Гарри можно противостоять, только если говорить с ним на его же языке. Я даже понимаю гнев, который он чувствует по отношению ко мне. Да, я это заслужил. Но не могу представить, чтобы кто-то столь прекрасный, как Тесса Кармайкл, мог заработать подобную ярость.
Я снова беру Тессу за руку. Ощущение этого прикосновения слишком интимно, но мне хочется поддержать ее этим жестом, и, возможно, немного самого себя.
— Пойдем, — ободряюще говорю я. — Какой стейк ты предпочитаешь?
— Хорошо прожаренный с бобами, — отвечает девушка, бросая на меня быстрый взгляд и крепко сжимая губы, как будто только что приняла окончательное решение.
Я замечаю, как она расправляет плечи и вызывающе поднимает подбородок, словно предупреждая всех заранее, чтобы не смели даже издалека криво взглянуть на нее. Не знаю, следует ли мне сочувствовать ей или восхищаться той силой, которую она излучает несмотря на то, что я заставляю ее делать то, что ей явно неприятно.
Мы входим во вращающуюся дверь, и, чтобы Тесса не смогла сбежать, я тащу ее с собой в отсек. На несколько секунд мы оказываемся так близко друг к другу, что я могу вдохнуть фруктовый аромат ее волос и почувствовать грудью прикосновение ее спины. Я обнимаю ее за талию и говорю себе, что это для того, чтобы она не споткнулась, но на самом деле мне хочется ощутить ее. То, что заставляет меня прикоснуться к ней — что-то вроде непреодолимой потребности. И я не просто хочу прикоснуться к ней, мне хочется защитить ее. Не только от Гарри и жителей этого городка, но и от всего, что может ей угрожать. Узость отсека вращающейся двери — лучший повод для этого. Это заканчивается после двух вдохов и Тесса торопится от меня избавиться.
Слегка приоткрыв губы, она бросает на меня быстрый затравленный взгляд, затем оглядывается в супермаркете.
Магазин Гарри не особо большой, но для такого маленького города, как Гленвуд, достаточно велик. Это из-за того, что раньше здесь проживало гораздо больше людей. В другом городке такого размера в подобном супермаркете, вероятно, можно было бы получить лишь только самое необходимое. Но не в этом. Здесь можно было найти практически все, даже такие современные вещи, как мобильные телефоны. Для Гарри всегда было важно иметь в ассортименте товар, который обычно пользовался редким спросом. Ему хочется, чтобы Гленвуд был готов к любой чрезвычайной ситуации. Гарри всегда рассчитывает на какую-то катастрофу: нападение русских, отравление воды террористами, восставшие из могил зомби. Что бы ни случилось — в Гленвуде у вас есть все шансы выжить. Для экстренных случаев в наличие есть аварийные пакеты любых размеров.
— Ну что ж, стейки, — говорю я, подтягивая Тессу к прилавку с мясом, который находится в задней части магазина.
Здесь никогда ничего не меняется сколько я себя помню. Причина для этого та же, что и для обширного ассортимента в магазине. В чрезвычайной ситуации клиенты Гарри должны точно знать, где что можно найти. А это станет затруднительным, если он постоянно начнет менять расположение товара, как это практикуют крупные сети, заставляя свою клиентуру продираться через запутанные лабиринты, чтобы, пока люди ищут то, что действительно хотят купить, заставить их покупать больше, чем им нужно.
В проходе с инструментом стоит молодой человек и смотрит на нас, пока мы к нему приближаемся. Я его не знаю, но он, должно быть, ненамного старше меня. Он озадаченно смотрит на Тессу, поднимающую подбородок еще выше и поспешно тянущую меня мимо незнакомца. Очевидно, его не знаю только я.
— Кто это был? — спрашиваю я, проходя мимо него, и оборачиваясь через плечо.
Он все еще пялится нам вслед. И мне не нравится то, как он сейчас смотрит. Я крепче сжимаю руку Тессы и притягиваю ее ближе. У парня было что-то с Тессой? Была ли это ревность в его взгляде?
— Джош Бэнкс, заместитель шерифа. Вероятно, он прямо сейчас доложит Марку.
Я напрягаюсь, когда слышу имя Марка. Мне хочется, наконец, понять, что здесь происходит. Но я не могу заставить Тессу объясняться. Не имею права делать этого. Когда мы сворачиваем за угол, Тесса резко вырывает руку из моей и останавливается. Перед стойкой с мясом стоит Гарри, разговаривая с сотрудницей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это старушка Маргрет? — удивленно говорю я. Маргрет была лучшей подругой моей бабушки, и почему-то в ней я тоже всегда видел бабушку. Она поднимает глаза, задумчиво на меня смотрит и ее лицо просветляется.
