— А то, что это будет иметь серьезные последствия для наших семей, ты подумал?! Не делай вид, что ты дурак, Кирилл. Львиная доля активов была вложена только потому, что мы поженились, и это серьезный вопрос. Ответственность перед множеством людей.
— То есть ты пытаешься напомнить мне о том, что я женат не только на тебе, но и на чертовой туче рабочих? Активы решают все? Впечатлен тем, как у тебя складно получается цеплять одно за другое.
— Все всегда взаимосвязано! Нет нас — нет сотрудничества…
— Да что ты говоришь! Посмотри-ка, активы и по сей день крутятся, хотя “нас” уже три года как нет!
— Так, значит, три года назад ты мне изменил впервые?
Как же я не хотел затрагивать эту тему в разговоре, но уж об изменах… Я не говорю, что имел право обманывать жену, не ищу оправданий, но мы не раз ради карьеры сбрасывали звонки, когда были очень нужны друг другу, улетали слишком рано, а прилетали поздно, не посещали мероприятия, на которые приглашают только парами… Думаю, если бы мы были внимательнее или любили друг друга по-настоящему, всего этого не произошло бы, но так получилось, что в какой-то момент я стал искать тепло в других людях, и наши отношения с Верой дали трещину.
И тем не менее до Жен я никогда, ни единого раза не встречал женщину, ради которой бы даже мысль допустил расстаться с женой. Но Жен случилась. Ворвалась в мое сознание запахами, звуками, касаниями пальцев, стала воспоминаниями, ассоциациями, и только потом все это удивительно красивое нечто соединилось с картинкой. Последнее звено встало на место… ее удивительные, добрые и грустные глаза, эфемерная хрупкость и бледность. Я захотел быть с ней, осознавая все риски, все последствия, реакцию общества и родителей. Она стала мне нужна, как никто и никогда не был раньше. Она стала той, кого я хотел видеть рядом вместо Веры, и это явилось болезненным открытием. Быть может это значит, что мы с самого начала ошиблись с выбором спутников жизни, но первое предательство по отношению друг к другу совершили все-таки когда поставили карьеры во главу угла. Вот когда мы изменили впервые.
— Это и есть наша проблема, Вера, — говорю тихо. — Рабочие места, работа, родители, ожидания, журналисты… Соблюдать видимость, растеряв остатки уважения друг к другу, я не согласен.
— Это неправда, — возражает она. — Я уверена, что еще не поздно все поправить.
И тут меня разбирает смех.
— Вера, ты даже не помнишь, что я за человек. Ты подумала, что я тебе изменяю, и прошу родителей прикрыть мою задницу. Да я бы никогда так не поступил! Ты должна была прилететь в тот же день, когда я не взял мобильный телефон! Но нашла более удобный вариант для себя — решила, что я просто козел, с которым ничего не могло случиться.
— Прости, мне жаль.
Но интонации ее подводят. Для нее моя новость о другой женщине страшнее обрушения здания, и раз я признался в слабости — значит, виновен по всем статьям. Она уговаривает себя простить, но ничего не получается. Возможно, она не спрашивает имени, потому что пока не знает, не ощущает полноты случившегося? Защищается?
— Вера, пора признать, что ничего не вышло, и двигаться дальше. С родителями и делами мы разберемся. Мы многое можем, и уже доказали это. Давай расстанемся по-хорошему и попытаемся найти компромисс.
— Мы больше десяти лет женаты, Кирилл, это не просто так. Не месяц и не два, которые не жалко выбросить в мусор…
— А еще ты больше десяти лет не живешь в России. Тебе в Германии более комфортно, чем здесь. Там твоя работа, друзья, родители уже восемь лет как перебрались на ПМЖ… И я помню, с каким трудом ты оторвалась от своих исследований ради моей реабилитации. Тебе было здесь некомфортно, а я — неприятен!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это был тяжелый период, не стоит винить меня за маленькую слабость.
Резонно, но есть проблема.
— Это был единственный период нашего совместного проживания за последние годы. И теплых воспоминаний о нем у меня почти не осталось. Вера, хватит врать. Ты не хочешь возвращаться в Россию, а я влюбился в другую, изменил тебе и даже не скрываю. Ни то, ни другое не поправится.
— До трагедии ты так не говорил. Давай сходим в психотерапевту… Он тебе скажет то же, что и я: придуманными чувствами к другой ты пытаешься компенсировать случившееся. Пострадал по случайности и пытаешься взять под контроль всю остальную жизнь! И наш брак ты тоже всего лишь пытаешься разложить по полочкам. Раньше не жаловался…
— Раньше я не знал, что бывает иначе, что существуют другие люди — не такие, как мы, Вера. Честные, внимательные и открытые.
Это заставляет ее удивленно замолчать.
— Мои родители живут примерно так же, как мы. Они развлекаются работой, потому что дома не очень-то счастливы. Мы с тобой пошли еще дальше — разъехались и завели себе каждый по новой жизни.
Как так получается, что она упорно не понимает? Не очень-то хорошо нам было, раз мы допустили разлуку. Будь мне не все равно, я бы никогда не отпустил Веру. Ведь вынудил же Елисееву работать на себя, чтобы всегда иметь возможность ее увидеть. Такая вот забавная и горькая правда: как только влюбился — обнаружил, что являюсь ревнивцем и собственником. И прошлый опыт меня к этому открытию не подготовил…
— И если бы мне моя новая жизнь нравилась меньше старой, я бы, наверное, уже давно вернулся в Германию. Очевидно, с тобой все то же самое.
— Хочешь потолковать о жизнях, Кирилл? Лучше расскажи мне о том, что у тебя в ней нового. О пассии своей, — не выдерживает Вера, явно неправильно истолковав мои слова.
Вздыхаю. До нее не достучаться.
— Давай, Кирилл, я не понимаю… Ты говоришь, что меня не было рядом, а ведь я предложила вернуться, детей родить… Дело все-таки не в этом. Тебе просто захотелось острых ощущений, правильно?
— Вера! — кричу в голос. — Ничего бы не случилось, если бы изначально мы сами не постарались на славу!
— Рассказывай! — тоже переходит она на крик.
— Я…
Но в этот момент раздается стук в дверь и на пороге появляется Дарья. Вид у нее ужасно виноватый.
— Я же просил, чтобы нас не беспокоили, — напоминаю, стараясь подавить раздражение, вызванное отнюдь не секретаршей. Получается… неплохо, но далеко не идеально.
— Я подумала, что ситуация обязывает. Речь об Алисе.
Замечаю, что глаза у нее блестят от слез, и сердце проваливается в пятки. Дарья не один раз сопровождала меня в поездки к малышке и хорошо знакома с девочкой. И она расстроена, а, значит, случилось самое страшное.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Переведите звонок, — прошу сипло.
Короткая телефонная трель, и я снимаю трубку. Не считая приветствия, я почти ничего не говорю, у меня нет на это сил. К счастью, отец Ириски обо всем рассказывает мне сам. О том, что Капранов не просто так отказался делать операцию. Было поздно. А я не могу поверить — всего неделю назад она была в порядке. Сколько дней назад я ее видел? Семь? Восемь? А ведь она так и не захотела со мной разговаривать. Права была — никудышный из меня спаситель…
