— Пароль! — спросили у подъемного моста.
Старший слез с коня и, подойдя к стражнику, прошептал ему на ухо условные слова. Решетка, загораживавшая проход в ворота, поднялась, и Марта въехала наконец в замок. И — о чудо! Первым же человеком, который попался ей на пути, был Марко. В темноте он не сразу разглядел, что прибыла его дочь, и заворчал:
— Трофеи все возят! Спать-то когда! Все мало, мало! Тащат и тащат!
— Батюшка! — сползая с коня и путаясь в стременах, простонала Марта. — Это я, батюшка, Марта твоя!
— Ох ты! — крякнул Марко и погладил своей лапищей левую сторону кольчуги — сердце кольнуло. — Нашлась родименькая! А я-то мессира Ульриха просил поискать, куда тебя занесло… Чего это ты в оружье вырядилась? Не дело…
— Принимайте приданое, мессир Марко, — уважительно сказал старик.
— Это что же, девять коней? Удивительно… — Марко кликнул слуг, и началась разгрузка. Впопыхах Марта даже забыла сообщить, что привезла с собой Рене. Больше всего она боялась, чтобы бочку с ядом по ошибке не закатили в винный погреб.
— Ба! — вскричал Марко. — Да тут и пленный!
— Ой, — усовестилась Марта, — это не пленный, батюшка… Это… Это жених мой…
Марко снял с коня Рене, который только тут и проснулся, развернул шкуры и под хохот всех присутствующих поставил на ноги своего будущего зятя, совершенно голого.
— Ну девка! — засмеялись латники. — Этак и на войну никто из мужиков не пойдет, боятся будут, что к бабе в плен попадут!
— На, милый, одежду, на! — засуетилась Марта, разыскивая среди мешков тот, куда положила одежду юноши…
— Хлипковатого ты себе подобрала, — проворчал Марко, не зная, сердиться ему или радоваться. — Да и молод он, а тебе постарше себя нужно брать…
— Люб он мне! — отрезала Марта. — Мой он, и все!
— А… — махнул рукой Марко. — Бог с тобой!
Рене стоял, протирая глаза и поеживаясь от холода.
— Где я? — спросил он, машинально принимая из рук Марты рубаху и штаны.
— Дома, дома, милок! Вот это папаша наш, отец мой родной, Марко его зовут…
Рене, устрашенный звероподобным обликом будущего тестя, втянул голову в плечи. Кругом стояли люди со щитами, на которых красовался герб Шато-д’Оров, и бедняга решил, что его взяли в плен…
— Ладно, сынок, не бойся! — подбодрил его Марко, разглядывая юношу с высоты своего роста. — Одевай портки да скажи, какого ты роду-племени, как звать тебя?
— Рене, — представился юноша, подтягивая штаны.
— Вот как, Рене, значит… — Марко повернул юношу к свету и разглядел синяки и рассеченные губы. — А родом-то из-за реки будешь, герцогский?
— Герцогский, ваша милость, — подтвердил Рене. — Матушка у меня там.
— А земли есть?
— За службу отцову два моргена дано.
— Богато, — иронически произнес Марко. — Ну да мы и сами не древние. Ладно, ступайте покуда в хибару мою да спать ложитесь! Огюстин, проводи и сюда вернешься.
— Иди, иди, милок! — сказала Марта, подталкивая Рене. — Мне с батюшкой поговорить надо… После догоню…
— Чего тебе? — как можно строже спросил Марко. — Дело — так говори…
— Батюшка, виновата я, посеки меня! — отводя глаза, произнесла Марта.
— Чего тебя винить-то? Что, не спросясь, опять дурью маешься? Так дурь, она всегда в голове, через задницу не выстегаешь… Мне мальца жалко. Ну, как ему глаза колоть начнут, что ты шлюхой была? А? Да и мне как-то уж неудобно стало, ведь и я грешен, тебя пользовал… А то, может, в разгул пойдешь? Уж дознаюсь про то, не пеняй, доченька! Сечь тебя не буду, а голову снесу! Честь теперь у нас, понятно? Род наш кавалерским будет!
— Да я знаю, батюшка, — виновато пробормотала Марта. — А только не сомневайтесь вы, я честная буду, ей-богу! Благослови, а?
— Благословлю, благословлю уж! Ох, дитя беспутное, сиротиночка! Да и то верно, не блудом же нам с тобой жить, а кто тебя еще возьмет? Нашла себе милого, так и милуйся с ним… Ступай. Да по замку не болтайся, спать иди к нему, понятно?! Да живее, живее…
— Спасибо, спасибо, батюшка! — Марта упала на колени и принялась целовать руки отца. А Марко почесал в затылке и, усмехнувшись, пошел наблюдать, как разгружают приданое дочери.
ВОЗВРАЩЕНИЕ АНДРЕА
Мы покинули Андреа и бедного бортника Клауса в ситуации, которую можно было назвать не слишком приятной. После того, как латники герцога выпороли Клауса, он мог ходить лишь с великим трудом, лежать — только на животе, а сидеть не мог вовсе. Андреа, как мы помним, не пребывала в добром здравии. Оба они, обессилев от боли, с трудом добрались до постели и упали рядом…
— Девушка, — задыхаясь, прошептал Клаус, — ты живая?
— Живая, живая, — ответила Андреа, — только нога ноет, сил нету…
— Ох, и у меня нету! Печет, как кипятком ошпарено…
— Крепко тебе всыпали, я видала…
— А этого не ты стрелила? — Клаус указал на беднягу Марсиаля, который все еще валялся у входа в комнату… — О-о-ох! Печет… Мази бы сейчас… Есть у меня она, мазь-то, только дойти вот не смогу, наверно… Ноги не несут… Да и света нет, кресало в траве оставил…
— Кресало ты на столе забыл, здесь оно… — Андреа поднялась, на одной ноге допрыгала до стула, села и, пошарив по столу руками, нащупала и кресало, и трут, и масляную плошку… Почиркав то раненой, то здоровой рукой, она все же высекла огонь и зажгла плошку… Желтоватое чадное пламя осветило комнату.
— Вот и повеселее будет, — скрипя зубами, пробормотал Клаус. — Теперь бы мазь найти, да вот тебе дойти до нее не удастся…
— Скажи где, я найду! — сказала Андреа. — Я дойду, дойду!
— Попробуй уж, миленькая, не обессудь. На кухне, от двери в правом углу, стоит сундучок маленький, а в нем семь посудинок деревянных, а на них резаны римские цифры… Ведаешь их?
— Одна палка, две палки, три палки… Эти, что ли?
— Они самые, да вот боюсь… Шесть от четырех отличишь ли?
— Четыре — это уголок, — Андреа подняла пальцы, средний и указательный, — уголок и палочка… А вот справа или слева…
— Как от тебя смотреть — слева. Острие угла книзу, а палочка слева… Найдешь такой знак на крышке — неси сюда…
Андреа поднялась, наступила на раненую ногу, скривилась от боли, но утерпела и сделала шаг, потом другой… Держа плошку в руках, она кое-как доковыляла до двери. По лестнице идти было легче. Андреа держала плошку в раненой руке, а правой держалась за перила. Дойдя до кухни, она вдруг почувствовала, что нога уже и вовсе не болит, только чуть-чуть схватывает. Она осветила кухню, где Марсиаль в поисках съестного все перерыл. В углу, справа от двери, действительно стоял сундучок, окованный железными полосками. Открыв его, Андреа увидела в нем семь вырезанных из дерева посудинок. На крышках были вырезаны аккуратные римские цифры.