— Мой мальчик, это ты, — смеется она и ковыляет ко мне.
Маргарет всегда была хромой. Во всяком случае, я не помню ее другой. И поскольку бабушка всегда говорила мне, что не культурно расспрашивать других «что и почему», я никогда не спрашивал.
— Да, это я, — говорю я, игнорируя жесткий укоризненный взгляд Гарри. Я даже не разочарован тем, что он все еще так на меня смотрит. Не ожидал, что он когда-либо простит меня. Даже после того, что я выжил в пятилетнем аду. Я склоняюсь и обнимаю Маргрет, чьи волосы стали абсолютно белыми. Она, кажется, стала еще меньше. Старушка всегда была маленькой, но теперь кажется хрупкой и крошечной.
— Я действительно так рада, — говорит она. — Слава богу, ты к нам вернулся.
Когда я смотрю на него, Гарри что-то бормочетон, и в его глазах плещется гнев. Да, ничего не изменилось. Все по-прежнему, как я оставил. И глубочайшая ненависть Гарри ко мне, и чувство вины, когда я смотрю в его сломленные глаза. Я отрываюсь от Маргрет.
— Гарри, — приветствую его я.
Он игнорирует мою руку, вместо этого презрительно фыркает в сторону Тессы.
— Что ты здесь делаешь? Тебя здесь не обслуживают.
— Все тот же «старый-добрый» Гарри, — говорю я. — Это магазин, мы закупаемся.
— Мы? — спрашивает он, прищуриваясь.
— Тесса была достаточно любезна, чтобы позволить мне жить у нее. Так что и в этом городе все еще не перевелись люди, которых можно именовать таким образом.
Гарри сужает глаза и смотрит на меня с полным презрением.
Тесса рядом со мной нервно переминается с одной ноги на другую. Я обнимаю ее за плечи, что Гарри комментирует своего рода ворчанием.
— Тесса украла здесь? — сухо спрашиваю я.
— Нет.
— Тогда нет никаких причин, по которым она не должна быть здесь. Твое личное мнение не интересует, — информирую его я, шагаю вперед к холодильной стойке и достаю пачку стейков.
— Привет, Маргрет, — говорит Тесса с дружеской улыбкой. — Как у тебя дела?
— Замечательно. Захвати для Джорджа еще бутылку соуса для барбекю, который он так сильно любит.
Маргрет протягивает Тессе бутылку темно-красной жидкости. Я улыбаюсь ей с благодарностью. Ее никогда не беспокоило мнение других людей. Старушка Маргрет — замечательный человек.
Тесса благодарит ее, а затем провокационно смотрит на Гарри.
— Передай от меня привет Марку.
Мы идем к кассе, затарившись упаковкой пива, стейками, тако, бобами и продуктами, которых хватит на целую неделю. Гарри все время пристально на нас смотрит, но не произносит ни слова. Я и не ожидал ничего иного, он всегда был трусливым. Мужчина мог быть грубым по отношению к женщинам, всегда был властным тираном дома, но против взрослых мужчин — кишка тонка. За его надменной маской скрывается самый никчемный слабак. В том, что мать Марка бросила семью, когда ее сыну было четырнадцать лет, возможно, была вина Гарри.
Я кладу товар на ленту и жду, пока Гарри посчитает, но он не двигается, просто стоит у кассы и смотрит на меня.
— Мы хотим заплатить, — говорит Тесса, вызывающе глядя на него.
— А я сказал, что ты ничего здесь не получишь.
— Тогда заплачу я, — говорю я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты тоже больше ничего здесь не получишь.
Тесса прочищает горло, затем проталкивается мимо меня и становится прямо перед Гарри.
— Ты и я, у нас никогда не было особо хороших отношений. Я совершала ошибки, ты тоже. Я также понятия не имею, что такого плохого сделал Лиам. Но перед тобой человек, проведший в неволе пять лет. Он сражался на войне, которую ты так боишься. Этот мужчина видел ужасные вещи. Ты не смеешь к нему так относиться. Лиам получит сегодня свои стейки, и, если для этого мне придется пнуть под зад пожилого мужчину, я сделаю это, — угрожает она, показывая в эту секунду себя такой, какой я еще ее не видел. Ее сжатые в кулаки руки, прижатые к бокам, дрожат от гнева.
