Фредди испугался. Вообще-то он был согласен, но ему не понравилось первое лицо множественного числа.
– Ты что, меня втянешь? – осведомился он.
Галахад очень удивился.
– Какое неудачное слово! – сказал он. – Я думал, друг Плимсола, брат Вероники только рад им помочь.
– Да, я рад, но…
– И в таком простом деле! Ты пойдешь и посмотришь, нет ли опасности. Трудную работу беру на себя.
Фредди полегчало, но он еще не все понял:
– А зачем?
– Прости?
– Какой в этом смысл?
– Дорогой мой, неужели у тебя нет воображения? Что будет, если девушка находит у себя свинью?
– Ну, она орет благим матом.
– Совершенно верно. Орет, а рыцарь кидается на помощь.
– Откуда ты знаешь, что он услышит?
– За этим я присмотрю. Я займу его разговором, а ты найди предлог, чтоб загнать Веронику в спальню. Какой именно? Дай подумать.
– Она хотела мне показать школьные фотографии.
– Прекрасно. Как только она двинется, бей в гонг. По этому сигналу я отпускаю Плимсола. Все сверили?
– Вроде бы да. Хорошо, что отец в городе. Успеешь вернуть свинью.
– Это верно.
– Это очень важно. Из-за своей свиньи он готов на все. Пробуждается спящий тигр.
– Не беспокойся. Я не хочу огорчать Кларенса. Лучше всего – второй завтрак. Ты можешь опоздать минут на десять?
– Давай на пять.
– Попробуем. А сейчас найдем Пру. У меня для нее записка. Если не ошибаюсь, она пустится в пляс. Где она, как ты думаешь? Я ее искал, искал…
Тут Фредди мог ему помочь:
– Я ее видел в деревне. Шла к викарию насчет базара.
– Пойду ей навстречу, – сказал Галли.
И, повторив инструкции, весело пошел по дорожке. Он любил добрые дела, а сегодня подобрались очень удачные.
4
Типтон Плимсол стоял на террасе, мрачно глядя на приветливый парк.
По зеленой траве среди благородных деревьев ходили коровы – и бурые, и пегие, – и он с неудовольствием смотрел на них. Пролетела пчела, не обрадовался он и ей. Шел третий час, кончился второй завтрак.
Он был печален. Никто и ничто не рассеяло тьмы за вторым завтраком, и Типтон с облегчением ушел, поскорее выпив кофе.
Стремясь на воздух, к одиночеству, он вышел на террасу, где воздух был – одиночества не было. Посмотрев на коров неполную минуту, он заметил, что сверкнул монокль и рядом появился Галли.
– А! – сказал Галли. – Вот вы где.
Когда гостишь в английском поместье, хорошо то, что всегда можно юркнуть в свою комнату. Через две минуты Типтон был там; еще через две он понял, что и здесь нет одиночества: раздался стук в дверь, и вошел изящный человек в сером.
Если вы хотите представить, что чувствовал Типтон Плимсол, перелистайте «Лиса Ренара». Ощущение загнанности смешивалось с острой досадой. Даже в сельском доме ты не можешь остаться один. Куда мы катимся?
– Что-нибудь ищете? – грозно спросил он.
Не считаясь с тем, что за очками пылает мрачный огонь, Галахад ответил мягким тоном, который не раз укрощал самых буйных букмекеров:
– Нам надо бы поговорить, мой дорогой.
– Уже говорили.
– Долго, доверительно, о вашем счастье. Вы племянник моего друга…
– Знаю.
– …и я не допущу, просто не допущу, чтобы вы погубили свое будущее. Возьмем быка за рога. Вы любите мою племянницу.
Типтон Плимсол дернулся. Он хотел было все отрицать, открыл рот – и увидел фотографию с розой. Нет, она осталась в комнатке, но он ее увидел; а потому судорожно глотнул, как бульдог, подавившийся хрящом. Галли несколько раз стукнул его по спине.
– Ясно, – сказал Галли, – спорить не стоит. Любите. Все это видят. Почему же вы так странно себя ведете?
– Что значит «странно»?
– То и значит. Многие бы сказали, что вы играете ее чувствами.
– Играю?!
– Чувствами. А вам известно, как относятся к этому порядочные люди? Дядя Чет неоднократно выражал живейшее негодование.
Слова «к черту дядю Чета» трепетали на устах племянника, но он сдержался. Были вещи поважней.
– А она?! – вскричал он. – Она не играет? Это Иезавель какая-то…
– Не Далила?
– Может, и Далила.
– Скорей всего. Иезавель съели собаки.
– Какая мерзость!
– Да, приятного мало. Больно, прежде всего. Что ж, вы обвиняете мою племянницу. Конкретней?
– Она крутит!
– Не понимаю.
– А почему она обнимается со всякими Фредди?
– Обнимается? С Фредди?
– Да. И целуется. Она плакала, а он ее целовал.
– Когда это было?
– Вчера.
Галли все понял. Он был сметлив.
– До рододендронов, – спросил он, – или после?
– После, – ответил Типтон и тут же раскрыл рот, как морской лев, когда он ожидает новую рыбку. – Ой! Вы думаете, она из-за этого плакала?
