Сделав шагов двадцать, Джели не выдержала и остановилась.
– Данте, вчера ночью… Сегодня утром… Просто хотела, чтобы вы знали, я действительно очень благодарна вам за все. И не собираюсь ни говорить, ни делать ничего, что могло бы расстроить планы Лизы.
– Я это ценю.
– И еще я постараюсь, чтобы ваше кафе-мороженое стало самым замечательным, какое только можно представить. Если, конечно, вы говорили всерьез о мастерской.
– Она ваша, но мне кажется, сейчас не та погода, чтобы стоять посреди улицы и обсуждать дизайн интерьера. – Джели не двинулась с места. Данте пожал плечами. – На задворках кафе есть небольшое помещение, выходящее в сад. Когда я увидел вашу работу, подумал, что кафе-мороженое в американском стиле вполне может подойти.
– В таком случае забудьте то, что видели. Лучше сделать его в стиле пятидесятых.
– Возможно. А ваша сестра не будет возражать, что я копирую ее идеи?
– Никакого копирования не будет. В конце концов, она сама позаимствовала идею у американцев, и потом, вы же не станете копировать ее мороженое, а будете делать свое gelato[14], как я полагаю.
– Вы слишком углубляетесь.
– Просто думаю наперед. Кстати, вы будете делать его сами или у кого-нибудь покупать? Здесь есть кто-нибудь из местных, кто мог бы поставлять вам что-то особенное?
– Хороший вопрос. Я подумаю. Может, пойдем?
– Да. Нет. Хочу, чтобы вы знали, я понимаю, почему вы были полностью – и даже несколько грубо – откровенны со мной сегодня утром.
– В самом деле?
– Вы сказали, никаких игр, по крайней мере, в том, что касается меня. А в отношении Лизы… что ж, это ваши с ней дела.
– Это все?
– Да. Нет.
– Вы могли бы немного расслабиться, подойти ближе ко мне, попробовать улыбнуться. Потому что сейчас мы смотримся так, будто собрались биться на саблях, а не ложиться в одну постель.
– Неужели? – Вопрос о том, как близко они вчера подошли к последнему, повис в воздухе. – Я тоже должен перед вами извиниться.
– Если вы о лошади, то чем меньше слов, тем лучше.
– Это слова Лизы, они засели у меня в голове и выскочили как-то сами собой. – Он выставил в сторону локоть, предлагая Джели взять его под руку. – Вы сами это сказали, Анжелика, мы играем в паре.
– Хорошо. – Она взяла его под руку, он подтянул ее ближе себе, чему она даже обрадовалась. – И забудьте про лошадь. Мне не следовало быть такой обидчивой. Не знаю, что бы я делала вчера ночью, если бы не ваша доброта.
– Вы бы справились. Вы женщина способная.
– Хорошо, что вы так думаете, мне бы хотелось воспользоваться моими способностями. Могу я отложить на час урок работы в баре?
– На сколько угодно. Лизе удалось растянуть свой на несколько недель.
– Это как же? – Чтобы овладеть всеми премудростями мастерства баристы могло потребоваться немало времени, но базовые навыки не представляли особой сложности.
– В то время я слишком погрузился в страдания и не мог понять, что Лиза нарочно притворяется идиоткой, чтобы я был постоянно чем-то занят. Она изо всех сил старалась заставить меня не думать о Валентине.
– Валентина? Это ваша невеста?
– Она мне никто. Она вышла за другого.
– Так быстро? – Не самый тактичный вопрос, но слова сами сорвались с языка.
– Мой отец был готов дать ей все, чего я никогда не смог бы дать. К тому же она, видимо, забеременела.
Его отец?
Они дошли до первой ярмарочной палатки, и, пока Джели пыталась переварить то, что он ей сказал, Данте убрал руку и сделал шаг в сторону.
– Дайте мне ваш телефон, чтобы я забил свой номер вам в «Контакты».
Джели машинально протянула мобильник, но мозг еще не справился с шокирующим откровением. Валентина изменила Данте с его отцом? Не мудрено, что он замкнулся, а Лиза так за него переживала.
Стянув перчатку, Данте набрал свой номер и вернул ей телефон.
– Позвоните мне, когда будете торговаться по поводу цены на дизайнерскую одежду или обувь.
– Что?
Он огорошил ее своим признанием, а теперь как ни в чем не бывало собирался торговаться о цене на обувь. Однако его предыдущее упоминание о Валентине нельзя назвать случайным. Он хотел сам рассказать ей об этом, прежде чем Лиза шепнет об этой истории. А потом, чтобы показать, что больше не хочет об этом говорить, нарочно сменил тему.
