объединенный флот двух портов в первый раз совершил тогда важное путешествие от Белого и Балтийского морей до Средиземного моря. Торжественно прошел он мимо коварной Франции, еще торжественнее вступил в воды Архипелага[392]: там Русских воинов ждали как своих спасителей слабые потомки могущественных Греков, жившие под жестокой властью своих покровителей и многого ожидавшие от этой войны Турок с их единоверцами. Русские корабли, которыми командовали два адмирала — Спиридов и Эльфинстон, подчинялись одному из первых генералов Екатерины — графу Алексею Григорьевичу Орлову. Подойдя к берегам Морей, они без труда овладели двумя Греческими крепостями и были приняты жителями с восторгом. Многие из греков присоединились к нашим войскам.
Султан испугался и послал свой флот в Морею, чтобы уничтожить Русских. Но его флот, почти вдвое сильнее нашего, не мог, однако, ему сопротивляться и, избегая сражения, не пошел в Морею, а поплыл к берегам Малой Азии, где надеялся еще получить подкрепление из Константинополя. Но граф Орлов лишил его этой надежды, погнавшись за ним со своим флотом. Турки не решились и тут вступить в бой и расположились в Хиосском проливе под защитой береговых батарей. Храброго Орлова не остановило ни выигрышное место, занятое Турками, ни превосходство их силы против нашей, и он приказал адмиралу Спиридову напасть на самый большой из Турецких кораблей — на девяностопушечную «Султанию». Началось жаркое сражение, и в то время, когда огненные ядра летали с одного корабля на другой, Турецкий корабль загорелся, потом огонь перекинулся на Русский корабль «Святой Евстафий», и оба судна взлетели на воздух. Только их командующие и несколько человек спаслись от смерти. Турки, испуганные таким ужасным происшествием, поспешили удалиться от Русских кораблей и завели весь свой флот в небольшой залив, омывавший берега местечка Чесмы. Безрассудные в страхе своем, они не подумали о том, что может случиться с ними в этом заливе, и радовались, что успели запереться в нем.
Граф Орлов также радовался этому, но совсем по другой причине. Как только оробевшие Турки немного успокоились и, может быть, многие из них заснули, граф, наоборот, объявил своим воинам, что они не будут спать в эту ночь, и ровно в 12 часов 26 июня 1770 года приказал начать сражение. Как только оно началось, Русский офицер Ильин и Англичанин Дюгдаль, презирая все опасности, которые им угрожали, незаметно привели в середину Турецкого флота четыре зажигательных судна, которые тотчас сделали свое дело: зажгли неприятельские корабли! Едва ли какое-нибудь другое зрелище могло сравниться по своему ужасу с этим разрушительным пожаром! Корабли, имеющие, как обычно, запасы пороха, взлетели на воздух со взрывами, потрясавшими землю на расстоянии восьмидесяти верст! Их обломки, огромные, объятые пламенем, снова летели сквозь густо клубившийся дым в море, и только там, под волнами, покрасневшими от крови убитых и тонувших тел, утихал их грозный свист, и они выплывали на поверхность воды почерневшими бревнами. Пять часов губительное пламя переходило с одного судна на другое, и когда, наконец, уничтожив последнее, потухло, — на месте, где было шестнадцать кораблей и около ста судов грозной Турции, стало все тихо и пусто!.. Взволнованное море перестало пениться, и вскоре на его поверхности не осталось даже и следов страшного разрушения: вода была так спокойна, как будто не скрывалось в ее глубинах ничего ужасного. А между тем там было поглощено около 20 000 Турок, погибших вместе со своими кораблями! Немногие спаслись и принесли султану известие о неслыханном бедствии его флота. Тогда-то Мустафа III пожалел от всей души, что послушал советов хитрой Франции. Страх, наведенный на него графом Орловым, был так велик, что он тотчас дал приказ укреплять Константинополь и в то же время обратился к Екатерине с предложением о мире. Переговоры открылись в городе Фокшаны, и пока они продолжаются, посмотрим, что делается в Польше.