– Конечно. Дорогой мой, разве можно позвать девушку к рододендронам и не прийти? Нельзя. Они чувствительны. Я все так и вижу. Не дождавшись вас, она добрела до скамейки и заплакала. Проходивший мимо Фредди увидел ее в слезах и по-братски утешил.
– По-братски? Вы так думаете?
– Ни малейших сомнений. Они знают друг друга всю жизнь.
– Да, – заметил Типтон, – их еще называли голубками.
– Кто вам сказал?
– Лорд Эмсворт.
Галли покачал головой:
– Чтобы сохранить здравый разум в Бландинге, не слушайте Кларенса. Ничего такого не помню.
– Он был с ней обручен.
– Ах, кто из нас не был! Не с ней, вообще. Вы были?
– Был, – признал Типтон. – Раз шесть.
– И они вам безразличны?
– Ну, не совсем… Вот Дорис Джимсон… Да, безразличны.
– То-то и оно. Не беспокойтесь, Фредди любит жену.
Типтон немного ожил:
– Вы так думаете?
– Уверен. Исключительно счастливый брак. Целый день воркуют.
– Бывает же! – сказал Типтон и немного подумал. – А двоюродные братья целуют двоюродных сестер?
– Непрестанно.
– И это ничего не значит?
– Абсолютно. Скажите, мой дорогой, а почему вы ушли от этих рододендронов?
– Долго рассказывать, – отвечал Типтон.
Однако он рассказал. Галли вращался в богемных кругах, где чего только не видят, и знал, как нежны и чувствительны страдальцы, как охотно снимают они напряжение напитком. Да, Фредди был прав. Вести свинью к Типтону Плимсолу никак нельзя.
– Так-так, – сказал он, когда рассказ подошел к концу. – Лицо выглядывало из кустов?
– Не просто выглядывало, – поправил обстоятельный Типтон, – оно ухмылялось. И, кажется, сказало «Эй!».
– Вы дали для этого основания?
– Ну, я хлебнул из фляжки.
– А! Она с вами?
– Она в столе.
Галахад поднял бровь:
– Может быть, мне за ней присмотреть?
Типтон закусил губу. Тонущему нелегко расстаться со спасательным кругом.
– Поверьте, – сказал Галли, – она вам не нужна. Я знаю точно, что Вероника влюблена в вас по уши. Пить совершенно незачем.
– Козявка думает иначе.
– Козявка?
– Такая, с голубыми глазами.
– Она советовала хлопнуть?
– Да.
– Она ошибалась. Хватит лимонного сока.
Типтон еще колебался, когда снизу раздался звон меди. Галли был к этому готов и не шелохнулся; Типтон принял это за трубы Страшного суда. Подпрыгнув вершка на два, он спросил:
– Что такое?
– Забавляется кто-нибудь, – ответил Галахад. – Скорее всего, Фредди, не обращайте внимания. Идите прямо к ней.
– К ней?
– Она пошла к себе.
– Нельзя заходить к девушке без приглашения.
– Вы постучите, она выйдет.
5
Лень повторять, что самые лучшие замыслы срываются из-за мелочей. Как вы помните, поэт Бернс особо об этом напоминает. История с гонгом послужит неплохой иллюстрацией.
Галахад не учел, что Вероника принадлежит к тому типу девушек, которые, услышав гонг, бегут узнать, кто ударил в него и зачем. Фредди вешал палочку с приятным сознанием выполненного долга, когда заметил огромные и удивленные глаза.
Состоялся такой диалог:
– Фред-ди, это ты?
– Что – я?
– Ударил в гонг.
– В гонг? А, да. Ударил.
– Почему?
– Не знаю. Захотелось.
– А для чего?
Это могло длиться долго, но тут из гостиной вышла леди Гермиона:
– Кто ударил в гонг?
Теперь ответила Вероника:
– Это Фред-ди.
– Ты ударил, Фредди?
– Э… да. Я.
– Почему?
Вероника сообщила, что уже об этом спрашивала.
– Я шла за альбомом, – пояснила она, – а он ударил.
Из-за зеленой гардины в глубине холла появился дворецкий:
– Кто-то бил в гонг, миледи?
– Да. Мистер Фредерик.
– Очень хорошо, миледи.
Бидж удалился. Получилось так, что Фредди ударил в гонг из прихоти. Из чего? Из прихоти. Ну что вы, не видели! Бывает. Захочешь – и ударишь. Знал бы, что будет такой тарарам, не ударял бы. Вероника сказала: «Ну, Фред-ди», леди Гермиона предположила, что в Америке он лишился последнего разума, и тут ей пришло в голову, что надо немедленно сказать горничной, чтобы та сменила лямки на бюстгальтере. Послала она, естественно, дочь.
Послушная Вероника сказала: «Сейчас, мам-ма» – и ушла в ту комнату, где шила горничная. Леди Гермиона вернулась в гостиную. Фредди, махнув на все рукой, скрылся в бильярдной, где и думал о собачьем корме. А Галахад тем самым пустил Типтона преждевременно.