– О да. Grazie. Я люблю ходить по незнакомым ярмаркам, но боюсь, с одеждой и обувью придется повременить, пока не выяснится, готов ли банк вернуть мне деньги. А сейчас я первым делом собираюсь пойти туда, где нашла Крысенка, чтобы выяснить, не ищут ли его. Здесь принято вешать объявления о потере питомца?
– Я не видел ни одного. Может, стоит повесить объявление: «Найден котенок»?
– Пожалуй, это разумнее, чем если я начну стучаться в двери к незнакомым людям, притом что с трудом могу связать два слова по-итальянски.
– Не просто разумней, гораздо безопасней. В данных обстоятельствах вам не стоит делать ничего в одиночку.
– Вы сможете пойти со мной?
– Давайте ограничимся объявлениями. Могу я спокойно оставить вас побродить по ярмарке, пока сфотографирую Крысенка и напечатаю несколько объявлений? Когда они будут готовы, я вернусь и найду вас.
– Спокойно? А что, со мной может что-нибудь случиться?
– Если вам попадется какое-нибудь заблудшее существо на четырех лапах, пройдите мимо.
Джели обошла весь рынок, фотографируя на телефон самые красочные палатки и отсылая их сестрам как доказательство того, что она доехала, у нее все в порядке, и она занимается вполне естественным для туриста делом.
Она пыталась говорить по-итальянски, обменивалась с продавцами приветствиями, интересовалась ценой и пыталась понять ответы, пока не начала улавливать в языке улицы так не похожие на него тщательно произнесенные слова из своего краткого курса итальянского.
Несмотря на намерение просто побродить по ярмарке, Джели не смогла побороть себя и не обратить внимание на палатки с одеждой секонд-хенд, где заметила несколько совершенно потрясающих тканей. Когда вернулся Данте, она стояла у палатки, торговавшей аксессуарами, изучая роскошную коллекцию старых лент, бусин и бисера.
Увидев его, хозяйка палатки, маленькая толстушка средних лет, укутанная так, что наружу выглядывало только лицо, радостно вскрикнула и, вскинув руки, бросилась обнимать и целовать, лопоча что-то по-итальянски. Данте засмеялся и повернулся, чтобы познакомить ее с Джели:
– Ливия, questa e la mia amica[15], Анжелика. Анжелика, познакомься, это Ливия.
Джели протянула руку:
– Piacere[16], Ливия.
Ее неуверенный итальянский вызвал у Ливии широкую улыбку и очередной шквал непонятных итальянских слов. Женщина взяла в руки коробочку с черными бусинами, которые разглядывала Джели, и показала жестом, что может положить ее к себе в сумку.
– Пару месяцев назад я помог ей получить разрешение на торговлю, – объяснил Данте. – Таким способом она говорит вам «спасибо».
– Но она должна благодарить вас.
– Мне не нужны эти бусины, но, поскольку вы мой друг, она с радостью отдает их вам. Возможно, в другой раз вы купите у нее что-нибудь еще.
– Grazie mille, Ливия. Данте, скажите ей, что я без ума от ее палатки, и очень скоро вернусь сюда.
Он что-то сказал, отчего женщина улыбнулась во весь рот, снова последовали объятия и поцелуи. Взяв у Джели пакет, Данте заглянул в него.
– Вижу, вы не ограничились рассматриванием витрин.
– Я получила работу, бесплатное жилье и мастерскую, за которую буду платить своим временем, поэтому купила кое-какие потрясающие ткани, чтобы начать работать, как только распакую свою швейную машинку.
– Может, вам нужно еще немного времени? Уверен, здесь еще остались кое-какие вещи черного цвета. – Джели ткнула его локтем в ребра, и он улыбнулся. – Значит, нет. – Сунув руку в большой карман своей кожаной куртки, он достал пачку листков. – Тогда займемся этим?
Она посмотрела на фотографию котенка.
– Теперь, сухой и чистый, Крысенок выглядит гораздо приличнее. Trovato. Найден? – Он кивнул. – Contattare кафе «Роза». И номер телефона. Коротко и ясно. Ой. – Джели подняла голову, потому что на бумагу приземлилось что-то мокрое, и цвета начали расплываться. Снова пошел снег. – Если мы повесим их сейчас, они тут же превратятся в кашу. У вас есть ламинатор?
– Нет.
– Хорошо, что я прихватила свой.
Пока Данте, одевшись по погоде, отправился расклеивать объявления, Джели позвонила в отдел банка по борьбе с мошенничествами и передала номер дела, который ей дали в комиссариате.
– Все нормально? – спросила Лиза, протягивая ей длинный черный фартук.
