– Мне так думается, что не руда, а какая-то дурная сила.
– Все так, – согласился Федорыч. Передернув озябшими плечами, бодро заметил: – Похолодало… В дороге согреемся!
Распихав шкуры по рюкзакам, закинули поклажу за плечи и двинулись навстречу сгустившемуся мареву, через которое, словно в плотный туман, просматривались контуры далеко стоявших холмов, отчего они выглядели нарисованными, почти нереальными.
Растянувшись в длинную цепочку, потопали через чернеющий лес, казавшийся в эти минуты особенно враждебным, прямиком к Ядвигскому холму. Тучи, разделившись на две части, стали обходить останцы с двух сторон, как если бы надумали взять охотников в полон. Покружили над головами, попугали отблесками молний, густо роившихся в их черных, разбухших от воды брюшинах, а потом, видно раздумав, соединились в темную непрозрачную пелену и тяжело поплыли себе далее, обдирая тяжелую вязкую утробу об острые, будто бы колья, вершины елей.
Неожиданно ослепительный блеск ударил по глазам, на мгновение отвоевав у дремучей темноты небольшую полянку с розовыми крохотными цветочками, дивным оазисом представшую в дремучем лесу. Я отчетливо увидел на поляне с цветами отпечатки двух пар медвежьих лап, тех самых, что мы видели подле места убийства отца и сына. Кому принадлежали эти следы, я уже знал, вот только в силу какой-то своей предубежденности озвучивать не пожелал.
Следовало еще раз проверить.
– Ты чего застыл? – удивленно спросил Степан Денисович.
– Да так… померещилось.
– Лешего что ли узрел?
– Что-то вроде того. Лезет в голову всякая чертовщина. Никак не могу от нее избавиться!
Поправив сползающий рюкзак с потяжелевшей медвежьей шкурой, потопал дальше. Возникло ощущение, что затылок буравит чей-то тяжелый и настороженный взгляд. Не выдержав, я вновь обернулся, но увидел только темные высокие ели, плотно разросшиеся вдоль тропы.
Вновь ударила молния, на тысячи миль осветив пространство. За ней тотчас ударила другая, столь же яркая. Теперь грозовые облака были как раз над нами, и молнии немилосердно вспарывали нависшие тучи, выпуская наружу содержимое. Дождь бил в лицо, нещадно хлестал по спинам.
Впереди, будто бы не замечая тяжелых потоков воды, хлынувших с неба, шествовал Степан Денисович. Порой его ноги застревали в черной и вязкой глине, напоминающей трясину, и он, ненадолго прерывая размеренный шаг, справляясь, топал дальше.
Еще один разряд, столь же внезапный и красочный, от немилосердного потрясения содрогнулась земля, и я невольно ощутил ударную волну, прошедшую по всему телу.
Где-то между деревьями, на расстоянии метров тридцати, подсвеченная молнией, показалась медвежья туша, размеренно топавшая параллельным курсом. Сорвав с плеча винтовку, я пальнул выше головы медведя, осознавая, что попасть в него в такой темени весьма проблематично. Следующий разряд молнии, ударивший практически над самой головой, вновь осветил узкую луговину, где какое-то мгновение назад я заприметил животное. Вот только в этот раз его уже не было. Оставались лишь только колыхающиеся кусты, которые беспощадно, будто бы за какую-то провинность, хлестали упругие струи дождя.
– Ты чего патроны не бережешь? – перекрывая раскаты грома, крикнул Степан Денисович.
– Там медведь был… Ты можешь сказать, что я мнительный, но мне кажется, что он шел за нами. Вот я и пальнул в его сторону, чтобы хотя бы отпугнуть.
Выждав секунду, Степан Денисович проговорил.
– Тут в такой темени все что угодно может показаться… Хотя, как знать… Не самое подходящее время, чтобы по тайге шастать, когда людоед рядом. А почему ты про другие следы умолчал?
– Какие? – слепил я непонимающее лицо.
– А те самые, что были рядом со следами матухи.
– Даже не знаю… Этих следов не должно быть.
– Почему?
– Мне показалось, что это следы моего питомца. Он у меня в вольере жил.
– Питомца говоришь… Хорош питомец! – прокричал Степан Денисович, перекрывая раскаты грома. – Не веришь, что людоедом стал? Отогнал матуху с выводком, а сам человека принялся жрать! Посмотреть бы мне на него!
– Я мог обознаться. Следы почти затерты.
– Все может быть… Но у меня такое чувство, что мы с ним еще встретимся. Давайте спустимся в распадок, отсидимся немного, а потом дальше потопаем. В полукилометре отсюда не такой дремучий лес, как здесь… Поприятнее, что ли.
