Мы поехали домой, страстно желая наконец оказаться вдвоем. На нашей улице нам быстро стал очевиден прискорбный факт: вернуться домой иногда не удается. Узкая улочка Келлана была до того забита машинами и людьми, что мы не могли въехать туда. Припарковавшись на основной магистрали, мы уставились на запруженную народом улицу. Я даже не могла разглядеть наш двухэтажный дом и пришла в ужас, заметив, что его фотографируют.
– Пожалуйста, скажи, что у соседей не квартальная вечеринка, – прошептала я.
Келлан оглянулся на меня. Он был готов сдаться.
– Боюсь, что это не имеет никакого отношения к соседям.
Те самые соседи, пока мы глазели, повыскакивали во дворики и принялись орать на бездельников. Я знала, что Келлан прав – и вот доказательство. Его дом непостижимым образом стал достопримечательностью и теперь привлекал туристов. И нам не помогли бы даже полицейские, прогони они всю эту публику. Люди просто вернутся. Я понадеялась по инерции, что наше имущество цело. И тут же нахлынули мысли о злоумышленниках, которые могли вломиться и нюхать мое белье или белье Келлана. Господи, только не это!
Келлан со вздохом вернулся за руль. Я поняла. Ехать дальше было нельзя. На сердце стало муторно. У меня была связана масса воспоминаний с этим домом – хороших и не очень. Но место – это всего лишь место. Моим домом являлось сердце Келлана, откуда я вовек не собиралась съезжать.
Келлан отвез нас к Мэтту и Гриффину. Их жилище находилось в сравнительно тихом районе, и, когда мы прибыли, поблизости никого не оказалось. Этот дом был навряд ли известен фанатам, а потому нас не могли побеспокоить. Для нас нашлось и место, благо Гриффин перебрался к моей сестре. Впрочем, не так уж и много места, ибо за праздники сюда успела вселиться Рейчел. Но эта пара вела себя тихо, и я не сомневалась, что жить с ними будет спокойно – по крайней мере, какое-то время.
Мэтт просветил нас насчет судьбы дома Келлана. Дело, очевидно, было в Джоуи. Она слила наш адрес в интервью какому-то поганому сетевому таблоиду. Тот же, не имея ни малейшего представления об этике, вывесил его на всеобщее обозрение, и эти сведения, как пожар, за считаные часы распространились по всему Интернету. После признания Сиенны в обмане публики, Джоуи тоже наконец поведала миру о том, что именно она была героиней сомнительного порноролика, а Сиенна заплатила ей за молчание.
Интервью вроде бы шокировало меня, а вроде бы и нет. Мы подозревали, что Джоуи подкупили. Не запретила ли Сиенна обнародовать остальные записи, благо больше ни одна из них не всплыла? Хотя не исключено, что другие девушки уважали себя больше, чем Джоуи. Все это теперь не играло роли. Пусть обнародуют. Я знала своего мужа так, как никогда не познать его никакой бабе, снимавшей самодельное порно.
Пока мы с Келланом подыскивали новое жилье, я опубликовала электронную версию своей книги. Денни помог мне подготовить рукопись и сделал стильную романтическую обложку, которая немедленно привлечет внимание к тексту. Публикация пугала меня до чертиков. Я понятия не имела, как отнесутся к написанному читатели. Но я должна была решиться. Это была моя мечта, жизненная стезя, страсть. И я с великим трепетом загрузила свое детище в киберпространство и выставила его на суд в надежде, что похвал будет больше, чем порицаний.
Как только дело было сделано, я почувствовала облегчение. Я справилась. Я создала роман, частицу своей души, и обрела мужество им поделиться. Пусть его примут не все – я гордилась собственным упорством. Когда же был продан первый экземпляр, меня захватило иное чувство – возбуждение! Мне показалось, что с этой секунды я стала настоящей писательницей.
Вокруг электронной книги начал формироваться фанклуб, а я тем временем подготовила бумажную версию. Мне до боли хотелось держать в руках подлинное издание, и я ежедневно проверяла почту – не прибыла ли посылка с авторскими экземплярами. Когда это наконец произошло, ее принял Келлан. Я была на ланче с Дженни, Кейт и Шайен, а по возвращении к Мэтту обнаружила на двери записку. Она была лаконична: «Найди меня».
Улыбнувшись почерку Келлана, я отворила дверь. На полу лежали розовые лепестки. На каждом имелось послание. Я со смехом пошла по следу, постепенно читая: «Мне не терпится быть найденным, давай-ка уже, поднажми». Череда лепестков завернулась, уводя меня в кухню и дальше в гостиную. Странно! Она оборвалась у ванной. Я помялась, не решаясь войти, но любопытство взяло верх.
– Келлан, да чем ты там занимаешься? – пробормотала я и распахнула дверь.
Но его там не было. Вместо него к унитазу крепился огромный лист бумаги. Большие буквы гласили: «Нет времени на крышесносный секс здесь! Сосредоточься и найди меня!»
Я развернулась и рассмеялась:
– Келлан, где ты?
Стрелка у выключателя указывала на коридор, и я рассудила, что он в нашей спальне.
В коридоре были развешаны самоклеющиеся листочки. Они лепились к фотографиям. «Что, возбудилась? Готова? Давай быстрее, ищи меня!» Перед бывшей комнатой Гриффина было выложено сердечко из лепестков. В центре красовалась записочка: «По-моему, я здесь».
Я распахнула дверь, хихикая:
– Келлан? В чем дело?
Но его и там не было. Гитарный футляр лежал на нашей кровати открытый и усыпанный листками – моими набросками к следующему роману. Розовые буквы уведомляли: «Будущий бестселлер!» Смех разобрал меня еще пуще, и я огляделась в поисках Келлана. Так и не обнаружив его, я сунулась в шкаф. Мне было ясно, что он где-то в доме. Но не было его и в шкафу. Я нашла лишь клочок бумаги со словами песни. Новая красивая вещь. Я так и слышала безукоризненное пение Келлана: «Тебе не понять, что я люблю отчаянно, невероятно – готовый все заново пережить, вернуться в начало, обратно».
Мой взор затуманился, я снова кликнула его, но он не отозвался. Не было ли в песне намека? Я пошла «в начало» – к парадной двери. Опять никого. Уже уверенная, что ни за что не отыщу мужа, я распахнула дверь и выглянула на улицу. На коврике стоял Келлан, одетый в вылинявшие синие джинсы и черную кожаную куртку. В одной руке он держал огромный букет роз, а в другой – экземпляр моей книги. Не знаю, что взволновало меня сильнее: то, что я наконец нашла его, горящий взор синих глаз, аромат цветов или вид моего имени на глянцевой обложке.
Келлан вскинул брови и не дал мне заговорить, упредив:
– И почему же так долго?
Со смехом и в слезах, я бросилась к нему, обняла и увлекла с мороза в дом, где насладилась прохладой его губ. Захлопнув дверь ногой, Келлан исхитрился произнести:
– У меня… кое-что… есть для тебя.
Я смерть как хотела наконец-то подержать в руках свою книгу. Оставив в покое Келлана, я простерла руки, словно дитя, выпрашивающее конфету. Келлан немедленно вручил мне цветы. Я надулась, и он захохотал: розы были прекрасны, но он-то знал, чего мне хотелось. Придуриваясь и скалясь, он показал на книгу, которую мне не терпелось полистать:
