— Детской? — задохнулся от возмущения Димка. — Ты хоть представляешь себе, скольких людей они уже могли в своих подвалах замучить?
— Именно, что детской! Диметриуш, ты уже давно большой мальчик, а не понимаешь, что на войне без жертв не обойтись!
Я посмотрела на Савелия, горбившегося в углу дивана, на Гену, отрешённо разглядывающего узор на обоях, вспомнила «девочек», незнакомых демонов, найденных нами в жутком монастырском подвале, и поняла, что никогда не приму такие жертвы.
— Иногда, чтобы спасти миллионы, надо пожертвовать сотней. Мне очень жаль, что вы прошли через всё это сегодня, но начнём с того, что вас вообще там не должно было быть! Я же запретил копаться во всём этом! Даже велел твоим остолопам все дела передать… Кстати, мне кто-нибудь объяснит, за каким чёртом вы в этот монастырь проклятый вообще попёрлись?
— Маму Вовочки И искали, — буркнул из угла Савелий, обиженный на остолопа.
Император поморщился.
— И даже нашли, между прочим! — внезапно поддержал его Гена, которого слова об остолопах тоже не оставили равнодушным. Я аж подпрыгнула от удивления. Как-то этот момент остался мною незамеченным. Когда успели? Ведь ещё перед монастырским ужином Савелий говорил, что Вету опознать не получилось… Неужели она была на ужине? Или потом, когда их всех пленили?.. Или… подозрение обожгло острым холодом сердце, и я даже зажмурилась от страха. Не бывает таких совпадений! Просто не бывает! — А вы все говорили, что нет у Фоллетского детей. Как же, нет, когда она нам сама во всём призналась! Незаконнорожденный, так и что с того? Мои предки вон до сих пор не женаты, но это же не значит, что меня нет…
— Кто? — просипела я, вклиниваясь в поток Гениной речи. — Кто признался? Когда?
— Да говорю же, приживалка эта из монастыря. Нас же и повязали из-за неё… Это она матери-настоятельнице настучала, что мы ей неправильные вопросы задавали, а та уже и говорит: «А позови-ка, Лизонька, нашу юродивую. Пусть Аришка на наших гостей посмотрит, раз они такие любопытные…» Только на самом деле это никакая не юродивая была, а Охотник, — Гена тихонько шмыгнул носом и напоследок признался:
— Врут всё в сказках. В жизни они ещё страшнее.
В наступившей после этого сумбурного монолога тишине я внезапно услышала собственный голос:
¬— Лизонька? Но ведь женщину, которую мы искали, звали Вета.
— Лиза, Вета… — не глядя в мою сторону проговорил Савелий. — Какая теперь разница? Меня сейчас больше волнует то, что Охотники нас не убили сразу, а в лабораторию поволокли и к аппаратам дивным подсоединили. И я вам скажу откровенно: за всю жизнь мне не приходилось слышать о том, что магию можно из человека через трубочки и капельницы… откачать.
— Кстати, да! — оживился дядя Вася и немедленно зашуршал какими-то бумажками, наполняя тишину кабинета непонятными терминами и формулами. Я не понимала ни слова из того, что он говорит. Во-первых, потому что физика никогда не была моей сильной стороной (о магической физике и говорить не стоит). А во-вторых, я банально не могла отойти от услышанного. Сидела, как в воду опущенная, и мысленно возвращалась к своей первой встрече с Фоллетским. Интересно, он в тот день впервые меня увидел? А сходство с… Лизаветой? Сразу заметил? Конечно, сразу! Савелию одного короткого взгляда хватило, и Гене тоже. Тут, скорее, иного плана проблема. Знал ли инкуб, чья я дочь. Подозревал ли? Или просто удивился нашей схожести?…
Чувствую, всё он знал. И, боюсь, задолго до нашей якобы первой встречи. Не удивлюсь, если и Вовочка в Техникуме оказался неспроста… Но зачем? К чему все эти пляски с бубном и сложные многоходовки? Почему так важно Фоллетскому скрыть ото всех факт рождения сына?
— О чём задумалась? — Диметриуш подошёл сзади к креслу, в котором я сидела и, наклонившись, легко поцеловал в висок.
— Так. О разном.
