должным образом сделал предложение, оно было принято, и 6 июля 1893 года они благополучно поженились в Королевской капелле Сент-Джеймсского дворца. И хотя этот брак был в значительной мере организован извне, между супругами возникла сильная эмоциональная связь, которая особенно окрепла в условиях войны, воспринятой королем как глубоко личное дело. (В 1910 году, после восшествия короля на престол, Джорджи и Мэй стали Георгом и Марией.) «Очень часто я чувствую отчаяние, – писал он в одном из писем, которыми они с женой обменивались ежедневно, когда их разлучал воинский долг короля. – Если бы не ты, я бы уже сломался». Мария ответила на эти слова теплым письмом, в котором, однако, с сожалением упрекнула мужа за формальное отношение к ней наедине. «Как жаль, – писала она, – что ты не можешь сказать мне то, что сейчас написал, потому что это для меня имеет особую ценность».
До того как в возрасте 44 лет вступить на трон, Георг V большую часть своей жизни был морским офицером, так что умение проявлять упорство и твердость стало неотъемлемой частью его характера. Своего старшего сына Дэвида король отправил на Западный фронт. Второй сын, Берти, прошел стажировку на нескольких кораблях военно-морского флота. Молодой гардемарин, который на ежедневной поверке экипажа откликался на фамилию Джонсон, научился подбрасывать уголь в топку, развешивать гамаки в столовой и даже наблюдал военные действия из орудийной башни – во время Ютландского сражения в начале лета 1916 года.
В Лондоне королева Мария пыталась разобраться в том, как ей реагировать на ужасающие военные потери. Одно только Ютландское сражение унесло жизни более чем 6 000 британцев. В первый день битвы на Сомме, 1 июля, были убиты и ранены 57 470 человек – больше, чем было убито в Крымской и Англо-бурской войнах, вместе взятых[16]. В августе того же года на кирпичных стенах домов с террасами в лондонском Ист-Энде начали появляться диковинные «уличные часовни» – народные мемориалы. Местные жители создавали их в память о погибших воинах, которые жили в этих районах.
Фамилии павших были обрамлены флагами, цветами и лентами, а также фотографиями военачальников и членов королевской семьи. В августе королева Мария неожиданно появилась у одной такой часовни на улице лондонского района Хакни. Она совершенно без церемоний, неспешно, без видимой охраны переходила от мемориала к мемориалу. Скоро вокруг собрались толпы местных жителей, которые пришли поприветствовать королеву. Всего таких памятных мест было десять, и перед каждым королева склоняла голову и оставляла букет цветов, подолгу разговаривала с собравшимися о постигшем их горе. Мужчины и женщины не сдерживали слез. Трудно представить себе, чтобы народ оказал такой теплый и радушный прием принцессе Германии, Австрии или России, даже если бы она рискнула выйти из дворца на улицу, чтобы пообщаться с подданными.
Правда, вскоре в далеком Петербурге произошли события, которые изменили тон подобного общения. «Дурные вести из России, – отмечал Георг V в своем дневнике 13 марта 1917 года. – В Петрограде действительно началась революция».
Через два дня пришло известие о том, что его двоюродный брат Ники, царь Николай II, был вынужден отречься от престола. От Октябрьской революции побежали мурашки по коже у монархов всей Европы…
За какие-то полтора года рухнули две империи и еще восемь монархий – все они стали жертвами военных поражений. Однако даже монархи стран-победительниц почувствовали в своем положении нечто новое. «Я заметил, что с тех пор, как дошли новости о русской революции, – отмечал полковник Ансуорт, сотрудник Армии спасения из Эссекса, – у определенной части людей изменилось отношение к королю и королевской фамилии. На улицах, в поездах и автобусах пошли всякие разговоры… Мой друг видел в вагоне второго класса надпись: «К черту короля! Долой аристократов!» [Тогда железнодорожные вагоны второго класса были эквивалентны сегодняшнему бизнес-классу в самолетах.] И тут я задумался: а не могут ли лозунги, которые пишут в вагонах третьего класса, быть еще более нелояльными?..»
В июне 1917 года финансовый советник Георга V лорд Ревелсток написал личному секретарю короля лорду Стэмфордхэму письмо, в котором предлагал полнее информировать короля об антимонархических и республиканских настроениях в стране. Это не вызвало у личного секретаря ничего, кроме возмущения. «Я могу без колебаний сказать, – отвечал он, – что не верю в то, что в мире есть другой монарх, которому более бесстрашно говорят правду люди, непосредственно находящиеся у него на службе, и который воспринимает ее с такой доброжелательностью – даже благодарностью, – как король Георг. В стране нет ни одной социалистической газеты, ни одного клеветнического листка, которые бы мы не читали, не размечали и не показывали бы королю, если в них содержалась критика (все равно, дружественная или недружественная) Его Величества и королевской фамилии».
Подтверждение истинности заявления Стэмфордхэма хранится в Королевском архиве, а точнее в папке, озаглавленной «Беспорядки в стране». Папка действительно содержит множество тщательно проработанных статей из радикальных изданий. Но это было далеко не все.
Стэмфордхэм сформировал группу экспертов из числа трезвомыслящих людей, которые, как считалось, держат руку на пульсе страны. Отчеты и дискуссии членов группы, которая частично представляла собой разведывательную сеть, а частично – мозговой центр, также содержатся в этой папке.
Одно из собраний состоялось в конце апреля 1917 года. Главной темой для обсуждения в свете стало тогда провокационное письмо писателя Герберта Уэллса, которое он направил в газету Times. В нем он, в частности, призывал к созданию Республиканского общества Великобритании. Оно должно было показать, что «наши сердца постоянно выступают против династической системы, которая так долго разделяла и озлобляла нас и растратила дух человечности». В широко разошедшейся цитате Уэллс не скрывал своего презрения к «чужестранному и скучному двору» Георга V. Король, как известно, на это ответил: «Может, я и скучный, но будь я проклят, если я чужестранец».
Слово «чужестранец» зазвучало особенно болезненно весной 1917 года. К дирижаблям-цеппелинам, которые бомбили Восточную Англию и Сандрингем в 1915 году (благодаря чему появился пруд Вулфертон Сплэш), добавилась гораздо более серьезная угроза – хорошо вооруженные немецкие бомбардировщики, произведенные на заводах компании Gothaer Waggonfabrik. Большинство заводов находилось в городе Готе (Gotha), в южной части герцогства Саксен-Кобург-Готского, от которого произошло название британской королевской династии. Во время первого налета бомбардировщиков погибли 95 человек в Фолкстоне и его окрестностях на южном побережье графства Кент. В результате июньского налета на Лондон были убиты еще 162 человека, а за следующие
