У Наваха нож по понятным причинам отсутствовал и ему бы пришлось есть руками. Если бы он захотел. Но Навах продолжал смотреть на слабо фосфоресцирующую воду, отчего океан приобретал грязно-белый оттенок, почти такой же, как у дасбута.
— Лучше тебе подкрепиться, — чавкая сказал Сворден.
— Здесь должна водиться рыба, — Навах кивнул на воду, от близости которой счетчик радиации недовольно пощелкивал, напоминая о необходимости регулярно засыпать в рот порошок, чья горечь сводила скулы. — Я могу поймать одну, сделаем сасими. Ты помнишь, что такое сасими? — Он полуобернулся к Свордену.
— Не помню никакие сасими, — буркнул тот.
— Пальчики оближешь, — вздохнул Навах.
— А потом сдохнешь, — Сворден проглотил последний кусок — не столько мяса, сколько жира, вытер лезвие о штаны и кинул банку. — Никакие порошки не помогут, если жрать радиоактивную дрянь.
Навах тихонько засмеялся:
— С нашим здоровьем мы можем жрать даже ядовитые грибы. Ты когда-нибудь ел ядовитые грибы? Знаешь, такие растут в лесу, с ярко-красными шляпками? Если их хорошенько прожарить на костре, выгнать всю активную органику…
Сворден, не отрывая задницы от выступа ледового подкрепления, с ленцой двинул Наваху ботинком по пояснице. Болтовня кодировщика о всякой ядовитой дряни надоела. Похоже, тот порядком оголодал, раз все разговоры у него о жратве. А хавать пальцами из банки ему гордость не позволяет. Гордый, кехертфлакш! Из двух косичек, в которые были заплетены его длинные до плеч волосы, у него уже и так осталась одна — другую Сворден отхватил ножом и забросил в жерло главного калибра — в качестве воспитательной меры. Если так дело пойдет и дальше, то вслед за волосами могут последовать и уши.
Дождавшись когда Навах поднимется и вновь усядется в эту невозможную позу — подогнув ноги под себя и сложив руки на коленях, Сворден поддел носком банку, и причитающийся пленному паек полетел Наваху в грудь, разбрасывая во все стороны студенистое содержимое. Кодировщик даже не поймал ее, а как-то неторопливо взял из воздуха, точно она висела перед ним на невидимой нитке, и отставил в сторону. Заляпанный комбинезон грязнее не стал.
— Так как же ты их всех убил? — завел обычную песню Сворден, вытряхивая из пачки тщательно прибереженный окурок. Вопрос этот он задавал Наваху на протяжении всего последнего времени, к месту и не к месту, с пристрастием и без пристрастия, но ничего вменяемого от упрямого кодировщика добиться не смог.
— Я тебе уже говорил, что никого не убивал, — вздохнул Навах. — Это физически невозможно, сам подумай. Три сотни человек экипажа и десантников! Сам подумай… — пинок заставил его захлопнуть пасть.
— Диверсия в системе пожаротушения, — почти миролюбиво предложил Сворден. — Отключил систему оповещения и — оп! — полный дасбут трупов.
Навах по привычке потянулся к обрезанной косичке, но наткнулся на ухо и пощипал мочку, будто стараясь пробудиться от навязчивого кошмара.
— Хорошо, — пошевелил он длинным носом, — пусть так. Отключил оповещения, включил пожаротушение, все задохнулись. Но! — Навах поднял палец вверх. — Возникает вопрос: где трупы? Что по-твоему я с ними сделал? Съел?
— Слушай, — почти ласково сказал Сворден, приседая перед пленником и чуть не тыча ему в глаз сигаретой, — если бы у меня имелись все ответы на вопросы, разве я бы с тобой возился? Я бы на тебя даже пули тратить не стал, прибил бы штырями к рубке на съедение паразитам, — он кивнул на морских клещей, ползающих от дыры к дыре в резиновом покрытии палубы. Мерзкие твари ловко хватали объедки и тащили к себе в норы.
Навах, даже не отшатнувшись от тлеющего кончика сигареты, проводил взглядом пробегающую мимо тварь и ловко прихлопнул ее кулаком. Панцирь клеща с чавканьем лопнул, брызнула черная дрянь.
Если честно, то Навах прав — предположение Свордена что именно кодировщик виновен в гибели, а точнее — исчезновении всего экипажа дасбута, страдало целым букетом смертельных несуразностей, которые, возможно, устранялись бы применением к подозреваемому пыточной машины. Но в силу ее отсутствия приходилось полагаться не на лезвия, а на логику.
А логика утверждала следующее. Из всего пропавшего экипажа на дасбуте осталось только двое: Сворден и Навах. Сворден к исчезновению экипажа не причастен. Значит — причастен Навах. Вполне возможно, Навах провел столь сложную операцию не в одиночку, а с сообщниками, от которых затем избавился. Но факт остается фактом: боевая единица Дансельреха полностью выведена из строя и подготовлена к сдаче материковым выродкам, а те дорого отдадут за то, чтобы захватить дасбут в целости и сохранности.
Все это Сворден и изложил Наваху, сопровождая речь болезненными тычками, которые, по мысли говорящего, компенсировали неувязки гипотезы твердой уверенностью десантника в собственной правоте.
— Ты считаешь, что нечто произошло с экипажем? — спросил Навах, утирая кровь с разбитой губы. — Почему не предположить, что нечто произошло только с нами? С тобой и мной?
Проскользни в его голосе хоть нотка насмешки, Сворден, к своему облегчению, отделался бы хорошим ударом в челюсть предателю, но Навах говорил на полном серьезе, да еще пристально изучая лицо своего мучителя. Взгляд кодировщика Свордену не нравился, и он подавил желание собственноручно ощупать себя, проверяя — все ли на месте. Но еще больше ему не понравились слова Навах. Имелось в них некое смутное узнавание Сворденом собственных ощущений, которые он то ли боялся, то ли еще по какой причине избегал высказать самому себе с той ясностью, с какой это сделал мерзкий приспешник материковых выродков.
Сворден даже встал и огляделся, словно еще раз пытаясь удостовериться — мир вокруг, умгекеркехертфлакш, такой же, как и всегда.
Дасбут дрейфовал. Двигатели молчали, и огромное металлическое тело, затянутое в белесую оболочку, течением увлекалось в сторону близкого берега.
Вверху, сквозь текучее жаркое марево проступала ядовитая прозелень леса. Ветер оттуда казался гнилостным дыханием умирающего, чьи легкие переполнились метастазами, и вонь разложения переполняла каждый вдох и выдох.
Свинцовый привкус сильного радиоактивного заражения оседал на губах плотной пленкой, она проникала в рот тонкими ручейками, собираясь под языком лужей тяжелой слюны.
Непривычно яркий мировой свет волнами прокатывался по океану, напрочь стирая любой намек на темноту. Здесь можно спокойно читать морское уложение, напечатанное блеклым шрифтом на серой рыхлой бумаге. Если привычный полумрак Дансельреха скрадывал изъяны дасбута, то здесь судно представало во всей своей ветхости и врожденной нечистоте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
