— Посмотри и скажи, что думаешь,— повелел мне Кир.
То был обыкновенный заяц, спинка которого была пробита ударом стрелы. В разгар охоты один из воинов увидел эту готовую добычу у самой тропы. Поскольку заяц был пронзен стрелой с царским, красным, оперением, то он не мог взять его в руки, а только поднял на стреле и принес в стан, до которого было рукой подать — не больше стадия. Кир изумился: он знал, что никакого зайца не убивал, и даже обратился к своему копьеносцу. Тот пересчитал стрелы в колчане и сказал, что все на месте. Опасаясь, что тушка отравлена, Кир приказал копьеносцу осмотреть ее. Тот обнаружил, что заячье брюхо распорото и умело зашито. В брюхе таился кожаный кошелек со свернутым в трубочку листком пергамента.
Без особого труда и мне удалось добыть этот листок на свет.
— Прочитай глазами,— повелел Кир, явно довольный тем, что с первой загадкой я так быстро управился.
Надпись на пергаменте гласила:
«Сын Камбиса! Боги хранят тебя. Твой день пришел. Теперь ты можешь взять царство Астиага, не дожидаясь, пока его разум окончательно помутится от старости. Больше некому взять державу. А если придет иной, то тебе, имеющему высшее право на престол, несдобровать. Побуди своих персов на восстание и выступай в поход на мидян. Если Астиаг в войне против тебя поставит военачальником меня или кого-либо из знатных мидян, знай, большая часть войска перейдет на твою сторону. Слово Гарпага.
Все готово. Послушайся моего совета и действуй успешно.
Великий Митра хранит тебя».
— Кто такой Гарпаг? — спросил я. Кир взглянул на Гистаспа.
— Приближенный царя Астиага,— помолчав, ответил Гистасп, смущенный, что уже не мне, а ему самому приходится отвечать на вопросы.— Хранитель печати дворца. Стоит на третьей ступени царского родства.
Этот заяц напоминал приманку в капкане.
Открывалось уже три темных пути.
Астиаг создает видимость заговора, чтобы разделаться с Киром.
Астиаг узнает о готовящемся против него заговоре и пытается упредить развитие событий.
Астиаг не знает ничего, а истинный зачинщик заговора — Гарпаг. Ему удается соблазнить Кира на мятеж. И вот он получает в свои руки войска. Смерть же Кира необходима и в случае удачи, и в случае поражения. Если наемные убийцы были подосланы именно Гарпагом, значит, заговор рухнул раньше, чем подстреленный заяц добрался до Пасаргад.
Поделившись своими соображениями, я к тому же узнал, что подозревать Гарпага вдвойне трудно: он всегда заступался перед Астиагом за его внука, за что в свое время пережил длительную опалу.
Чем больше копилось важных сведений, проливающих свет на тайны Мидийского царства, тем более загадочной становилась вся эта история с покушением на Пастыря персов. К кому ни подступись в этой тихой и доброй стране — все милосердные люди, хлопотавшие о судьбе Кира. Да и от самого Астиага ожидать убийства единственного внука было бы и вправду странным, если только старик не выжил из ума. Пока ясно было одно: еще часа два назад, посреди глубокой ночи, дворец Кира был нашпигован убийцами, как стручок горошинами.
Спрятав свиток обратно в тушку и подумав, что теперь судьба глумится надо мной, подсовывая зайцев, я честно признался в бессилии своего ума:
— Царь, эта загадка выше моего понимания воли богов или злых умыслов смертных людей.
И вновь подобно раскату грома раздался смех Кира.
Брат царя и его гость, видимо, привыкли к этим внезапным раскатам и, как говорится, ухом не повели.
— Приятно убедиться, что мы не глупее эллинов,— сказал Кир.
— Могу только сказать, царь,— поспешил я хоть немного исправить положение,— что не стоит доверять по крайней мере еще двум чужестранцам. Иудейскому купцу, который, насколько догадываюсь, уже появился здесь со своими повозками и грузом пшеницы.
— Шету? — уточнил Гистасп.
— Не знаю имени. Повстречал его около Ниппура. Следует заглянуть поглубже в его мешки. Второй чужестранец — Аддуниб из Вавилона.
Упомянув «ученого мужа», я пожалел о том, что лишил его ядовитых жал. Пойманный с ними, он послужил бы доказательством моего искреннего стремления оказать царю услугу. Теперь же мой навет попахивал клеветой. Вавилонянин же наверняка стал вдвойне осторожным.