Углубившись в узкую падь, такую же дремучую, как палеозойская растительность, разросшаяся под ногами, и подставив накатившему шквалу спины, терпеливо стали пережидать дождь. А он все бесновался, все свирепствовал, как это нередко случается в предосеннюю пору, которая в сибирское лето наступает очень рано. От размякшей земли, будто бы от глубокого погреба, тянуло мерзлотой, пронизывало до самых костей. Ветер то стихал, разгоняя собравшиеся в хоровод тучи, а то вдруг, разобидевшись на что-то, усиливался, подвывал и свистел, кружил сорванными листьями и швырял их по сторонам целыми охапками. В опасной близи в землю воткнулась поломанная молния, и огромная сосна, будто бы перепугавшись, треснула, подломилась, и, выстреливая разорванным лубом, словно порванными струнами, с затяжным скрипом принялась медленно валиться на землю, круша при своем падении низкорослые сосенки и ветви близстоящих деревьев. А потом, не достигнув земли, уже подхваченная толстыми сучьями соседних сосен, будто бы дружескими руками сотоварищей, остановила свое падение.
Дождь прошел так же неожиданно, как и явился. Просто в какой-то момент стало понятно, что прекратилось завывание, а вихрь, будто бы набаловавшись, перестал срывать листья. Не дождавшись, пока на землю упадет последняя капля, Степан Денисович разогнулся в свой немалый рост и негромко скомандовал:
– Потопали! Пока дождь по новой не разошелся, часа через два выйдем, а там уже и до дома рукой подать.
Растянувшись в длинную цепь, выползли из скользкой глинистой расщелины. Степан Денисович впереди, а я, в привычной для себя роли, – замыкающим. Дальше дорога была унылая, насквозь сырая, промокли до последней нитки, но на такие мелочи внимания уже не обращаешь. Вот выйдем куда следует, а там у костра и разогреемся.
Добрались до оставленных машин. И только оказавшись в салоне «Нивы», я почувствовал, что очень устал. Запустив двигатель, не сумел обойтись без нежностей.
– Ну что, родимая, поехали! Знаю, что не подведешь.
Машина аккуратно, будто бы слушаясь моего голоса, плавно перекатила через кочку и, пустив грязную волну из глубокой ямы, мягко преодолела глинистый склон. Теперь дорога домой, а обратный путь всегда короче.
Глава 4
Нехорошая ночь
Вернувшись домой и припарковав машину неподалеку от своей избушки, я заметил следы медведя. Косолапый вел себя довольно недружелюбно: дважды обошел избу, приподнявшись на задние лапы, заглянул в окно, после чего направился к сараю, где я обычно хранил инструментарий, необходимый в охотничьем хозяйстве. Конечно же, я всегда знал, что медведь – зверь любопытный, вот только никак не полагал, что до такой степени.
Склонившись, осветил следы. Они были мне знакомы. Я мог поклясться, что именно такие же отпечатки видел сегодняшним вечером в лесу. Та же длина и ширина ступни, тот же изгиб пальцев, характерная трещиноватость на мозолях, даже косолапость, столь свойственная медведям, выглядела аналогичной.
Вот только что ему было нужно у моего домика?
Зверь ушел не сразу. Он как будто бы чего-то высматривал или поджидал; дважды ложился у самого порога, как это делает верный пес, поджидая своего припозднившегося хозяина, а потом, видно, разочаровавшись, утопал в тайгу по каким-то своим хозяйским делам.
Похолодало. Нарубив дров, я вернулся в дом и, плотно пообедав, затопил печь. Уже в разогретой избе продолжал размышлять о перипетиях прошедшего дня. Произошедшее не отпускало меня, пугало, заставляло вновь переживать каждую прожитую минуту. Медвежьих следов становилось все больше, и это мне определенно не нравилось. Наконец, утомленный переживаниями прожитых часов, я тихо уснул под рваный бой усиливающегося дождя. Через полудрему я слышал, как по подоконнику несколько раз били ветки, вот только пробудить они меня так и не сумели.
Разбудило меня усиливающееся чувство тревоги, возникшее где-то в самом центре мозжечка. Понемногу оно расползлось по всему телу, окончательно прогнав сон. Сняв со стены карабин, я вышел на крыльцо. Так оно и есть: подле дверей было натоптано, а подоконник слегка поцарапан медвежьими когтями. Склонившись, принялся изучать: по следам похоже, что эта было медведица средних размеров, а вот рядом с ней видны отпечатки следов крупного самца. Именно такую пару увидели с неделю назад в деревне Выселки, когда они разодрали двух грибников.
Не знаю, что именно заставило меня обернуться: не то сухой треск ветки, не то обостренное подсознание, работавшее в режиме опасности, не то многолетний опыт охотника, а может, все вместе взятое. Но вдруг прямо перед собой я увидел молодую медведицу, поднявшуюся на задние лапы и изготовившуюся для удара. Опрокинувшись на спину, я успел нажать на два курка, выстрелив прямо в черную открытую пасть медведицы. Ее голова откинулась, как это бывает при сильном ударе. Потеряв ко мне интерес, она некоторое время стояла неподвижно, словно прислушивалась к своему состоянию, после чего завалилась на бок, мелко подергивая конечностями.