Очень хотелось поделиться с ним своими подозрениями и спросить, что он думает по этому поводу. А ещё больше хотелось, чтобы он хмыкнул насмешливо и высокомерно и убедительно разнёс в пух и прах все мои подозрения:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Звезда моя, ты же умная девочка, — сказал бы он мне. — В жизни бывают и не такие совпадения!
И привёл бы в качестве примера какие-нибудь цифры из общей статистики. Или анекдот рассказал. А я бы поверила.
Господи! Ну, почему? Почему никто не сказал мне правды. На Стёпку я давно рукой махнула, с отцом не виделась чёрт знает сколько лет, но Буся… Буся все эти годы говорила о том, что моя мама умерла, горевала. Маргаритки поливала и дёрном обкладывала могилку на деревенском кладбище… Ведь кто-то же в этой могиле лежал? Или с самого начала всё было чистейшим фарсом?
— …и если отношение квадрата напряженности поля, создаваемого в данном направлении… — ненавязчивым фоном бухтел дядя Вася, рассуждая о том, как именно можно не только извлечь из человека магию, но и, если верить «захваченным у врага документам», законсервировать её для хранения и дальнейшего использования. Но мне это было не интересно, правда.
— Устала или грустишь? — шепнул возле уха Дима.
— И то, и другое, — ответила я и, отвернувшись от дяди Васи, чьи физико-теоретические выкладки сейчас были совершенно лишними, подняла голову, чтобы посмотреть на Диметриуша. Внезапно почувствовала, что задыхаюсь в этом коконе лжи. Кому верить, если даже Буся… Нет, злиться на неё я не могла, и обижаться тоже. И как бы гадко это ни было, но я вынуждена признать: бабушка была права. Уж лучше думать, что твоя мать умерла, чем знать, что она тебя люто ненавидит. Что она как-то связана с Охотниками.
Господи!..
— Потерпи ещё немного, — попросил меня Диметриуш и поцеловал в переносицу, заставив зажмуриться. И я не знаю, чего в этом моём жесте было больше: благодарности, тихого счастья или попытки скрыть ото всех, что глаза блестят от непролитых слёз.
— …тогда получается, что летальный исход не только не неизбежен, но и… — продолжал бубнить мой бывший директор, но именно эти его слова заставили меня встрепенуться.
— А почему тогда в Хомяках только один выжил? — перебила я дядю Васю и, когда он изумлённо умолк, пытаясь вникнуть в суть моего вопроса, успела расслышать отчётливый облегчённый вздох, исходящий с той стороны, где сидел Красный император.
То, что пенсионер Пруст, волшебным образом выживший после того, как его лишили магии, как-то связан с лабораторией в подвалах монастыря, понял бы и ребёнок. И, полагаю, мужчины, сидевшие вместе со мной в кабинете и с тоскливым видом слушающие лекцию об этом, как его… — квадрате напряжённости поля! — не могли этого не заметить. И судя по тому, что мой вопрос не вызвал в общих рядах особого удивления, даже знали ответ.
— Может, методику отрабатывали… — пробормотал Савелий, но я ему почему-то не поверила. И у этого «почему-то» были весьма веские основания. Длинный демон вдруг как-то уменьшился в размерах, так втянув голову в плечи, словно точно знал, что в его роду встречался хотя бы один человек-улитка или черепашка-ниндзя. Это раз, как любил приговаривать Эраст Фандорин, герой нежно любимого мною Бориса Акунина. Бросил то ли вороватый, то ли о чём-то молящий взгляд на своего шефа. Это два. И наконец, три: после этого своего взгляда, демон произнёс:
— На данном этапе расследования, полагаю, это самое естественное и… разумное объяснение происходящему.
И эта интонация. Нехорошая такая интонация, словно… Мне это кажется, или от меня что-то хотят скрыть?
Я посмотрела на Гену. Тот тоже выглядел несколько ошеломлённым. На задумчиво трущего переносицу дядю Васю. На тревожно хмурящегося Себастьяна Бьёри. Наконец, на Красного императора. Этот тоже выглядел неважно, но грозно…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Или не от меня? Димка за моей спиной вдруг зашевелился, а я как пятой точкой почувствовала, что надо как-то срочно увести разговор в другую сторону. Может, даже не совсем в другую, но углубляться в этот вопрос пока точно не стоит. Вот когда Савелий объяснит своё странное поведение…
— А мне вот ещё что интересно: среди тех, кого мы нашли в Старом Селе, Дима, нету никого, кто нам по спискам пропавших знаком.
