Он схватился за голову так, будто опасался за ее сохранность, и улыбнулся.
— Самое серьезное и затяжное заболевание человечества — консерватизм мышления. Это наблюдалось всегда. Ты же проходил историю развития познания. Конечно, мы имеем сдвиги в этой области, но, к сожалению, они не пропорциональны общему прогрессу. Видимо, дает себя знать груз энтропии, накопленный за столетия. Имей в виду, что это относится главным образом к ученой братии, ограниченной рамочками узкой специализации. И все-таки нет причин для уныния — их песенка спета! Сейчас настоящий ученый может апеллировать ко всему человечеству. Ты только представь себе! — Он сильно сжал мой локоть. — Пять миллионов писем! За полгода! Я вынужден отвечать только через печать… Давай же лапу. Поликарпов Павел Мефодьевич… Да, да, тот самый.
Рука у него казалась железной.
Когда я назвал себя и сказал о цели поездки, он схватил меня за плечи и потряс:
— Прекрасно! Студиозус на летнюю практику! Представь, и я туда же и тоже на практику! Ты впервые в те края, а я уже давненько избрал этот плавающий остров своей лабораторией. Послушай! А не пойти ли нам с тобою в бар и не отметить ли встречу чем-нибудь горячительным или прохладительным? Видимо, придется ограничиться только прохладительным: на ракетах этого типа не держат алкогольных напитков. Ну, идем, не теряя бодрости, в безалкогольный бар. Ты же, молодчик, прекрати свое глупое бормотание и ступай с богом на свой насест, — сказал он роботу.
— Непонятное слово «с богом». В моей памяти нет такого слова. Обратитесь в бюро справок, отсек десять, комната тридцать два.
— Спасибо, братец! Ох и олух же ты, как я погляжу!
— Я не братец и не олух. Мое имя робот с обратной связью, три бэ, восемь ноль три. На мне лежит обязанность оказывать услуги пассажирам и давать объяснения первой сложности.
— Вот и окажи услугу: ступай себе.
— Это нарушение. Не отвлекайте меня от исполнения обязанностей, этим вы продлеваете время нашей беседы.
Павел Мефодьевич захохотал:
— Вот тип! Слышал?
От навязчивого робота нас избавил корабельный механик, проходивший по коридору.
— Сейчас мы нейтрализуем этого болтуна. — Механик провел рукой по затылку робота, раздался легкий щелчок, и, чмокая присосками на резиновых ступнях, робот подался прочь.
В баре сидели Костя и Вера. Упершись локтем в стойку и сосредоточенно глядя в огромные смеющиеся глаза Веры, Костя что-то рассказывал ей, сохраняя мрачную серьезность. Вера, увидав меня, подняла руку, приглашая к своему столику. Мы налили себе по стакану ананасного сока и подсели к ним.
Костя, кивнув академику, сказал:
— Вера считает, что путем направленной эволюции может быть создана раса мыслящих растений.
Вера улыбнулась:
— И он воспроизвел в лицах диалог между дендро сапиенс, летящих в ракете.
— Занятный, должно быть, они вели разговор, — сказал академик. Побарабанив пальцами по стакану и оглядев нас, усмехнулся: — К слову сказать, и меня когда-то интересовала эта проблема. Помню, даже писал что-то на эту тему. Хвалили. Нервы у мимозы! Или, скажем, у дуба! Я уже начинал серьезно подумывать, имею ли я нравственное право есть салат. В то время нас также крайне волновала проблема мыслящего робота, способного к воспроизведению себе подобных и в конечном счете покоряющего мир и уничтожающего человечество. Модели конфликтов строились на основе классовых противоречий того времени. А сколько было потрачено нервной энергии и типографской бумаги на изображение иных миров и описание встреч с марсианами, юпитерианцами, жителями иных планетных систем! Мы везде искали инопланетных братьев по разуму и проглядели их у себя под носом!
У Веры в глазах мелькнули лукавые искорки.
— Что вы говорите! Неужели они проникли к нам инкогнито?
Он погрозил пальцем и сказал, прищурившись:
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. К слову сказать, у меня есть сведения, что ваш досточтимый Кокиси Мокимото до сих пор содержит в заточении двенадцать приматов моря. — Он пожал плечами. — Происходит что-то непонятное. Люди ищут нервы в капусте и не хотят замечать их у разумного существа. И это в наше время! Когда мы ходим по Луне, облетели Марс, готовимся к полету на Венеру! Я отказываюсь понимать, что творится на белом свете. — Он встал, окинул нас уничтожающим взглядом, будто мы были виновниками всех ложных идей и теорий.
Чмокнув губами, что, по-видимому, означало крайнюю степень неодобрения, и круто повернувшись, он вышел из бара.
Вера сказала:
— Я еще не встречала таких оригинальных людей!
— Сам похож на дельфина, — усмехнулся Костя, — и чмокает, как дельфин. Где ты его откопал?
Я сказал, что он руководитель нашей практики.
Костя тихо свистнул.
— Вот не было печали! Представляю, как обогатятся наши познания под воздействием такого могучего интеллекта.
Вера, опустив глаза, сказала:
— Мне он чем-то очень понравился. Наверное, это настоящий ученый, как наш Кокиси. Ученый очень широкого диапазона, непримиримый к чужим ошибкам и, наверное, жестокий и к себе. В его лице есть что-то особенное. Он как персонаж с древней картины или фрески. Как жаль, что я обидела его! Надо обязательно извиниться.
Она внезапно встала и быстро ушла.
Костя сказал:
— У тебя особый дар устраивать интересные встречи. Удивительно кстати ты появился в обществе этого ученого монстра!
Нашей ссоре помешала лунная десятиминутка. На небольшом овальном экране появилась Надя Павлова, диктор научного отдела Всемирной вещательной ассоциации, и объявила, что сейчас будет передаваться сообщение с Луны.
Костя сказал, разглядывая на свет свой стакан:
— После встречи с почтенным старцем я начинаю подумывать обо всех прелестях, которые ждут нас на сооружении из базальта, плавающем в теплой соленой воде.
Он замолчал, увидев на серебристой лунной поверхности космонавтов. Кадр резко сменился. Космонавты теперь двигались среди причудливых скал, временами растворяясь в чернильно-черных тенях. Сильный рефлектор осветил нагромождения камней, похожие на причудливую арку. Космонавты — их было трое — вошли под арку.
Диктор говорил таинственно тихо, поясняя каждый шаг исследователей. Вот они идут по пещере с коричневыми ноздреватыми стенами. Внезапно весь экран начал переливаться разноцветными огнями.
Это сверкали кристаллы странной формы, похожие на морские анемоны.
— Лунный камень! — объяснил диктор.
Один из космонавтов взмахнул геологическим молотком, и большая «анемона» беззвучно рассыпалась в брильянтовую пыль.