— Нельзя больше верить никому из живущих за пределами Пасаргад,— задумавшись и помрачнев, проговорил Кир,— Весь мир вокруг наполнился ложью и темными духами. Надо воздвигать высокую стену. Таков совет эллина.
Он пристально посмотрел на меня и, показалось мне, заглянул в мою душу, как охотник заглядывает в темную нору.
Потом он шевельнул рукой, и меня живо увели, и я сам оказался в норе. То есть теперь меня столкнули в какую-то глубокую, но довольно сухую яму, покрытую железной решеткой. Мне сбросили сверху, сквозь прутья, одежду, десяток лепешек и бурдюк с водой.
В той яме мне суждено было провести девять или десять дней. И, надо признаться, чем дольше я сидел, тем меньше сомнений и страхов по поводу своей судьбы оставалось у меня. Я с удовольствием вспоминал тот царский «большой совет», на котором мне довелось оказаться не последним человеком. И вот, сидя в яме и не ведая о своей участи, Кратон Милетянин воображал, как его приведут на новый совет и сам царь персов предоставит ему новые тайные сведения и станет также учтиво и внимательно выслушивать соображения Кратона по поводу дальнейших действий против врагов Кира. В своих грезах я восходил по всем ступеням, что вели к царскому трону, и вот уже обнаруживал себя сидящим по левую руку Кира в роскошных одеждах и произносящим важные и мудрые слова. Тогда приходилось потрясти головой и оглядеться вокруг.
Мне казалось, что Кир уже внял моим советам и расставил капканы на иудея и вавилонского «ученого». Теперь ожидали мы оба. Каждый на своем месте. Как только чужеземцы будут уличены, меня сразу поднимут наверх и призовут торжественно подтвердить свое обвинение.
Был я рад и тому, что мне на голову не бросают ядовитых пауков и змей. В других царствах стражники наверняка бы потешались такой забавой. Здесь эта нечисть и сама не падала в яму, поскольку вовсе не водилась в пределах дворца и, верно, вообще в Пасаргадах. Персы считают насекомых, ящериц и змей созданиями злого Аримана, а потому стараются уничтожать их, как только увидят. У них даже есть особые жрецы, которые разыскивают нечисть по всем щелям и убивают крепкими палками.
И вот наконец мне сверху протянули деревянную лестницу. Воодушевившись, я начал свое восхождение. Однако на земной поверхности меня схватили, связали мне руки и ноги, а лицо обмотали тряпкой. Потом я оказался над землей, но невысоко, то есть перекинутым через седло подобно тюку или охотничьей добыче.
Путешествие продлилось недолго. Когда меня вновь спустили на землю и позволили осмотреться, я увидел, что нахожусь в узком ущелье, затянутом густым утренним туманом. По двум сторонам света вздымались гранитные стены. а узкий проход между ними закрывали неподвижно стоявшие всадники, числом в полдюжины с каждой из сторон, вооруженные копьями.
Кроме меня, был здесь только один пеший. Этот перс диковатого вида стоял с опущенным мечом в руке подле плоского камня.
И тогда я устрашился. Поначалу казалось, что просто начал мерзнуть, ведь утро было сырым и холодным. Но стало ясно, что зубы застучали не от холода, а от страха. Судьба немало потрудилась, чтобы провести меня извилистыми тропами к этому камню, с которого должна была скатиться моя голова, а душа — вновь, но уже оставив позади тело, сойти в Царство мертвых.
Грезы растаяли.
Кем я был? Только наемным убийцей, не справившимся со своим делом. Полагалось быть благодарным царю персов за то, что меня допрашивал он сам, не применял пыток и теперь в награду за правдивость дарит легкую смерть. Все кончится не так уж и плохо, если меня не станут душить, отчего, прежде чем испустить дух, сначала испустишь все остальное — семя, мочу и жидкий кал, и не станут живьем сдирать кожу.
С одной из сторон всадники расступились, пропуск царя, въехавшего в ущелье на крепконогом белом жеребце. В просторной шкуре горного медведя царь выглядел очень могучим.
Я стиснул зубы, желая показать, что эллин способен умирать достойно.
Два воина, ехавшие следом за царем, соскочили с седел и подхватили царского коня под уздцы. Кир неторопливо сошел на землю в десяти шагах от меня. Еще двое всадников соскочили с коней. Один поставил около камня высоки раскладной стульчик с матерчатым сиденьем, а второй бросил с другой стороны от камня тростниковую циновку.
Перс с мечом подошел ко мне, взял меня за плеч сильной рукой, подвел ближе к царю и не посадил, а прямо-таки вдавил меня в циновку. Не согни я колени, так наверно, и ушел бы по пояс в землю.
