Костя кивнул и изложил просьбу: помогите устроить Анну Рудольфовну в стационар психиатрической клиники.
У мудрого и щепетильного старика могли остаться сомнения — его пытаются облагодетельствовать. Услуги — не только коллективу, но и лично врачу — маскируют интригу. Ничего другого, кроме госпитализации дипломатической вдовы, Костя придумать не сумел.
На дачу к Крафтам они ехали на старой, с бегущим оленем на капоте, “Волге” Игоря Петровича. Говорили об Анне Рудольфовне. После слов: “Она, в сущности, добрый человек” — Игорь Петрович задумался и сказал:
— Хотя что значит — добрый? Говорить о милосердии любит. Но ни одного ее доброго поступка я что-то припомнить не могу. Я, знаете ли, тоже не юноша, но у Анны — точно старческий маразм. Уверена, что все наши приятели были когда-то в нее влюблены. И я в том числе. Представляете? Глупость несусветная. Мы с Сергеем, ее покойным мужем, дружили еще с института. Даже не в этом дело. Я и Анна! Полнейший абсурд.
— Почему вы так нервничаете? Она строит матримониальные планы? Женить вас на себе хочет?
— Нет, ни в коем случае, Я для нее мелкая сошка, “старый зануда и педант”, как она меня называет. Но я действительно никогда не был в нее влюблен!
— Что не есть повод рушить иллюзии, помогающие человеку жить. Женщины удачно сказанный комплимент помнят иногда всю жизнь. Массу деталей, фактов собственной биографии забывают, а впечатление, которое они производили в молодости, греет их до гробовой доски. И зачем их остужать?
— Возможно, вы правы. Не знаю.
— Игорь Петрович, а какие у них отношения с Верой Николаевной?
— Верочка умница. Славная, умная девочка. Любого другого может покорить своим спокойствием и чистотой. Да, именно чистотой — это точное слово. Но только не Анну. Такой свекрови врагу не пожелаешь. Сережа, муж Верочки, работает, редко дома бывает, ему рикошетом достается. Да и вообще он для матери идол, кумир и все такое прочее. Есть у Анны еще дочь от первого брака, но она всегда была на положении Золушки. Дали образование, выдали удачно замуж и, кажется, забыли на веки вечные. Константин Владимирович, вас не смущает, что мы, кажется, сплетничаем?
— Нисколько, мы с вами вырабатываем стратегию и тактику терапевтического нашествия.
— Тогда я вам еще скажу. Моя покойная жена называла Анну Крафт артисткой-злодейкой. Анна Рудольфовна умеет быть очаровательной и легко покоряет тех людей, которые ей зачем-то нужны. Во всяком случае, прежде ей это хорошо удавалось. В блестящей карьере мужа она сыграла большую роль. Но она… простите, опять сошлюсь на слова жены. Анна получает удовольствие от унижения людей, вот именно удовольствие, как пьяница от стакана водки. Казалось бы, что за радость пнуть поверженного льва, какого-нибудь отставного министра? О мелких сошках и говорить не приходится.
Костя был уже не рад, что завел этот разговор. В числе его пациенток Анна Рудольфовна определенно никогда не будет. Игорь Петрович к установке “не сплетничаем, а терапию готовим” отнесся со всей ответственностью. Он рассказывал о тех временах, когда Анна Рудольфовна была послихой в одной из европейских стран. Послиха значит жена посла. Слово не симпатичное, вроде зайчихи, но в дипломатических кругах принято как своего рода жаргонизм. На территории площадью два гектара Анна Рудольфовна организовала настоящую деспотию. Любимчики и фавориты-наушники, которых она постоянно меняла, плели интриги, а ниточки она держала в своих руках. Любая характеристика, назначение на должность, марка автомобиля для дипломата, работа для его жены — все и вся свершалось только с ее благословения. Но особенное удовольствие ей доставляла борьба за чистоту морального облика. В советской колонии — в посольстве, в торговом и военном представительствах — много молодежи, все семейные, но, конечно, бывали и измены, и страстные романы. Анна каждый случай, о котором ей доносили, вытаскивала на суд общественности. Ее — на заседание женсовета, его — на партийное бюро. И пошла писать губерния: допрос с пристрастием, а потом — позорите имя советского человека, моральное падение, сегодня жену, завтра родину продадите…
“Явная неудовлетворенность в сексуальной жизни”, — подумал Костя, а вслух спросил:
— Неужели все дипломаты были так безропотны, что позволяли издеваться над собой?
— Конечно, не все, — от страха быть неправильно понятым Игорь Петрович даже затормозил и повернулся к Косте, — не думайте, что каста дипломатов — это некие приспособленцы и убогие духом люди. Ничего подобного. Посольский народ в своем большинстве интеллигентен, умен, образован, способен представлять и защищать интересы своей страны — задача, смею вас уверить, подчас очень непростая. За границей не только по магазинам да ресторанам шляются, а работают, напряженно работают.
— Да, разумеется, я понимаю, — успокоил его Костя. — Далеко нам еще?
— Мы уже приехали.
Загородный дом Крафтов находился в старом дачном поселке, разбитом когда-то в лесу. Мидовские чиновники садоводством и огородничеством не занимались, деревьев не вырубали. Идиллический пейзаж несколько портили строившиеся в поселке новые дома-замки из красного кирпича.
Веру они увидели, когда прошли по дорожке в глубь участка, к дому. В шортах и легкомысленной футболочке, с двумя косичками, заплетенными у висков, она казалась подростком. Костя сначала не узнал ее, а узнав, подумал, что на вид ей можно дать лет тринадцать. Подошел ближе, протянул руку, мысленно прибавил три года — шестнадцать.
Вера стояла на лестнице, прислоненной к летнему душу, и держала в руках ведерко с краской. Дарья на крыше орудовала кистью.
По заляпанному краской лицу Веры, по легкому замешательству, с которым она поздоровалась, можно было понять — их не ждали. Но вышедшая на крыльцо Анна Рудольфовна, давно и медленно стареющая женщина, в шелковом платье, с бусами на шее и браслетами на запястьях, сказала низким, хорошо поставленным голосом учительницы:
— Я уже решила, что вы передумали нас посетить.
Когда Игорь Петрович представил ей Костю, она протянула руку ладошкой вниз — для поцелуя. Но, по-мальчишески решив отомстить за смущение Веры, которую Анна Рудольфовна не сочла нужным предупредить о гостях, Костя пожал руку в перстнях.
— Вы познакомились с моей невесткой? — осведомилась Анна Рудольфовна.
— Только что, — соврал Костя.
После церемонии представления он вернулся к Вере с Дашей, предложил помощь в малярных работах.
Дарья спускаться с крыши душа не желала.
— Почему это мы должны бросать? Из-за них, че ли? — возмущалась она. — Тут немножечко осталось.
